Василий Веденеев - Дикое поле
Наконец письма готовы. Никита Авдеевич запечатал их и спрятал в резную шкатулку из рыбьего зуба, потом подошел к стоявшему у стены большому сундуку. Отыскал в связке на поясе ключ, вставил в замок и трижды повернул: раздался тихий мелодичный перезвон, и крышка сундука чуть приподнялась.
Дьяк ласково провел по ней ладонью — знатный мастер сделал эту вещь незадолго до своей смерти и унес в могилу секрет хитрого замка. Не приведи Бог потерять ключик, тогда придется ломать сундук, а он не так прост. На дереве искусно вырезаны пышные цветы и свирепые львы, грозно оскалившие пасти, а под резьбой скрыты крепкие кованые решетки и стальные листы. Если бы кто и сумел тайком подобрать ключ и отпереть замок, то сундук сам бы наказал злоумышленника: поднятая крышка превратится в огромную львиную пасть, усеянную острыми коваными клыками, и намертво захлопнется. Сила удара такова, что крышка запросто отсечет голову или руку вора, отбросит его изуродованное тело на несколько шагов. Поэтому мастер дал сундуку имя — Лев, а после его смерти только Никита Авдеевич знал, как с этим львом ладить.
Бухвостов нажал потаенные пружины, дождался щелчка — механизм жуткой пасти сундука встал на предохранитель — и смело откинул крышку. По локоть запустил руку в чрево хитрого ящика и вытащил слегка искривленный клинок без ножен. В сером, едва нарождающемся свете раннего утра тускло сверкнула муаровой синевой булатная сталь, выкованная оружейниками далекой Аравии. По клинку бежала сделанная неизвестным мастером надпись на кириллице: «Аз всякому воздам по делам его».
Эфес был выкован из литой золоченой меди в виде хищной птицы, гардой служили ее когтистые лапы, а рукоятью — тело со сложенными на спине крыльями, плавно переходившее в массивную голову с загнутым клювом. Грудь и брюшко закрывала накладка из слоновой кости. Ближе к концу клинок немного расширялся, а около обушка темнело небольшое овальное отверстие, похожее на ушко большой штопальной иглы. На медной головке птички, рядом с рубиново рдевшим камушком-глазом, торчал стальной крючок. Никита Авдеевич согнул клинок в дугу, немного нажал и зацепил отверстие за крючок на рукояти, превратив клинок в стальной обруч. Проверил, хорошо ли держит нехитрый замочек, и вновь открыл его: коротко свистнула сталь, клинок мгновенно распрямился, опять превратился в грозное оружие.
— Хороша вещица — Дьяк положил саблю на стол, открыл ящичек с инструментами и начал осторожно снимать скрепы на эфесе.
Вскоре он отделил от рукоятки костяную накладку. Подточил ее, затем вынул из шкатулки туго свернутую полоску запечатанного пергамента, вложил внутрь медной птицы-рукояти и закрыл накладкой. Аккуратно поставил на место скрепы, расклепал их маленьким молоточком и протер эфес лоскутом мягкой кожи. Придирчиво оценил собственную работу, но изъяна не нашел: к его удовольствию, накладка сидела очень крепко, не осталось никаких следов того, что ее снимали.
— Ладно, — устало вздохнул Никита Авдеевич и отложил клинок.
Он второй раз запустил руку в заветный сундук и вытащил металлическое зеркальце немецкой работы. Прекрасно отполированную, посеребренную тонкую пластинку металла, в ладонь величиной, обрамляли бронзовые гирлянды спелых фруктов, а на задней крышке оправы изготовивший зеркало Иоганн Бремер из Любека изобразил танцующих пастуха и пастушку. Несомненно, мастер обладал незаурядным талантом: казалось, маленькие фигурки сейчас оживут и пустятся в пляс под веселую мелодию свирели. Но Бухвостов больше ценил другой талант немца, превратившего зеркальце в искусно замаскированный тайничок. Сдвинув скрытую защелку, Никита Авдеевич раскрыл зеркальце как миниатюрную плоскую шкатулку — выпуклости барельефа на задней крышке и рамка ловко скрывали таившуюся в середине пустоту.
Вложив в тайник второе письмо, Бухвостов захлопнул створки зеркальца и погляделся в него. Полированное серебро бесстрастно отразило лицо немолодого бородатого человека с опухшими глазами и большими залысинами на крутом лбу. Кончики пышных усов понуро опустились, губы размякли, под глазами набухли серые мешки.
— Все, все. — Дьяк зажал в кулаке зеркальце, не раздеваясь, повалился на кровать и моментально провалился в сон…
Услышав скрип приоткрывшейся двери, он встрепенулся. В щель просунулась лохматая голова Антипы.
— Демьян, — свистящим шепотом сообщил шут. — Велишь обождать?
— Зови! — Никита Авдеевич быстро встал и успел встретить у дверей вошедшего в горницу молодого человека с чуть скуластым, восточного типа лицом. — Заходи, Демьян.
Молодой человек молча поклонился хозяину и сел на лавку, спрятав под нее грязные сапоги.
— Ты что, пеший? — нахмурился дьяк.
— Конь охромел, — тихо ответил Демьян.
— Возьмешь из моей конюшни, — быстро решил Никита Авдеевич. — Антипа татарского даст. Знаешь, вороной жеребец? Зверь!
— Когда в дорогу? — вскинул голову гость: попусту хозяин на такого жеребца не расщедрится.
— Сегодня. К вечерней заре ты должен быть уже за Коломной.
— На юг?
— В Царьград, — понизил голос Бухвостов. — Держи!
Он подал Демьяну аравийский клинок. Тот принял оружие и внимательно осмотрел его.
— Спрячь под поясом, — велел Никита Авдеевич. — У заставы после полудня будут ждать пять конных стрельцов. Это твоя охрана. Они же приведут заводных лошадей. Потом тебя примут черкасы [24] и проводят до Киева. В Лавре найдешь старца Николу, он даст провожатого до земли валахов, а там уже и болгары рядом.
Слушая его, Демьян снял свой кушак, согнул клинок вокруг талии, а сверху опять намотал кушак.
— Как у турок?
— Не торопись, — устало прищурился дьяк. — В болгарской земле доберешься до Горного монастыря. Там спросишь отца Доната Он старый, седой, спина согнута, ходит, опираясь на палку с рогулькой на конце. На груди носит большой медный крест, а на безымянном пальце левой руки у него вросшее кольцо. Запомнил?
— Да.
— Скажи ему нужные слова, покажи тайный знак и клинок. Донат научит, как поступить дальше. Возьми, пригодится.
Бухвостов вынул из шкатулки маленький шелковый мешочек и отдал гонцу. Демьян развязал шнурок и высыпал на ладонь несколько жемчужин.
— Это легче и дороже золота, — одобрительно кивнул он.
— Клинок береги как зеницу ока! Нигде не задерживайся, гони, что есть мочи. Спи и ешь в седле! Если будешь падать с коня от усталости, то привяжись веревкой, но скачи! Отдых давать только лошадям, да и то когда совсем не смогут переставлять копыта. Поторопись, Демьян.
— Я понял. — Гонец встал. — Что еще прикажешь? — Дойти! И как можно быстрее! С Богом!
Никита Авдеевич благословил гонца и обнял на прощание. Потом проводил до дверей и подождал, пока появится Антипа, чтобы вывести гостя из терема.
В верхней горнице уже был накрыт стол. Бухвостов подошел к нему, налил в ковш квасу и жадно выпил — после бессонной ночи в глотке пересохло. Взял из миски щепоть квашеной капусты, бросил в широко открытый рот, вяло пожевал, склонил голову набок, словно прислушиваясь к собственным ощущениям. Пожалуй, стоит перекусить. Дел еще прорва, а с голодухи не только голова варить перестанет, но и ножки протянешь.
Усевшись за стол, он подвинул к себе блюдо с бараньим боком и захрустел косточками. Утолив первый голод, потянулся за рыбой, и тут Антипа привел Терентия Микулина.
— Садись к столу, — позвал его Никита Авдеевич. — Говорят, хороший человек всегда к обеду приходит.
Микулин — высокий красивый мужчина с короткой русой бородой — снял шапку и степенно поклонился дьяку.
— Почту за честь поднять с тобой чарку, Никита Авдеевич.
— Садись, садись, — поторопил дьяк. — Пока кваском обойдемся. О деле потолковать нужно, потому и звал. — Он покосился на Антипу, и тот, придерживая свою огромную деревянную саблю, на цыпочках вышел из горницы. — Рыбки откушай. — Хозяин положил на тарелку гостя большой кусок вареного судака и налил квасу. — Не хотел я тебя от жены и детишек отрывать, да нужда заставляет.
— Когда? — посмотрел ему прямо в глаза Терентий.
— Сегодня, — вздохнул Бухвостов. — Нет времени ждать. Поедешь к полякам Ты у нас молодец пригожий, потому я тебе подходящий подарок приготовил. — Лукаво улыбаясь, Никита Авдеевич подал гостю зеркальце, изготовленное любекским мастером Иоганном Бремером. — На, спрячь получше. Умри, но вещичку эту доставь по назначению или уничтожь. За ней к тебе придет человек и спросит. «Нет ли чего для подарка прелестной пани?» Покажешь ему товар: сначала бусы и серьги, потом браслеты и кольца, а в конце — зеркала. Но этого не доставай. Он сам должен поинтересоваться, нет ли у тебя зеркала работы любекского мастера Иоганна Бремера. Попроси за зеркало десять золотых. Он предложит три, а ты проси семь. Он предложит четыре, а ты требуй шесть. Все время должно у вас вместе получаться десять. Уразумел? Когда он скажет пять, покажи мое зеркальце.
