Джирджи Зейдан - Аль-Амин и аль-Мамун
— Если ты укажешь мне место, где скрывается этот человек, — девушка твоя.
Ибн аль-Фадль попросил Зубейду написать записку к управительнице Фариде, чтобы он мог беспрепятственно проникнуть во дворец. Юноша заметил, что в городе начались беспорядки, и нанял несколько бродяг на тот случай, если управительница откажется выдать Маймуну и ему придется ее похитить. После этого он отправился с ними во дворец аль-Мансура.
Управительница любезно приняла гостя. Она спросила, по какому делу он явился, и Ибн аль-Фадль протянул записку от Зубейды. Тут Фарида вспомнила, что Садун наказывал ей ни под каким видом не выпускать Маймуну из дворца. Но она нашла, что ничего дурного не случится, если она допустит к девушке Ибн аль-Фадля. Фарида прошла в комнату Маймуны и сообщила, что сын визиря аль-Фадля желает ее видеть. Аббада, сидевшая рядом с девушкой, возмутилась:
— Нам не о чем говорить с этим юношей!
— Но он пришел сюда по приказу нашей госпожи Зубейды, — возразила Фарида.
Когда Аббада услышал имя Зубейды, сердце у нее упало. Почуяв недоброе, она бросилась к ногам управительницы и стала умолять не впускать к ним Ибн аль-Фадля, но Фарида не вняла ее просьбам.
Ибн аль-Фадль вошел в покой, когда уже были зажжены свечи. Маймуна сидела в черном платье. Суровые дни заточения придали несколько бледный оттенок ее коже и сделали более тонкими черты лица. На устах Ибн аль-Фадля застыла заискивающая улыбка, а в глазах запылало вожделение. При виде юноши Маймуна вздрогнула и отвела глаза в сторону. Ибн аль-Фадль подошел к ней, поздоровался и спросил:
— Маймуна, неужели ты не узнаешь меня?
— Нет, — сухо ответила девушка.
— Как, ты не помнишь того, кто пылает к тебе любовью и готов стать твоим рабом? Я — Ибн аль-Фадль!
— Я слышала это имя, но всякое упоминание о нем причиняет мне боль, потому что твой отец заставил меня надеть это траурное платье.
— Достаточно одного твоего слова, — вкрадчивым голосом обратился к ней Ибн аль-Фадль, — и я берусь заменить его на праздничное, а твои черные дни превратить в белые, словно снег.
— Я уже привыкла к черному цвету, — не поднимая головы, отвечала Маймуна, — и не желаю менять его на другой.
— Ты будешь одеваться во что хочешь и делать все, что твоей душе угодно, только прояви сочувствие к человеку, умирающему от любви к тебе. Маймуна, я люблю тебя, но, увы, волею всевышнего мне отказано во взаимности!
С этими словами он опустился на колени и хотел было коснуться ее руки, но Маймуна отпрянула, словно ей грозил укус скорпиона.
Отвращение девушки глубоко задело самолюбие Ибн аль-Фадля. Он поднялся с пола и с угрозой в голосе сказал:
— Маймуна, я пришел умолять тебя именем моей любви, но если тебе этого мало, я найду другую возможность овладеть тобой!
— У тебя такой возможности нет. Оставь меня в покое и найди кого-нибудь другого. Ведь кругом столько девушек.
— Мне не нравится никто, кроме тебя, и доказательством тому — постоянство моей любви, несмотря на то, что ты меня отвергаешь. Не пора ли тебе сжалиться надо мной?..
— Довольно об этом! — прервала его Маймуна.
— Тогда вот что я должен тебе сказать! — крикнул Ибн аль-Фадль в ярости. — Если ты продолжаешь упрямиться, я буду жесток и беспощаден, — пусть это и противоречит моим правилам.
— Мы находимся в доме эмира верующих, и ты здесь не хозяин, — по-прежнему не глядя на юношу, отвечала Маймуна.
— Я могу увести тебя силой, потому что при мне отряд воинов, а в моих руках — разрешение от матери халифа.
— До сих пор я считала тебя благородным и воспитанным юношей, — не сдержалась Аббада, которая до сих пор молча слушала их разговор. — Неужели тебе не достаточно того, что ты услышал от Маймуны? Оставь девушку в покое. Да будь я на твоем месте, знай я, что меня не любят, ноги бы моей здесь больше не было.
— Если бы она не ранила так тяжело моего сердца и не переполнила бы чашу моего терпения, я бы оставил ее в покое и перестал преследовать. Но теперь мне хочется ей доказать, что я что-нибудь да значу! Ведь в Багдаде есть сотни дочерей военачальников и эмиров, которые желают добиться моей благосклонности.
Затем Ибн аль-Фадль повернулся к Маймуне:
— Подумай хорошенько о том, что я сказал, и не вынуждай меня прибегнуть к силе, потому что у ворот дворца стоит отряд воинов, ожидающих моих приказаний.
Сердце девушки сжалось от страха, и она воскликнула:
— О боже! Где охрана?
— Юноша, мы и так претерпели из-за тебя множество несчастий, — взмолилась Аббада. — Если бы ты знал, сколько горя мы пережили, то сжалился бы над нами!
В это время раздался стук в дверь; Маймуна решила, что это идут нанятые Ибн аль-Фадлем воины, й закричала:
— О боже! Неужели моим мучениям не будет конца? Господи, услышь мою мольбу и призови меня к себе! Ведь я уже вдоволь настрадалась на этом свете!
Горе и отчаяние переполняли девушку, и она, вся в слезах, больше не владела собой:
— Где вы, Сельман и Бехзад? За что мне такие мучения?
Аббада, стоя рядом с Маймуной, успокаивала ее, а в это время у нее самой по щекам градом катились слезы.
Ибн аль-Фадль знал, что бродяги не явятся сюда без его приказа, и потому вышел поглядеть, что случилось. У дверей он нашел слуг и узнал от них, что во дворец прибыла мать халифа.
Все удивились столь позднему визиту Зубейды. А причиной ее приезда было беспокойство о сыне. С тех пор как она покинула Замок Вечности, ее не покидало чувство тревоги. Зубейда прибыла к себе во дворец, а смятение и страх неотступно следовали за нею. Ее сердце предчувствовало неминуемую беду. Зубейда улеглась в постель, но не смогла заснуть. После полуночи к ней прибежала управительница и сообщила:
— Гонец из Замка Вечности разыскивает эмира верующих!..
— Что? Разыскивают моего сына? — вскричала Зубейда. — В моем дворце? Где он может быть? Ведь сегодня вечером мы простились с ним в его замке. Позови гонца!
К ней впустили гонца, и она спросила:
— Что случилось с эмиром верующих?
— Госпожа, мы ничего не знаем… Обыскали каждый уголок замка, но господина нашего нигде не нашли.
Зубейда вскочила с постели, накинула покрывало и поспешила в Замок Вечности. Там она обыскала все комнаты, но так и не нашла аль-Амина. Потом у нее мелькнула мысль, что, может быть, он отлучился по делам и скоро вернется. Зубейда почти до самого рассвета прождала сына, но его все не было. Тогда она решила, что аль-Амин отправился в город аль-Мансура, чтобы укрыться в своем дворце. Она прибыла туда, вызвала управительницу и стала расспрашивать о халифе, но та не смогла сообщить ей ничего нового.
— Я заметила у дверей группу бродяг. Кто их привел? — спросила Зубейда.
— Ибн аль-Фадль, госпожа, — ответила Фарида. — Он пришел ко мне с вашим письмом, и я провела его к Маймуне.
Услышав это имя, Зубейда вскипела от ярости, потому что считала эту девушку источником всех своих несчастий.
— Где она?
— В своей комнате, госпожа.
Зубейда не могла ждать, пока приведут Маймуну, и сама бросилась к ней. В дверях она повстречала Ибн аль-Фадля, тот поспешил посторониться, чтобы дать ей дорогу. В комнате Зубейда застала Аббаду, стоявшую рядом с внучкой.
— И ты здесь! — набросилась Зубейда на старуху. — Да пропади ты пропадом, старая карга! Это из-за тебя мне пришлось перенести столько страданий. Что за нечистая сила занесла тебя во дворец?
Аббада опустила глаза и молчала, потому что не знала, что отвечать, как объяснить свое присутствие во дворце. Тогда Зубейда обратилась к Маймуне:
— Теперь тебе самое время признаться, где находится этот жалкий изменник, именуемый Бехзадом. Я знаю, что он в Багдаде и что все наши беды — дело его рук. Говори, где он?
— Госпожа, — отвечала насмерть перепуганная Маймуна, — ведь я узница в этом дворце, откуда мне знать, что происходит за его стенами?
— Ложь! Ты все время поддерживала связь с Бехзадом через его слугу, Сельмана.
— Спросите у госпожи управительницы, — оправдывалась Маймуна. — Не знаю я никакого слуги. Сжальтесь надо мной, ради бога, госпожа! Я уже столько натерпелась, что глаза мои не просыхают от слез.
— Сжалиться над тобою… — усмехнулась Зубейда. — С какой стати? Да будь моя воля, я бы не задумалась ни на минуту и придушила тебя собственными руками!
Затем Зубейда повернулась к Ибн аль-Фадлю, который все еще стоял в дверях, и закричала:
— Забирай эту девчонку! Теперь она твоя. Делай с ней все, что пожелаешь. А с этой проклятой старухой я рассчитаюсь сама!
Услышав эти слова, Аббада повалилась Зубейде в ноги:
— Поступай со мной, как тебя заблагорассудится, но смилуйся над этой девушкой! Видит бог, она ни в чем не виновата. Я уже просила тебя за эту сироту и опять припадаю к твоим ногам. Ты ведь мать и тебе ведома материнская жалость. Прояви к ней милосердие… Накажи лучше меня, я не страшусь смерти.
