Анатолий Аргунов - Студенты. Книга 2
«Хорошо, что я еще кому-то нужен и может быть смогу уберечь от чьей-то ошибки», — усмехнулся про себя Савва Николаевич, застегивая на ходу белый халат.
Глава 21. диалектика
Кадры телевидения ужаснули Савву Николаевича. Его, врача, привыкшего к смерти, эти шокирующие факты варварства одного человека в двадцать первом веке погрузили во времена мрачного средневековья, когда вот такие же фанатики вырезáли тысячами ни в чем не повинных людей, не щадя ни женщин, ни детей. Крестовые походы давно закончились, но их идеология жива и продолжает будоражить молодежь. Почему так? Савва Николаевич не находил ответа. Ему, опытному человеку, пережившему взлет социализма, эпоху застоя, либеральную революцию девяностых, никак не могла прийти в голову хоть какая-то мысль, объясняющая нынешнее состояние души такого человека. Не важно, где он живет — сытой и самодовольной Америке или в сказочно богатых Арабских Эмиратах. Норвегия — небольшая северная страна, где тишь и благодать превратили, казалось, жизнь народа в земной рай. В мировом рейтинге стран по качеству жизни она несколько лет подряд выходила на первое место. И тут такой облом. Отчего?
Молодой человек 32 лет, совершивший убийство почти сотни таких же, как он сам, парней и девушек, взорвавший правительственный офис страны, не был психически больным. Более того — он успешный, по российским меркам предприниматель, представитель малого бизнеса. И вот этот человек среднего класса, со своей правильной лавочной идеологией, поверг весь мир в шок. Голубоглазый блондин в самой благополучной стране мира, где все заведомо определено и понятно, становится политическим террористом номер один. Убитый всего несколько месяцев назад Усама бен Ладен, лишь жалкая тень этого голубоглазого паренька. Но между ними незримо присутствует связь, от которой нормальному человеку становится не по себе. Да, они борцы за веру. Не важно какую, но за свою, за веру, которая передалась им космическим образом от их далеких предков времен викингов и мамлюков. Сам по себе космос никакого отношения не имеет к этой трагедии, как и сотен других, он всего лишь трансформатор, передающий связь времен. И если раньше эту связь могли воспринимать отдельные люди: схимники, богострадальцы, отнесенные народом к провидцам у христиан, как и пророк Магомед у мусульман, то в нынешнее время их роль успешно заменил телеящик. Этот ящик Пандоры стал доступен каждому обывателю. Захотел чего-нибудь этакого — включил, пощелкал по каналам — вот на тебе. Убивают, насилуют, воюют, предают или защищают герои-одиночки с улыбкой на лице. В промежутках между подвигами занимаются сексом. Это слово давно заменило другое — любовь. Или вот еще одно изобретение человечества — Интернет, он знает все и про всех. Какие тайны и потемки души? Их нет и в помине. Тут другое. Все продается, главное, определиться с ценой. И вот она цена — дороже золота и бриллиантов — человеческая жизнь…
Савва Николаевич сидел в машине с открытыми дверями среди поля, поросшего ромашками. Вдалеке прямо перед ним высились белоснежные постройки Хутынского монастыря с серебристыми главками храма.
Вчера, когда случилась трагедия в Норвегии, он не находил себе места. Как же так? Как могло человечество так опуститься, чтобы собирать вокруг себя людей, прикрывшись полицейской формой, чтобы потом их хладнокровно убивать.
Жена, как могла, успокаивала Савву Николаевича:
— Не переживай, Савва, тебе нельзя. Твой лечащий доктор что сказал? Меньше стрессов, больше позитива. Давай я тебе лучше книжку почитаю, хочешь, твою любимую — «Собачье сердце». И, пожалуйста, не включай телевизор… Савва Николаевич согласно кивал головой.
— Хорошо, хорошо, телик не буду включать, а книжку, пожалуй, я почитаю.
Но никакие остроты Борменталя не могли выбить из головы трагические события в норвежской столице. Промаявшись всю ночь, Савва Николаевич решил поехать в церковь. И вот он стоит перед ней, заехав от основной трассы на проселочную дорогу. Один-одинешенек, слева по трассе проносятся автомашины, жизнь кипит, а он все со своими мыслями. Птичка, еще совсем молоденькая, только-только научившаяся летать, села на капот около стекла автомашины и, неловко перебирая тонюсенькими ножками, стала клевать в черные от битума точки на стекле, не понимая, что это не мушки. Но инстинкт заставлял ее клевать битумные пятна. Так вот и у людей, особенно молодых: подмени истинные ценности на красивые битумные пятна, и они начнут восприниматься как норма. Наконец, устав от грустных раздумий, Савва Николаевич развернул автомашину и по узкой дороге выехал на асфальт, ведущий к монастырю.
Утренняя служба закончилась, народ наверняка разошелся. Побуду один, пообщаюсь с космосом. На этой волне мыслей Савва Николаевич въехал во двор. К его удивлению, там оказалось много машин и даже с номерами из других регионов.
«Едут, едут люди. Значит, им не по себе, как и мне», — поймал себя на мысли Савва Николаевич. У входных ворот, как всегда, стояли нищенки, не то цыганки, не то молдаванки. Савва Николаевич по инерции вытащил мелочь и, не глядя, высыпал ее в протянутый пакетик.
— Храни вас Бог! — запричитала нищенка вдогонку Савве Николаевичу. В монастыре с десяток лет как обосновались монашенки. Их многочисленное племя в черных платках и длинных платьях, неторопливо расхаживало по двору — чаще в одиночестве, но встречались и пары. Приглядевшись, Савва Николаевич заметил, что среди пар была пожилая монашка, а рядом с ней совсем еще юное создание, видимо, подавшееся в монахини с единственным желанием — сохранить человеческое обличье.
Савва Николаевич вспомнил матушку Серафиму из Псковского монастыря. Ту, о которой хлопотал его друг Валерий Маслов. Как потом выяснилось, если бы Валерий не позвонил тогда Савве глубокой ночью, то матушки не было бы в живых. Буквально считанные часы отделяли ее от смерти. Спасли матушку Серафиму врачи из Псковской областной больницы и его товарищ по совместной работе Харламыч.
— Как он там? Еще пообещал поехать к нему порыбачить… Выберусь вот сейчас. Приеду, возьму отпуск и на недельку — к Харламычу, будем вместе рыбачить.
Поднявшись в церковь, Савва Николаевич взял две свечи по шесть рублей и неспеша вошел в храм. Хотя служба закончилась, людей было много. Некоторые молились, отбивая поклоны и крестясь на образа, стоящие в центре у алтаря, другие ставили свечи: кто за здоровье, кто за упокой. Савва Николаевич обратил внимание, что среди посетителей было много молодежи. «Не все так безнадежно, — подумал про себя Савва Николаевич. — Не все же скурвились, спились и опустились. Вон какая молодая и симпатичная пара, — удивился Савва Николаевич двум молодым людям, которые бережно держались за руки, стояли перед алтарем, чтобы проникнуться таинством божественного мироощущения Русской православной церкви. Они неловко перекрестились, может быть, первый раз в жизни. Вот и славно! Хорошо, что церковь осталась. Она, как островок в океане, спасает погибающие души. Отстояли православие на Руси, несмотря на невзгоды и лихолетья. Может через церковь и пойдет выздоровление на Руси. Дай-то Бог!».
Поставив свечи, как и в прежние походы в церковь, за здоровье своих близких, Савва Николаевич попросил Божью Матерь в этот раз заступиться за норвежский народ. «Что с ним не в порядке? Дела плохие в их стране совершаются. Помоги им встать на путь прозрения и совести», — просил Савва Николаевич, глядя на Божественный лик Богородицы. Потом отстоял полчаса у ног распятого Иисуса, проговаривая имена и отчества своих родных. Наконец, освободившись от давящих душу терзаний, Савва Николаевич вышел из храма и пошел побродить по тенистому монастырскому парку. В конце аллеи он заметил сгорбленную монашку. Она сидела на лавочке около вросшего в землю креста и что-то шептала одними губами. Черный платок, бледное лицо выдавали в ней ревностную служительницу монастыря.
Савва Николаевич, проходя мимо монашки, приостановился, всматриваясь в ее лицо.
«Наверное, так выглядит и матушка Серафима», — почему-то подумалось ему в тот момент. Монашка, приподняв веки и встретившись со взглядом Саввы Николаевича, едва заметно улыбнулась одними глазами:
— Посидите! Здесь тихо и не жарко! — предложила она, показывая на место около себя.
Савва Николаевич как будто ждал этого приглашения. Сел на скамью.
— Здравствуйте, матушка, — проговорил он.
— Здравствуй, мил человек. Посиди, правды в ногах нет. Сколько бы ни ходили, ни стояли, а всегда отдохнуть хотят, — проговорила монашенка.
— Да, это так, — согласился Савва Николаевич, не очень ловко себя чувствуя с этой сгорбленной временем и большими заботами, состарившейся женщиной. Она даже чем-то неуловимо напомнила ему мать в последние годы жизни. Такое же спокойствие на лице и печаль.
