Геннадий Прашкевич - Секретный дьяк
Вытянув нос, жадно втягивала в себя влажные запахи.
Голова Похабина чихнула. Лиса отскочила, а Иван вздрогнул.
Чихнув, голова Похабина, обращенная бледным лицом в сторону Ивана, сморщилась жалобно, отплюнула набившийся в бороду песок, и выругалась. Да так кудряво, что лиса отступила еще на пару шагов. Иван перекрестился и спросил:
– Зачем ругаешься?
Голова Похабина медленно открыла глаза и снова выругалась.
Крепко сторожась, толкая друг друга локтями, часто кладя крестное знамение, казаки спустились на пляж и обступили голову.
– С небрежением жизнь творишь… – укорил Похабина Иван, останавливаясь над самой головой. – Когда-то сам говорил, что из чахотошных… – И догадался: – Стоя, что ль, вкопан?…
Голова моргнула, отплюнула песок и выругалась. «А говорил, убивать не будет! – услышал Иван хриплый сердитый шепот. – А говорил, что оставит жизнь!»
– Да кто говорил?
– А брат Игнатий.
– Да ты погоди, Похабин, – удивился дьяк-фантаст Тюнька, попытавшись за уши приподнять говорящую голову. – У тебя что, и тело есть?
Похабин обиделся:
– Почему ж нет? Есть. Только временно закопанное.
– Тогда чего жалуешься? – укорил Похабина дьяк-фантаст. – Сказали тебе, что убивать не будут, так ведь и не убили. Вот радуйся, живой ты. Если ты, конечно, живой.
– Отрыть меня надо, – беспокойно моргнул Похабин. – Вода скоро рот зальет, и спина чешется.
Пожаловался:
– Озяб я.
– А буса где?
– В море?
– А ты почему на берегу?
– Выброшен.
– Как такое случилось? – спросил Иван, чувствуя холодный взгляд чугунного господина Чепесюка.
– А так случилось… – непонятно прохрипел Похабин, отплевывая попадающий в бороду песок. – Монах, значит, один затеял уйти в море… Мне сказал, что, дескать, не будет убивать. Не хочешь идти с нами, сказал, сиди на берегу, дурак. Жив останешься, когда-нибудь отыщем… Я говорю, а чего ж не останусь жив на берегу? Я обязательно останусь. А брат Игнатий засмеялся. До этого вообще хотел бросить меня в море, да воспротивились казаки. Похабин, сказали, плохому нас не учил, надо по-человечески поступить с Похабиным. И поступили по-человечески, не бросили в море. Вывезли на берег, для надежности всадили в яму… – Похабин отплюнул набивающийся в рот песок и выругался: – Еще полчаса и затопило бы приливом…
– Погоди, Похабин, – остановил Иван говорящую голову. – Кто вывез тебя на берег?
– Я ж говорю, монах.
– Брат Игнатий?
– Ну да. Гореть ему в аду!
– Да почему же он вывез тебя на берег?
– А я на него кричал. Просил казаков не ходить с ним.
– Куда не ходить? Почему кричал?
– Монах брат Игнатий, подведя бусу к берегу, прямо с утра ударил по дикующим, – хрипло объяснил Похабин. – Сказал, что возьмем у дикующих припас и сразу уйдем. Сказал, что не будем ждать ни тебя, ни господина Чепесюка. Загрузимся съестным, сказал, отнимем у мохнатых мяхкую рухлядь, и уйдем… А вышло совсем не так. На выстрел из пушечки набежало столько дикующих, что пришлось отводить бусу от берега… Алешку Ихина убило стрелой… Я стал кричать на монаха, зачем он порушил общий план? Теперь дикующие обиделись, кричал я на него, они барина Крестинина не пропустят к берегу, а строгий господин Чепесюк вырежет тебе язык, брат Игнатий, чтобы не брался больше командовать!… А монах в ответ приставил саблю мне к горлу. Ему, дескать, не указ отныне ни строгий господин Чепесюк, ни барин Крестинин. Пускай сперва поймают!… И обидно захохотал… И по лицу ударил… Хорошо, что не сабелькой, – Похабин снизу вверх испуганно покосился в сторону господина Чепесюка. – А потом брат Игнатий приказал свезти меня на берег и вбить в яму.
– Повесить! – выкрикнул маиор, с ненавистью втыкая сабельку в песок.
– Кого? – испугался дьяк-фантаст.
– Попа поганого!
Тюнька успокоился, а Похабин вяло пожевал губами:
– Теперь не повесишь… Теперь уйдет…
– Куда собрался монах?
– В сторону Апонии.
– А люди?
– Чего ж люди?… Людей он подбирал сам…
– А Карп Агеев?
– А Карп молчит… Он один… – Похабин пожевал губами, отплюнул долетевшую до него пену, и прохрипел с укором: – А ты оставил меня на бусе, барин…
– Откопайте Похабина!
Палками и обломками дерева, в изобилии валявшимися на берегу, потом просто руками казаки начали торопливо отрывать Похабина из песка, а он плевался слюной:
– Не будет ждать брат Игнатий… Сказал, что уйдет в Апонию… Сказал, что нам Бог поможет… – Вдруг вычислил среди казаков незнакомого человека в парике: – Это кто ж будет?
– Маиор его императорского Батуринского полка Яков Афанасьев Саплин, – охотно подсказал монстр Тюнька.
– Чего ж не похож на русского человека?
– Чего мелешь, дурак? – ногой замахнулся маиор.
– Меня сегодня все бьют… – хрипло пожаловался Похабин, скашивая глаза на чугунного господина Чепесюка. – Но я не ропщу… Наверное, так Богу угодно…
Похабина, наконец, вынули из ямы. Он весь дрожал, одежда на нем промокла. Кто-то вытащил сухие портки, чистую рубаху, нашелся потертый кафтан из запасных. Похабин, дрожа, одевался, отвертываясь от казаков. Кто-то легонько подтолкнул Крестинина.
Иван обернулся.
Тяжелый взгляд господина Чепесюка был направлен на Похабина. Кажется, господин Чепесюк видел что-то такое, чего пока не видел Иван. Пришлось незаметно передвинуться на шаг, тогда и Иван увидел белое голое плечо Похабина, которым он отворачивался от казаков. И не зря отворачивался. На том белом плече синели пороховые литеры – вор!
– Пагаяро!
«Молчи!» – взглядом приказал господин Чепесюк.
Под прикрытием скал вздули огонь, согрели чай. Похабин ел и пил жадно.
– Как отошли от берега, – рассказал, – монах брат Игнатий сразу стал командиром. Не зря Тюнька крикнул, прощай, мол, Похабин, запишу тебя в поминальник. Теперь многих можно записать туда… Только отошли от берега, монах собрал людей на палубе. Вот, сказал, как договаривались, так и получилось. Крови христианской на нас нет, и Апония близко. А господина Чепесюка да барина Крестинина жалеть не следует. Они явились на Камчатку за вашими жизнями, особенно господин Чепесюк, тайный человек. Он сам тайный и указ у него тайный – хватать всех и каждого, кто окажется вблизи. На всех на вас, казаки, выданы ему бумаги, на каждого выписан специальный лист. В тех бумагах, засмеялся, есть и твое имя, Похабин… Только я монаху не поверил, – громко объяснил Похабин, глядя только на господина Чепесюка. – Я стал кричать, что сволокут его за такие слова на виску. И вас, дураков, крикнул остальным казакам, сволокут на виску! А казаки что? Они народ темный. Они дружно крикнули брату Игнатию: правильно! И все, как один, решили, что возьмут припас и уйдут на юг. Монах брат Игнатий им грамотно разъяснил: коль вернемся в Россию с апонским богатством, сам государь скажет спасибо. А не захотим вернуться, займем какой теплый остров, как хотел когда-то атаман Данила Анцыферов. Жизнь вольная, привлечем в холопы дикующих. И так грозно брат Игнатий посмотрел на казаков: сказано де в Писании: «И пусть будет ответ твой – да, а нет – нет, и что сверх того – то все от лукавого».
– Что ж ответили казаки?
– Мы верим, сказали.
– Лукавишь, Похабин… – негромко предупредил Иван. – Неужто все так и сказали?… Обратно вкопаю в землю!…
– Так и сказали! – Похабин упал на колени, трясло его уже не от холода. Перехватив взгляд господина Чепесюка, зарыдал: – Правду говорю! Так сказали казаки.
– А Карп Агеев?
– И Карп так сказал. Не мог не сказать. Зарежут!
– Где сейчас буса?
– Думаю, что в бухте уединенной. Вон за тем мысом. Думаю, ждет сейчас монах ночи. Хочет ударить по дикующим. Как ему уйти без припаса? – И быстро сказал, не вставая с колен и все так же не спуская глаз с господина Чепесюка: – Знаю, что надо делать…
– Ну?
– Уходить надо.
– Куда?
– В море.
– На чем?
– А там, за мысом, много байдар… Дикующие сошлись на праздник с других островов… У них хорошие байдары, в таких даже в бурю можно ходить по морю… Тайно обойдем мыс и возьмем две больших байдары, а у остальных прорубим днища. Уйдем на байдарах за остров, на отмелях наколем морского зверя, запасемся водой… Или ночью нападем на бусу… Если подойти тихо, то можно схватить дерзкого монаха. А казаки… Они что? Они убоятся… На них господин Чепесюк один раз взглянет, они и убоятся…
– Как думаешь, Яков Афанасьич?
– Думаю, правду говорит, собака, – пнул Похабина неукротимый маиор. – Нас государь учил: из любой конфузии можно сотворить викторию. А вот схватить попа поганого! – Огляделся: – А до ночи нужно укрыться. Силы скопить. Дикующего Татала при себе придержим, чтоб не сбежал.
– Брат Игнатий хитер, – покачал головой Иван. – Он не подпустит к себе байдары. Даже если подойдем ночью. Расстреляет из пушечки-тюфячка.
– А можно так сделать… – предложил, все еще дрожа, Похабин. – Пусть монстр Тюнька громко крикнет с байдары, что вот де скинули мы господина Чепесюка да барина Крестинина! Они, мол, хотели повесить его, а мы скинули и теперь хотим идти с ним, с монахом!…
