Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том II
Можно представить себе, как позднее магистр говорил эмиру: «Не надо принимать всё это всерьёз. Пусть король и дальше думает, что всё здесь зависит от него, а наше соглашение мы реализуем чуть позже». Обычное дело. Некомпетентный начальник вмешивается в дела помощников-профессионалов. А потом подобные глупые истории порождали среди крестоносцев мифы о том, что предатели-тамплиеры снюхались с мусульманами, и эти мифы имеют хождение до настоящего времени.
Говорили, что во времена Фридриха II армией Дамаска командовал бывший тамплиер, сохранивший верность Христу. Этому тамплиеру была так же доверена опека над малолетним наследником. Умирающий султан Аль-Муаззам будто бы полагал, что верность тамплиера является лучшей гарантией независимости Дамаска от притязаний брата Аль-Муаззима, Аль-Камиля, правившего Египтом.
Правдивость этой истории вызывает большие сомнения. Даже если существовал некий франк, от корого много зависело в делах Дамаска, вряд ли это был тамплиер, максимум — рыцарь, некоторое время служивший вместе с тамплиерами, не принимая обетов. Но рождение мифа о тамплиере, который едва ли не командовал Дамаском, само по себе весьма примечательно.
Дружелюбие мусульманского Дамаска к христианам было общеизвестно. Ещё со времён Иоанна Дамаскина христиане могли претендовать в этом городе на весьма высокое положение. Так же всем известна была вековая дружба между Орденом Храма и Дамаском. Дружба, скреплённая кровью на поле боя под Ла-Форби. Союз Ордена и Дамаска — великий союз. Если бы сегодня некие мусульмане и христиане решили объединиться ради общих религиозных целей (а таковые, безусловно, есть) они могли бы взять своим девизом слова: «Дамаск и Тампль».
Между мусульманами и палестинскими франками (в первую очередь — тамплиерами) существовало необычное джентльменское соглашение. Если они заключали перемирие, а с Запада вдруг шёл крестовый поход, палестинские франки имели право нарушить перемирие. Мусульмане как бы говорили рыцарям-соседям: «Мы хорошо понимаем, что вы не можете нести ответственность за действия ваших европейских единоверцев, и не поддержать их вы тоже не можете. У вас с нами — одна земля, у вас с ними — одна вера. Вера важнее». Это хороший пример политического благородства мусульман.
Дружеские связи между франками и мусульманами на Святой Земле ближе к финалу крестовых походов не только не слабели, но и напротив — крепли. Не прекращая смертельной схватки, они как-то совсем уж сроднились. Легендой стали добрые отношения с мусульманами великого магистра Ордена Храма Гийома де Боже.
С султаном Калауном де Боже связывала дружба, и это не сильно смущало латинскую аристократию Востока. В 1281 году, когда Калаун вёл с франками переговоры о возобновлении перемирия, против султана созрел заговор. Франки узнали об этом и предупредили султана.
Любопытный, кстати, момент — франки лучше самого султана знали, что творится у него при дворе. Орден Храма на Востоке довёл работу своей разведслужбы до такого уровня, какой Западной Европе и не снился. Де Боже располагал многочисленными осведомителями, в том числе в Каире. Основным был эмир Салах, занимавший при султанском дворе весьма высокое положение. Один хронист писал: «Сей эмир Салах имел обыкновение предупреждать магистра Храма на благо христиан, когда султан желал как-либо уязвить последних, и стоил он магистру хороших даров каждый год». Когда Калаун решил разорвать перемирие и напасть на Триполи, де Боже получил об этом информацию и предупредил власти Триполи.
Как видим, «дружба» де Боже с султаном Калауном носила характер несколько. восточный. Магистр мог дружить с мусульманами, но действовал всегда только на благо христиан. Да султан не сильно и обиделся на де Боже за то, что он попытался поломать его планы в отношении Триполи.
Правители Востока, бесконечно враждуя между собой, не просто терпели тамплиеров, но и очень в них нуждались, как в некой третьей силе, помогающей удерживать ситуацию в равновесии.
Был, например, такой случай. В 1285 году султан Калаун отказался вступать в переговоры с царём Армении Левоном II, когда тот желал заключить перемирие. Левон обратился к Ордену Храма. К султану пришёл командор тамплиеров Малой Армении с устным посланием от Левона и письмом от магистра Храма, где было прошение, чтобы послы Левона могли явиться ко двору султана. До этого армянских послов просто арестовывали и не давали ответа. Но раз уж просят сами тамплиеры.
Все эти тонкости, нюансы и хитросплетения восточной политики Ордена воспринимались на Западе с дубовой простотой и прямолинейностью: либо мы сражаемся, либо предаём христиан. Во время процесса против Ордена инквизиторы старательно пытались выудить из допрашиваемых доказательства того, что тамплиеры снюхались с сарацинами и предали христианство.
Гуго де Норсак, допрошенный 8 мая 1311 года, показал: «Часто разговаривали с сарацинами и Гийом де Боже, магистр Ордена, и брат Матье Дикарь. Они завязали большую дружбу с султаном и сарацинами и оный брат Матье вёл с ними разговоры, а брат Гийом содержал несколько сарацин на жаловании».
Пьер из Нобильяка, сержант Ордена, допрошенный 10 мая 1311 года, показал: «Оный брат Гийом де Боже водил большую дружбу с султаном и сарацинами, ибо иначе ему было бы невозможно за морем выжить со своим Орденом».
Бесхитростный сержант из Нобильяка явно понимал в реальной восточной политике больше, чем многомудрые европейские судьи Ордена. Подобные показания свидетельствуют лишь об одном — если бы не изощрённое лавирование и балансирование тамплиеров, остатки Иерусалимского королевства пали бы куда раньше. А о предательстве христианства и речи не шло. В игры с мусульманами тамплиеры никогда не заигрывались. Если, к примеру, Тевтонский Орден в Прибалтике преспокойно заключал союзы с язычниками против христиан, то никогда и ничего подобного не позволял себе Орден Храма на Святой Земле. Любые союзы тамплиеров с мусульманами всегда были направлены только на защиту христиан и никогда не шли им во вред. Тамплиеры никогда не приносили свои религиозные убеждения в жертву сиюминутным политическим выгодам. Политики вне религии для Ордена Храма вообще не существовало.
Главным результатом крестовых походов стало великое бракосочетание Запада и Востока. Встретившись в непримиримой вражде, две грандиозных и столь непохожих друг на друга цивилизации, не только познакомились, но и породнились.
Киплинг писал: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, им никогда не сойтись». Но это не более чем миф, типичный для британского колониализма. Киплинг был прав лишь в одном — Запад и Восток принципиально различны, они находятся на противоположных полюсах, но это полюса одного процесса. Мужчина и женщина тоже принципиально различны, но ни для кого не тайна их взаимное притяжение, и вне этого притяжения не может существовать жизнь. Мужчина и женщина создают семью — самый естественный и самый важный союз на свете.
Таким же естественным и важным было состоявшееся на Святой Земле бракосочетание Запада и Востока. Вне этого великого союза земная цивилизация не может достичь своей полноты, она всегда будет оставаться однобокой и ущербной. А Орден Храма был ребёнком, родившимся от брака этих цивилизаций, от союза непримиримых, но вечно стремящихся друг к другу начал — западного и восточного.
Орден Храма, по природе своей западно-восточный, должен стать любимым ребёнком человечества, если оно хочет гармонии. Известно ведь, что, когда мать с отцом поссорятся, их лучше других примирит ребёнок, потому что каждый из родителей видит в ребёнке отражение Может ли Земля существовать без Ордена?
* * *Шах уже третий день не мог прийти в себя — ходил мрачнее тучи, на вопросы отвечал коротко и отрывисто. Сиверцев, наконец, решил, что надо, поменьше церемонясь, все же попытаться вывести Шаха из ступора:
— Может быть, уже довольно, мой господин, заниматься самоедством? — спросил Андрей таким тоном, как будто Шах был его слугой.
— Самоедство? Шах мрачно поднял бровь. — Русские словечки. Такого я ещё не слышал. А ведь это очень точно.
— И очень скверно, мой господин.
Шах трижды молча кивнул головой. Потом глухо заговорил:
— Ты читал арабские сказки?
— Читал, но не знаток.
— Я — глупый джин. Позволил загнать себя в бутылку вместе со всей общиной, так что и младенец мог заткнуть горлышко пробкой. Из-за моей преступной самонадеянности могли погибнуть все до единого — глупо, бессмысленно, без боя. Несколько десятков человек могли заживо сгореть в подземелье лишь из-за того, что старый дурак забыл применить остатки своих мозгов по назначению. Понимаешь ли — забыл! Не-по-ду-мал! В любой армии мира меня за это расстреляли бы по приговору трибунала.
