Эркман-Шатриан - История одного крестьянина. Том 1
Обзор книги Эркман-Шатриан - История одного крестьянина. Том 1
Эркман-Шатриан
История одного крестьянина
Том I
«История одного крестьянина»
Эркмана-Шатриана
Эркман-Шатриан — так подписывали свои произведения Эмиль Эркман (1822–1899) и Пьер-Александр Шатриан (1822–1890), работавшие в соавторства долгие годы. Их исторические романы в свое время пользовались огромной популярностью во Франции и в Европе.
«История одного крестьянина», роман о Великой французской буржуазной революции, — одни из лучших среди них. В 1867–1870 годы он печатается в парижских газетах и сразу же завоевывает огромный успех, особенно в народе. «Рабочие достают эту газету (в которой публиковался роман, — Н. Д.), записываясь на очередь в бакалейных лавках. Некоторые же читают его вслух в мастерских»[1], — пишет Шатриан брату. Во Франции этой книгой были снабжены все школьные и публичные библиотеки. В Париже даже установился обычай награждать ею лучших школьников.
«Историей одного крестьянина» зачитывались и в России, где ее сразу же перевели и издали. В одном своем письме П. В. Засодимский вспоминает: «Когда я был сельским учителем… два тома Эркмана-Шатриана «История фран<цузского> крестьянина»… при мне не стояли в школе, все ходили по рукам»[2].
Роман был высоко оценен в передовых журналах того времени. Д. И. Писарев посвящает ему статью в «Отечественных записках»[3]. На основе этого романа народниками была издана брошюра, широко использовавшаяся в революционной пропаганде среди крестьян и рабочих в 70-е годы. Ни одна революционная книга не имела тогда такой популярности. Роман издавался и после Октября, в переделках, под разными названиями.
О французской революции 1789–1794 годов написано множество книг, среди которых романы Бальзака, Диккенса, Гюго, Анатоля Франса. Не соперничая с ними, роман Эркмана-Шатриана тем не менее всегда находил себе читателя, сохраняя особую привлекательность. И в сегодняшней Франции книги Эркмана-Шатриана не забыты, их снова издают, снова о них говорят… Их пропагандируют французские писатели-коммунисты как образец реализма и политической смелости, демократизма и любви к родине. Прогрессивный французский критик и журналист Юбер Жюэн говорит, что писатели, которые были «знаменем оппозиции при Второй империи»[4], не могут быть забыты при Пятой республике.
В чем же такая жизненность произведений Эркмана-Шатриана?
Оба писателя родились и выросли в патриархальной глуши Эльзаса: Эркман — в крохотном городке Пфальцбурге в семье книгопродавца, Шатриан — в деревушке близ Пфальцбурга, где отец его был владельцем стекольного завода. Оба воспитывались на идеалах революции, любви к родному краю. Их первая встреча состоялась в 1847 году; Эркман изучал тогда юридические науки в Париже, Шатриан был учителем пфальцбургского коллежа. В дни февральской революции 1848 года оба они горячие сторонники республики. Однако их республиканизм не шел дальше буржуазно-утопических идеалов. Июньских событий они не поняли. Восстание пролетариата восприняли как заблуждение и призывали правительство к жалости и прощению. После государственного переворота в 1851 году Эркман оказался в списке подозрительных лиц как участник февральских событий в Париже и издатель республиканской газеты в Страсбурге, запрещенной в дни реакции.
Оба друга давно уже мечтали заняться литературой. Их творческое содружество начинается в июле 1848 года, когда они пишут драму «Жорж», посвященную июньским дням.
В 1850 году Эркман и Шатриан поселились в Париже, и их сотрудничество окончательно упрочилось. Первые годы посвящены драмам, которые успеха у издателей не имели. Лишь с 1856 года начинают печататься их фантастические рассказы — «Знаменитый доктор Матеус», «Гюг — волк», «Даниэль Рок» и другие и приносят им известность. Но реалистический талант писателей находит выражение в исторических романах патриотического содержания, которые составили серию «Национальных романов» (1861–1868). Эта серия, созданная в годы Второй империи, принесла авторам настоящую славу. Бόльшая часть серии («Юродивый Иегоф», «Тереза», «История рекрута 1813 года», «Ватерлоо», «История одного крестьянина», «Блокада») посвящена эпохе Великой французской революции и наполеоновских войн. Только «История пролетария» связана с современностью — с революцией 1848 года. После 1870 года исторических романов Эркман и Шатриан больше не пишут. Новые их произведения рассказывают о крахе империи, о событиях франко-прусской войны, о горькой участи Франции и родного Эльзаса, который оказался отторгнутым от Франции, — «История плебисцита» (1870), «Лесничий Фредерик» (1873), «Изгнанник» (1874).
В годы Второй империи, когда буржуазное благополучие было куплено ценой самого циничного предательства демократии, самого откровенного отказа от всяких свобод, Эркман и Шатриан твердо стоят на позициях непримиримой враждебности бонапартизму. Они решительно говорят о своей ненависти к империи, горячо ратуют за республику, за свободу и справедливость. Их произведения немало способствовали разрушению наполеоновской легенды в 60-е годы, когда оппозиция бонапартизму стала особенно активной. Нередко эти произведения подвергались полицейским запретам.
Оппозиционность Эркмана и Шатриана порядкам Второй империи была связана с настроениями мелкой буржуазии того времени. Радикальный республиканизм и антибонапартизм писателей, их революционность и сочувствие пролетариату соединялись с расплывчатым гуманизмом и проповедью утопического братства народа. Они наивно верят, что республика разрешит все социальные конфликты, обеспечит свободу, равенство и братство. Верят в силу воспитания, в то, что если умело убеждать, то идеалы свободы восторжествуют. Посвятив себя литературе, оба писателя хотят воспитывать массы, учить их любви к родине и свободе, ненависти — к врагам свободы. Обращаясь к временам революции, они стремятся воскресить ее идеалы, ее героику для современников. «Надо писать книги для парода, — говорит Шатриан. — … Если народ будет знать историю своей страны, невозможно будет дурачить его и заставлять принимать врагов свободы за ее глашатаев»[5].
Еще Д. И. Писарев в своей статье «Французский крестьянин в 1789 году» говорил об огромном воспитующем воздействии исторических романов Эркмана-Шатриана: «…они помогают ему (французу — И. Д.) ценить и любить в прошедшем своего народа то, что действительно достойно почтительной любви; они учат его гордиться тем, что, по всей справедливости, должно возбуждать гордость умного и честного патриота»[6].
Появление «Национальных романов» Эркмана-Шатриана совпало с наступившим кризисом Второй империи. Поэтому, с одной стороны, они вызывают восторженный прием у оппозиционно настроенной публики, с другой преследования и придирки цензуры. «История одного крестьянина» создавалась и начала выходить в пору обострения общественно политического кризиса почти накануне франко-прусской войны и Парижской коммуны, когда в стране возникла предреволюционная ситуация. «Мне кажется, что благородный Бонапарт находится уже при последнем издыхании…»[7] пишет Ф. Энгельс в письме к Л. Кугельману 8 ноября 1867 года. Империя предпринимала отчаянные попытки спасти свое положение игрой в либерализм, демагогией, а на деле продолжала ту же политику подавлении всяких свобод. В высших кругах царил официальный оптимизм. Но престиж империи в эти годы непоправимо пошатнулся: бόльшая часть нации была охвачена республиканскими настроениями и выступала против режима Наполеона III. У оппозиции появилась своя пресса, свои журналисты, ораторы, клубы. Революция назревала.
В этих условиях произведения Эркмана и Шатриана приобретали остросовременный смысл. «История одного крестьянина» — это проклятие бонапартизму. Она звучала как урок для современников, которые, как и встарь, позволили новому Бонапарту одурачить себя обещаниями. Когда в 1867 году появилась первая часть романа в газете «Пресса», цензура наложила запрет на его продажу. Газета отказалась публиковать продолжение. Оно печатается в газете «Сьекль» в 1869–1870 годах, когда выходят либеральные законы о печати.
В годы Второй империи обращение к идеям Великой французской буржуазной революции, к ее истории, становится актуальным. К этому времени историография революции насчитывала уже огромное количество трудов. Эти труды представляли собой пеструю картину, в которой находили место самые различные, порой самые противоположные взгляды и оценки — от ультрареакционных проклятий революции до восторженных апологий ее в работах социалистов-утопистов. Наиболее значительными работами того времени, написанными с позиций оправдания революции, являлись многотомные труды по истории французской революции Луи Блана и Жюля Мишле. Из них-то, по-видимому, больше всего и черпали материал Эркман и Шатриан, приступая к своему роману из эпохи революции. Но это не значит, что они полностью разделяли взгляды Луи Блана или Мишле. Последние, как известно, не были единомышленниками и далеко не одинаково понимали характер революции, хоти оба стояли на демократических позициях. Эркман и Шатриан, демократы, республиканцы, тоже рассматривают революцию с точки зрения народных интересов. Считая якобинскую диктатуру народным правительством, они, в отличие от Луи Блана, резко осуждают политику Робеспьера. Но и дантонистскую политику примирения с жирондистами, сторонником которой был Мишле, они полностью не приемлют. В отличие от всех буржуазных историков, Эркман и Шатриан называют Марата подлинным народным вождем, предвосхищая ту оценку, которая стала бесспорной в современной прогрессивной историографии. По общей оценке революции «История одного крестьянина» примыкает к демократической литературе эпохи Второй империи, которая обратилась к якобинству и республиканским идеям.
