Анатолий Аргунов - Студенты. Книга 2
Командир срочно вызвал лейтенанта медицинской службы Мартынова.
— В чем дело, доктор? — строго спросил командир полка.
— Не знаю!
— Не знаю! Где его полетная медкарта?
Савва протянул книжку.
— Вроде бы все в норме: температура, дыхание, пробы… Что думаешь, доктор? Что могло случиться с Подкопаевым?
— Что-то очень серьезное — сейчас трудно предположить.
— Но все же?
— Стенокардия. Острый инфаркт… нарушение мозгового кровообращения… тромбоэмболия.
— Тромбоэмболия… Ты головой отвечаешь, доктор, если что-то с его здоровьем, понял?
— Так точно, товарищ полковник.
— Пришлют детский сад на серьезную работу, вот и мучайся… Как там Подкопаев, молчит… — спросил командир майора Дымова.
— Молчит, товарищ полковник, но самолет ведет ровно и прямо на аэродром.
— Дай связь — обратился командир к Дымову. — «Первый». «Первый!» Я «Вышка!» Ответь мне Витя, ответь сынок…
— Разрешите посадку, товарищ полковник, — прохрипел в динамике голос капитана Подкопаева.
— Разрешаю!
Самолет Подкопаева на какое-то время завис над аэродромом, потом чуть клюнув носом, пошел на посадку.
— Не так садится? — пробормотал про себя полковник. — Отлично, Витя, отлично. Садись, мы тебя ждем, капитан — уверенно произнес он в микрофон.
С трудом самолет сел и покатился по дорожке, не останавливаясь.
— Ты сел, Витенька, сел! — закричал полковник. Молодец! Все отлично! Выключи двигатель и стой! — продолжал кричать в микрофон полковник.
Но никто не отвечал больше в динамике. Наконец, мотор заглох. Все бросились к самолету. В кабине сидел мертвый капитан Подкопаев.
На вскрытии нашли аневризму дуги аорты, врожденную патологию, которая себя ничем долгое время не проявляла. Однако предельная нагрузка на сверхзвуковом истребителе сделала свое дело — произошло кровоизлияние. С медицинской точки зрения то, что Подкапаев сам посадил самолет — абсурд. Как смог Витька не разбить машину, остается загадкой для всех до сих пор. При разрыве аневризмы и кровотечении смерть наступает моментально.
Капитана Подкопаева похоронили со всеми воинскими почестями, с трехкратным залпом из автоматов. Савву Николаевича никто ни в чем не обвинял, да и обвинять-то было не в чем. На рентгене такие аневризмы не видны, а компьютерных томографов тогда еще не было. Но Савва Николаевич не мог простить себе ошибку. Почему не настоял на ЭКГ, может хоть что-нибудь могло повлиять на исход того полета? Но не стал настаивать, не стал портить отношения с другом.
Вот они, наши грехи — ценою в жизнь…
— Савва Николаевич, Вам пора на обход, — снова заглянула главная медсестра. Может отменить? — видя состояние шефа, спросила она.
— Нет, нет, я сейчас, я уже иду…
Бесспорно, ошибка ошибке рознь! Это понятно. Не понятно другое — отчего почти никто никаких выводов не делает. Все почему-то считают: ошибаются дураки или полные идиоты, а когда оказываются сами в роли ошибившихся, чешут затылок — как же так? Вроде все предусмотрел… И на тебе, получай оплеуху…
Савва Николаевич, как и большинство его коллег, учился на собственных ошибках, но с годами понял — лучше семь раз отмерить, чем получать обухом по голове, и стал осмотрительнее подходить к решению проблем. Нет, с возрастом он не стал менее рисковать, особенно, если это касалось профессиональной деятельности. Там, где возникала необходимость идти на оправданный риск — он шел. Брался за операции, от которых коллеги отказывались: зачем лишние заботы…. Савва Николаевич рассуждал так:
— Есть шанс, надо его использовать.
Конечно, не все рискованные операции приносили успех, были и поражения. Но поражения из тех, что приравниваются к победам. И тут в его памяти всплыла еще одна история, произошедшая с десяток лет назад…
Он прооперировал одного из высоких чиновников, который страдал хроническим бронхитом курильщика. Дело обычное. В таких случаях Савва Николаевич просил пациента ограничить себя в курении. Скажем, если курил пару пачек в день, перейти постепенно на одну пачку и далее на все меньшую дозу курева. Он считал, что резкое бросание курения, может привести к еще более тяжкому последствию, чем медленный переход на щадящие дозы. Не нужно забывать, что никотин — это такой же наркотик, только более легкий и привыкание к нему вырабатывается годами. Резкая отмена ведет к ломке всего организма с непредсказуемыми осложнениями. Другой вариант — замена на аналог, не вызывающий привыкание. Таких лекарственных препаратов много, но эффективности почти нет. Отсюда не очень продуктивное лечение. Поэтому Савва Николаевич использовал свою методику отучения организма путем снижения дозы наркотика, в данном случае никотина.
В разговоре с высокопоставленным пациентом Савва Николаевич упомянул, что неплохо бы сделать контрольные рентгеновские снимки легких.
— Хрипов много, что-то мне не нравится, как вы дышите — сделал заключение Савва Николаевич после осмотра.
— Без проблем! Хоть сейчас. — Чиновник взглянул на часы. — У меня 30 минут, хватит?
— Вполне!
Савва Николаевич отправил пациента в рентгеновский кабинет, а сам занялся написанием заключения по осмотру.
В кабинет, постучавшись, вошла секретарша.
— Савва Николаевич, Вас просят в рентгенкабинет.
— Кто? Заведующая Римма Никодимовна? Сейчас буду, — ответил Савва Николаевич. — Она просто так звать не будет…
Чиновник, сидевший в небольшой смотровой перед рентгенкабинетом, причесывал волосы и поправлял галстук на рубашке.
— Вы проходите ко мне в кабинет, секретарша подаст вам чаю, а я посмотрю снимки.
— Хорошо, только у меня со временем… — И чиновник снова посмотрел на часы.
— Я быстро, — успокоил Савва Николаевич.
Рентгенолог, немолодая, но отлично выглядевшая Римма Никодимовна, уже держала на зажиме еще мокрый от проявителя снимок, поднесла его к неготоскопу.
— Вот тут что-то мне не нравится. — И Римма Никодимовна показала на округлое образование в левой части грудной клетки, ткнув кончиком авторучки в небольшое затемнение около сердца.
— На опухоль похоже, но снимок-то мокрый. Высохнет, станет яснее. Хорошо, Римма Никодимовна, не будем спешить. Сами понимаете. — И Савва Николаевич показал головой на потолок. — Народ этот не простой, чуть что кидаются в крайности.
— Да понятно, Савва Николаевич. Я для этого Вас и позвала.
— Ну что ж, спасибо и на этом, Римма Никодимовна. Подсохнет, вы меня пригласите, вместе помозгуем.
— Обязательно, Савва Николаевич.
В его кабинете высокопоставленный чиновник о чем-то говорил по мобильному телефону.
— Ну что там, Савва Николаевич? — прервав разговор и захлопывая крышку мобильника, спросил он.
— Пока не знаю, снимки еще мокрые… — уклончиво ответил тот.
— Ладно, я пойду. Когда к Вам заехать повторно?
— Лучше завтра, в такое же время.
— До свидания. — Чиновник протянул руку Савве Николаевичу.
— Всего хорошего…
На высохшем снимке Савва Николаевич отчетливо увидел очертание опухоли: один к одному тень — рака легких у курильщика с сороколетним стажем. Сомнений не было ни у него, ни у того, с кем Савва Николаевич проконсультировался.
Савва Николаевич пошел на операцию с полной уверенностью, что это злокачественная опухоль и промедление грозит серьезной опасностью жизни человека. Каково же было его удивление, когда гистология кусочка ткани из опухоли, взятого у еще лежащего на столе пациента, обнаружила наличие фибриномы — округлое разрастания соединительной ткани. Савва Николаевич с облегчением вздохнул:
— Слава Богу, что ошибся. Человек будет жить долго и счастливо, чего не скажешь о раковых больных. У тех психология меняется вместе с их болезнью. Они становятся подавленными и теряют вкус к жизни…
Придя домой с работы, Савва Николаевич все никак не мог отделаться от мыслей про ошибки. День сегодня, что ли такой? Или время пришло, не узнавал сам себя Савва Николаевич.
Дома никого не было. Жена уехала в гости к сестре на юбилей. Надо же, Татьяне пятьдесят пять. Жизнь у нее сложилась не очень: с мужем разошлась, дочку Карину воспитывала одна. Родственники помогали. Больше всего времени Карина проводила в их семье.
Сама Татьяна была человеком неуравновешенным, работу меняла чаще, чем перчатки, пока ее не выгнали с треском и с нехорошей записью в трудовой книжке. С тех пор не работала, жила на выручку от поделок: лепила из теста фигурки, раскрашивала и продавала. Как ни странно, это приносило доход, что помогало растить и учить дочку. Татьяна в жизни сделала сотни ошибок.
— А я сам? — задал себе вопрос Савва Николаевич. — Нет, не по работе, а по жизни.
И сидя в вечерний час за кухонным столом с чаем и любимым морошковым вареньем, он снова и снова, стал перебирать в памяти свои, допущенные лично им, ошибки.
