Садриддин Айни - Рабы
— А ну, брат, — позвал начальник, — иди сюда.
— Что господину угодно?
— Я, говорит, тебе не господин, а товарищ. Бери эти халаты и всю одежду и одевайся немедленно, — это все тобой заработано за двадцать лет.
Работник вышел в другую комнату, скинул свои лохмотья и надел все, что ему дали. Входит и смеется:
— Этот наряд мне и не к лицу.
— Ерунду говоришь! — отвечает начальник. — Все, что раньше служило богачам, теперь пойдет на службу трудящимся. Иди покажи красноармейцам, где там у вас ячмень, пускай лошадям засыплют.
— Ой, еще раз спасибо! — кланяется.
Лошадей своих мы поставили в стойла, задали им сена, красноармейцы и партизаны, расстелив шинели, прилегли отдохнуть. Командиры собрались в приемной.
Позвал начальник опять этого работника.
— Покажи-ка хозяйские припасы.
— Пожалуйте! — отвечает и покорно ведет его во внутренний двор. Открыл небольшой амбар, показал припасы. Были там чай, сахар, рис, масло.
Начальник дал ему пудовую голову сахара и несколько пачек чая:
— Кушай на здоровье!
Затем выдал продукты для отряда, с расчетом на день. На амбар снова повесил замок, а ключ отдал работнику.
— Вот, — говорит, — теперь и ты хозяином стал. Он отвечает:
— Хорошо, что раньше не был хозяином, а не то теперь плакал бы, отдавая такие вещи!
Оторвал от сахарной головы бумагу, лизнул сахарную голову и причмокнул:
— Ой, как сладко! Как хорошо!
— А хозяин твой богат был?
— Ой как богат! Один из четырех главных богачей у нас, в Гиждуванском тумене.
— Где же он свои богатства спрятал?
— Он хитер был. Как только началась война, он свои богатства день и ночь вывозил отсюда. Вчера ночью, когда эмир отсюда убежал, из дома Абдуллы-хозяйчика, хозяин мой последнюю арбу вывез. Переправился через Зеравшан и теперь где-нибудь по Каршинской степи бежит.
— А жена у тебя есть?
— Да на какие же средства мне ее было взять, бедному человеку?
— Женись, — говорит начальник. — Возьми с этого двора пару быков да соху. Выбери на хозяйской земле участок, паши, хозяйствуй сам.
Отдохнув и подкрепившись, отряд наш снова пошел в погоню за эмирскими беглецами.
А на другой день в Гиждуван прибыл ревком и объявил, что змирское имущество, а также имущество бежавших с эмиром чиновников и купцов отходит в государственный фонд, но имущество частных лиц, оставшихся на месте, остается в распоряжении хозяев.
В тот же день тот работник, который водил начальника нашего отряда по дому, позвал несколько человек других работников, разрыл с их помощью навоз в углу двора и вытащил из этого угла сундуки со всяким добром, кипы мануфактуры и черт его знает, что еще там!
Оказалось, что этот работник и был хозяином всего этого дома, переоделся в тряпье и остался сам сторожить свои сокровища.
Вот как он нашего начальника вокруг пальца обкрутил! И с тех пор — конец! Уж никакими охами и вздохами и никакими лохмотьями меня не проведешь! Баста!»
Урман-Палван, выслушав этот рассказ, засмеялся:
— Вот и выходит по той же пословице: «Не верь чужим слезам, верь своим глазам!»
Председатель встал, отпуская Урман-Палвана. Прижимая руку к сердцу, Урман-Палван откланялся.
— А что касается оружия, то завтра я все сдам. И список завтра же представлю.
— Да, да, обязательно завтра.
В прихожей сидели Хаит-амин и Бозор-амин, ожидая своей очереди идти к председателю.
Проходя мимо, Урман-Палван шепнул:
— Придется сдать. Из негодных. По одному, по два, не больше.
* * *Утром, когда Урман-Палван сидел в своем продкоме, к нему пришли вчерашние бедняки с жалобой на неправильное изъятие у них пшеницы.
Урман-Палван встретил их приветливо.
Он позвал своего писаря и велел записать имена жалующихся.
Пока писарь готовил бумагу и чернила, Урман-Палван спрашивал:
— Я забыл, как твое имя?
— Эргаш Бобо-Гулам.
— Запишите, писарь. Эргаш добавил:
— А жалуюсь на то, что забрали у меня два пуда пшеницы да ячменя пуд.
— Это нам сейчас не надо знать. Мы проверим, тогда и запишем. А твое имя?
— Кулмурад Баймурад.
— Так. Пишите. А тебя как звать?
— Рузи Ташпулат.
— А тебя?
— Сафар-Гулам…
Так вошли в список Атаджан, Шадим, Шукур, Гаиб, Истад, Нор-Мурад и некоторые их односельчане. Урман-Палван взял список:
— Вы не расходитесь, подождите, я сейчас проверю и приду. Эргаш улыбнулся, когда Урман-Палван вышел:
— Палван совсем мягким человеком стал. А?
— Это наше время его размягчило. При эмире ему уста и топором нельзя было разрубить. Верно, узнал, что комиссия из Бухары приехала, вот и поджал хвост.
Сафар-Гулам вздохнул:
— Большой пользы от революции нам пока что-то не видно. А маленькая польза хоть в том есть, что такие звери ходят с поджатыми хвостами.
Шади посмотрел на Сафар-Гулама.
— Ты говоришь: «Пользы не видать». Это бы уж ладно! Тут хуже: пока нам один убыток. Ты, бывало, говорил: «Победит революция, настанет счастье для бедняков и рабов». А где же оно, это счастье? Выходит, ты обманывал?
— Если ты посадишь дерево, надо четыре года ждать, пока оно даст плоды. Надо подождать, пока революция укрепится, примется на нашей земле. Ведь времени-то прошло мало.
Разговор прервался. В продком вошли вооруженные милиционеры, и начальник велел крестьянам выйти во двор. Урман-Палван не возвращался.
Крестьяне, решив, что ждать можно и во дворе, вышли туда.
— Что это за люди? — спросил председатель комиссии, просматривая список.
— Они здесь поименованы! — ответил Урман-Палван.
— Я про их социальное положение спрашиваю. Богачи они или бедняки, крестьяне или скотоводы?
— По внешности бедняки, на деле такие же бедняки, как ваш гиждуванский бай. Они стада своих баранов угнали в степь, к Кызыл-Кумам. Нарядились в рванье, а дома у себя не только оружия, но и паласа не оставили.
— Узбеки они или таджики?
— Есть и узбеки, есть и таджики, и арабы.
— У вас в тумене иранцы тоже есть?
— Есть. Но не сами приехали, не переселенцы, а потомки рабов. В прежнее время туркмены таких пригоняли сюда на продажу.
— Как же рабы оказались богачами? У них ни воды, ни земли не было. Откуда ж у них богатство?
— От бога. Вы же знаете: Абдулла-хозяйчик тоже потомок рабов, а при эмире был одним из первых богачей Гиждуванского туменя.
— Но в списке не указано, где, в каких деревнях живут эти люди, где можно их захватить.
— Говорят: «На охотника и зверь бежит». К счастью, они сами пришли ко мне, жалуясь, что наши работники несправедливо забрали у них пшеницу. Я знал, что у всех у них есть оружие, составил список, а их задержал в своей комнате.
— Вы говорите, что дома они оружие не держат. Где же мы его найдем?
— Поэтому я и не указал их местожительства. От этого никакой пользы нам нет. Но добыть у них оружие мы сумеем.
— Как же это?
— Арестуйте их. Прижмите покрепче. Дня два-три подержите в арестантской. А потом я к ним зайду и так поговорю с ними, что они оружие выдадут.
— Ну, ладно. Попробую их прижать, — согласился председатель.
