Татьяна Беспалова - Генерал Ермолов
Из Грозной пришли тревожные вести. Мадатов, Износков, Переверзев, младшие офицеры — все были на совете. По очереди читали и перечитывали письмо командующего, писанное им в Грозной и отправленное Мадатову две недели назад:
— Давай-ка ещё раз, Михаил Петрович, — сказал Мадатов. — У тебя глаза молодые, мысли светлые. Хочу послушать ещё раз. Хочу знать ваше суждение, господа офицерство.
— «Целую тебя, любезный мой Мадатов, и поздравляю с успехом, — начал Переверзев. — Ты предпринял дело смелое и кончил его славно. Весть о том, что Коби освобождена от осады, порадовала меня чрезвычайно. А теперь должен я, любезный князь Валериан Григорьевич, стеснить твою деятельность. Того требуют новые обстоятельства. Потерпи немного, не далеки те времена, когда на службе Царю нашему полезна будет храбрость твоя и усердие. А ныне прошу спешить в Грозную. Здесь нам предстоят нелёгкие дела. Крепость полностью готова. Возведены все шесть бастионов, привезены батарейные орудия. Все мы здоровы и твой приятель, юный Цылов[35], передаёт тебе преогромный привет. Мы бодры и преисполнены решимости для новых дел. И это несмотря на то, что редкая ночь проходит для нас без тревоги. Чеченцы день ото дня становятся всё отважней. Выстрелы по ночам то и дело поднимают гарнизон в ружьё. Солдаты, проводящие дни на работах, а ночи без сна изнуряются. Ввиду всего этого решился я наконец проучить чеченцев, чтобы отвадить их от нашего лагеря. Приказал я пятидесяти отборным казакам из своего конвоя ночью выехать за цепь на назначенное место и затем, подманив к себе чеченцев, бросить пушку, а самим уходить врассыпную. Готовились к делу с вечера. Осмотрели местность, измерили расстояния, навели орудия. С наступлением ночи казаки вышли из лагеря, а канониры с пальниками в руках расположились ожидать появления горцев. Нам, старым охотникам, этот манёвр напомнил картину волчьей засады, каковые устраивают крестьяне в наших степных губерниях. Пушка оказалась отличной приманкой, горные волки попались в ловушку. Чеченские караулы, заметив беспечно стоявшую сотню, дали знать о том в соседние аулы. Тысячная их толпа на рассвете вынеслась из леса. Казаки, проворно обрубив гужи, бросили пушку и поскакали в лагерь. Чеченцы их даже не преследовали. Они спешились, столпились около пушки, принялись советоваться, как утащить её в лес. Я отдал команду, и шесть батарейных орудий ударили по ним картечью, другие шесть — гранатами. Все заряды попали точно в цель. Через минуту на поле лежали сотни исковерканных трупов конских и людских. Уцелевшие впали в паническое состояние. Они не решались бежать, принялись поднимать убитых. Между тем мои канониры вновь зарядили орудия и вновь грянул залп. Только тогда очнувшиеся чеченцы бросились бежать в разные стороны. Мы насчитали на месте побоища не менее двухсот трупов. Надеюсь, эта моя затея послужит для чеченцев хорошим уроком и надолго отобьёт охоту к ночным нападениям.
Ведомо мне, что ждут от нас чеченцы. Мыслят они, что войска наши, как прежде, пойдут напролом, погонятся за ними, застрянут в лесах, штурмуя завалы. Жестоко же ошибаются они! Решил я, и строго придерживаюсь этого решения, не давать им ни единого случая к лишнему выстрелу. Надеюсь, что такая тактика утомит чеченцев, поселит в них уныние и подорвёт последнюю дисциплину. Известно ведь и тебе, Валериан Григорьевич, что в наскоро собранных шайках дисциплина держится только во время беспрерывных битв или набегов.
Долгое время штурмовать русский лагерь они не решались, искали помощи. И вот, месяц тому, доходит до меня слух о тайных сношениях между Чечней и Дагестаном. Чеченцы будто ездили к аварскому хану и старались представить ему постройку крепости на их земле как посягательство на вольность всех кавказских народов. Предрекали, дескать, и Дагестану горькую участь, если русские не будут остановлены общими силами. По имеющимся у меня сведениям, посольство имело полный успех. Тебе известно, как неприязненно дагестанские владетели смотрят на возведение Грозной. Чуют, что я не остановлюсь на этом, но на сторону наших врагов пока не переходят. С Йовтой ты покончил — и это славно. Теперь сообща возьмёмся за Нур-Магомета, которого Дагестанские владетели отправили к Грозной во главе большой партии охотников. Я знаю: чеченцы ожидали прибытия лезгин с нетерпением, а между тем просили помощи и от соседних кумыков и от качкалыковцев.
В нашем лагере день ото дня становится всё тревожнее. Мегти-Шамхаль[36] из Тарков и Пестель[37] из Кубы доносят одинаково: в горах зреет дух мятежа, Дагестан накануне восстания. Я принимаю меры. Пестелю приказано было немедленно вступить с войсками в южный Дагестан. К кумыкам отправлена депеша, в которой я объявил, что ежели чеченцы, живущие на кумыкских землях, осмелятся поднять оружие, то не только этот народ будет наказан совершенным истреблением, но и кумыкские князья поплатятся своими головами. Я сам, лично, поведу войско в их земли!
Напуганные моими обещаниями, кумыки пока остаются спокойными. Но в засунженских аулах среди чеченцев тотчас проявились необыкновенное оживление, деятельность и приготовление к чему-то решительному.
Одна из наших колонн, высланная под командой подполковника Верховского в лес за дровами, была атакована так яростно, что из лагеря пришлось отправить в помощь к ней батальон кабардинцев с двумя орудиями. Двадцать девятого июля нападение повторилось: чеченская конница внезапно, среди белого дня, бросилась на наши отводные караулы и едва не ворвалась в лагерь, но сто пятьдесят казаков, выскочившие на тревогу, с Василием Алексеевичем[38] во главе, опрокинули и прогнали её. Нападавшие понесли большие потери.
В довершение всех напастей Мустафа Ширванский не унимается. Доносят мне друзья из-за гор, и разведка Вельяминова подтверждает эти сведения, что снарядил двоедушный сей человек обоз из двадцати пушек. При нём боеприпасы, порох. С дагестанских владетелей не малую мзду за это взял. Караван вышел из Ширвани с месяц назад. Со дня на день должны подойти они к Грозной. Одна надежда: свои ж союзнички пограбить польстятся, как это у них заведено...»
— Далее Алексей Петрович пишет о личных делах, — сказал Михаил Петрович, откладывая письмо в сторону.
— Ну что, братцы, головы повесили? — улыбнулся Мадатов. — Хорошо нам было в Кетриси, уютно. Но пора, пора собираться в дорогу. Я решил: выступаем послезавтра. Идём скорым маршем — надо вовремя успеть к месту возможной баталии.
— Можно зайти им с тыла, — предложил Износков. — Как станем спускаться с нагорья, так и влупим из пушек!
— Наша главная задача — доставить в целости обоз с боезапасом, а там видно будет, когда лучше ударить, — ответил генерал.
* * *
Мадатов не давал им ни сна, ни роздыха. Едва выскочив из леса в узкую колею, помчались едва ли не галопом. Волы выбивались из сил. Ободья колёс громыхали в каменистой колее. Оси надсадно скрипели. По счастью, дорога оказалась свободной от обвалов. Их не беспокоили нападениями притаившиеся в горах шайки. Фёдор с Петрухой Феневым и ещё двумя казаками из их станицы уходили в рейды по горам. Уходили налегке, освободив торока от лишней обузы, оставляя при себе лишь боеприпас и бурку. Они далеко опережали обоз и войско, двигались скрытно.
В один из дней вынесла их нелёгкая на окраину аула. Сакли смотрели на лесистый склон безымянной горы пустыми глазницами окон. Черно было в немых провалах дверей. Не вились дымы над крышами, Лишь одичавшие кошки шастали по пустынным улицам. Петруха Фенев остановил коня.
— Не чума ли? — прошептал Фёдор.
Его взгляд обшаривал пустынные улочки. Вот прилепившийся к стене каменной сараюхи тандыр. Вот коновязь, ясли, вертел над выложенным камнями очагом. Вот старый тополь. Раскидистая крона его, словно ажурный полог, прикрывает небольшой домишко, всего-то в два оконца. Рядом крытый досками навес, под навесом кузнечный горн и наковальня. На столбах навеса, на крюках развешан инструмент кузнеца. Тут же рядом, на верстаке, разложены заготовки — прутья, чушки, деревянные ящички. Наверное, в них хозяин кузницы держит гвозди. Всё мёртвым мертво. Он перебегал взглядом с предмета на предмет, от стены к стене, от крыши к крыше. Внезапно на краю зрения мелькнула тень, еле уловимое движение. Лошадь? Невысокая, молодая кобылка? Нет, живое существо двигалось стремительно и беззвучно. Оно пряталось! Кого может бояться дикий зверь или домашняя скотина в покинутом селении при ясном свете полуденного солнца? Нет, это человек! Вон, вон снова мелькнула фигура в чёрных одеждах, голова закрыта башлыком. Спряталась за широким стволом тополя. Задержалась на несколько мгновений, будто нарочно хотела, чтобы её заметили. Человек! Женщина?
