Джеймс Купер - Лионель Линкольн, или Осада Бостона
— Да помогите же мнѣ, ради Бога? Неужели вы позволите при себѣ убить человѣка?
Но помочь ему не могъ никто. Обѣ женщины въ ужасѣ закрыли себѣ руками лица. Польвартъ, все еще лишенный своей деревяшки, самъ не могъ безъ посторонней помощи ступить ни одного шага, а Ліонель весь застылъ въ смущеніи и ужасѣ и стоялъ неподвижно, точно статуя. Баронетъ снова схватилъ противника за горло и сталъ его опять душить, но тутъ отчаяніе придало больничному служителю какъ бы новую мускульную силу: его рука вдругъ три раза подъ-рядъ съ силой ударяла баронета чѣмъ-то въ лѣвый бокъ. При третьемъ ударѣ баронетъ поднялся на ноги и еще разъ дико, дико захохоталъ, такъ что всѣ похолодѣли и затрепетали. Его противникъ воспользовался этимъ моментомъ, вскочилъ на ноги и выбѣжаль изъ комнаты съ торопливостью человѣка, совершившаго преступленіе.
Изъ трехъ ранъ, полученныхъ баронетомъ, ручьями лилась кровь. По мѣрѣ того, какъ жизнь уходила изъ тѣла, глаза умирающаго становились менѣе дикими, и разсудокъ прояснялся. Злобное выраженіе сошло съ его лица. Онъ съ отеческой нѣжностью глядѣлъ на молодую чету, которая усердно около него хлопотала. Но говорить онъ уже не могъ, только беззвучно шевелиль губами. Молча простеръ онъ руки, благословилъ своихъ дѣтей совершенно такимъ же жестомъ, какъ это сдѣлала таинственная тѣнь, которая появилась въ церкви на ихъ свадьбѣ,- и вслѣдъ затѣмъ сейчасъ же опрокинулся мертвый навзничь на тѣло своего старшаго сына, который такъ долго былъ у него въ совершенномъ забросѣ.
Глава XXXIV
Я видѣлъ древняго, древняго сѣдовласаго старца. Годы и заботы провели по его щекамъ и по его челу глубокія морщины, послѣдніе слѣды нынѣ позабытаго горя. Вокругъ него царила печаль. Мужчины поникли головами, женщины плакали, дѣти рыдали.
Брайанти.Какъ только разсвѣло, бостонскій гарнизонъ пришелъ въ движеніе. Вся обстановка чрезвычайно живо напоминала то, что происходило передъ прошлогодней битвой. Гордый англійскій главнокомандующій не въ силахъ былъ дольше переносить, что колонисты заняли Дорчестерскія высоты и укрѣпляются на нихъ. Онъ отдалъ приказъ ихъ оттуда выбить. Всѣ пушки, какія только имѣлись въ распоряженіи у англичанъ, были наведены на высоты и громили американцевъ, но тѣ продолжали держаться и не прекращали саперныхъ работъ. Вечеромъ были высажены войска для подкрѣпленія гарнизона замка. На высотахъ появился самъ Вашингтонъ, и вообще всѣ признаки указывали на то, что обѣ стороны готовились — одна къ рѣшительной атакѣ, а другая къ упорному сопротивленію.
Судя по медленнымъ передвиженіямъ королевской арміи, она должна была очень обрадоваться неожиданно разразившейся на другой день сильнѣйшей бурѣ, помѣшавшеи ей пролить потоки крови и избавившей ее отъ вѣроятнаго пораженія. Тутъ какъ бы само Провидѣніе вмѣшалось. Буря разразиласъ въ концѣ ночи и продолжалась весь день. О битвѣ въ такую бурю нечего было и думать. Между тѣмъ удобный моментъ для отобранія у американцевъ ихъ позицій былъ упущенъ. Гоу, весь дрожа отъ бѣшенства, началъ готовиться къ выступленію изъ города, на которомъ въ теченіе нѣсколькихъ послѣднихъ лѣтъ была сосредоточена слѣпая мстительность англійскаго правительства.
Послѣ бури миновала цѣлая недѣля, въ продолженіе которой въ городѣ замѣчалось большое волненіе среди жителей и возбужденная дѣятельность среди англичанъ. Первые плохо скрывали свою радость, а вторые даже и не пытались скрыть мрачной досады на такой неожиданный исходъ.
Въ одинъ изъ этихъ тревожныхъ дней изъ дома, принадлежавшаго самому знатному семейству въ городѣ, состоялся выносъ покойника. Надъ подъѣздомъ красовался траурный щитъ съ гербомъ Линкольновъ и съ эмблемой въ видѣ окровавленной руки. Зрителей было немного, почти одни дѣти, которыя въ это тяжелое время только и оживляли бостонскія улицы. Немногочисленный похоронный кортежъ направился на кладбище при королевской церкви.
Гробъ обращалъ на себя вниманіе своей необыкновенной шириной. Покрытый широчайшимъ покровомъ, онъ, когда его вносили въ церковь, обѣими своими сторонами коснулся дверныхъ косяковъ. Тотъ же пасторъ, о которомъ мы уже не одинъ разъ упоминали, встрѣтилъ гробъ въ дверяхъ церкви и глядѣлъ съ какимъ-то особеннымъ интересомъ на шедшаго за гробомъ впереди всѣхъ молодого человѣка въ глубокомъ траурѣ. Гробъ торжественно внесли въ церковь. За Ліонелемъ шелъ самъ главнокомандующій англійскихъ войскъ со своимъ любимымъ помощникомъ Бергойномъ. Съ ними рядомъ шелъ еще одинъ офицеръ значительно меньшаго чина; одна нога у него была деревянная; онъ шелъ, опираясь на палку. Онъ, повидимому, разсказывалъ генераламъ дорогой что-то очень таинственное и очень интересное, но при входѣ въ церковь пересталъ. Прочая публика состояла изъ небольшого числа офицеровъ, состоявшихъ при обоихъ генералахъ, изъ мужской прислуги Линкольновъ и нѣсколькихъ любопытныхъ зѣвакъ, присоединившихся къ процессіи.
По окончаніи заупокойной службы гробъ понесли изъ церкви на кладбище. Генералы и одноногій офицеръ возобновили вполголоса прерванный разговоръ. Процессія дошла до каменнаго свода надъ склепомъ въ углу кладбища. Склепъ былъ открытъ. Вдали съ этого мѣста хорошо видны были занятыя американцами высоты. Невольно глаза обоихъ генераловъ устремились въ ту сторону, они забыли и объ интересной бесѣдѣ, и о покойникѣ и вновь стали думать о затруднительномъ положеніи англійскихъ войскъ.
Гробъ поставили у входа въ склепъ, и назначенные для того люди приготовились опускать его туда. Но когда сняли покровъ, провожающіе съ изумленіемъ увидали, что подъ нимъ не одинъ гробъ, а два. Одинъ гробъ былъ обитъ чернымъ бархатомъ. Гвозди были серебряные, и весь онъ былъ богато украшенъ серебромъ. Другой гробъ былъ совершенно простой дубовый. На одномъ была прибита массивная серебряная доска съ гербомъ умершаго и съ длинной надписью; на другомъ были только вырѣзаны по дереву двѣ буквы: Дж. П.
Генералы нетерпѣливо поглядывали на доктора богословія Ляйтерджи, давая ему взглядами понять, что они дорожатъ каждой минутой. Все, поэтому, было окончено скорѣе, чѣмъ мы разсказываемъ. Тѣло богатаго баронета и трупъ его безвѣстнаго товарища были опущены въ склепъ и поставлены рядомъ съ тѣломъ женщины, которая при жизни была бичемъ ихъ обоихъ.
Подождавъ съ мянуту изъ уваженія къ майору Линкольну и видя, что тотъ собирается пробыть у склепа еще нѣсколько времени, генералы раскланялись съ нимъ и ушли. Остальная публика послѣдовала ихъ примѣру. При Ліонелѣ остался только офицеръ съ деревянной ногой, въ которомъ читатели, вѣроятно, уже узнали капитана Польварта. Отверстіе склепа закрыли, входъ въ него заперли на желѣзную щеколду съ крѣпкимъ висячимъ замкомъ и ключъ отдали Ліонелю. Тотъ заплатилъ деньги работавшимъ и сдѣлалъ имъ знакъ, чтобы они уходили.
Но кромѣ Ліонеля и его друга на кладбищѣ было еще одно живое существо. У стѣны, на колѣняхъ, закрытая чьимъ-то памятникомъ, стояла оборванная женщина въ красной накидкѣ, небрежно наброшенной на плечи.
Увидавъ ее, Ліонель и Польвартъ подошли къ ней. Она услыхала ихъ шаги, но не обернулась, а стала пальцами водить по буквамъ надписи на мѣдной доскѣ, вдѣланной въ стѣну. Надпись указывала мѣстоположеніе фамильной могилы Линкольновъ и Лечмеровъ.
— Мы сдѣлали для нихъ все, что могли, и больше ужъ ничего не можемъ сдѣлать, — сказалъ женщинѣ Ліонель. — Дальнѣйшая ихъ участь зависитъ отъ одного Всевышняго.
Тощая рука, высунутая изъ-подъ красной накидки, продолжала свое безсмысленное занятіе.
— Съ вами говоритъ сэръ Ліонель Линкольнъ, — сказалъ Польвартъ, стоя подъ-руку съ товарищемъ.
— Кто? — съ ужасомъ воскликнула Абигаиль Прэй, совсѣмъ сбрасывая съ себя мантилью и показывая свое истощенное, заплаканное лицо, за эти дни измѣнившееся еще больше. — Ахъ, я и забыла, что сынъ наслѣдуетъ на землѣ отцу… тогда какъ мать должна послѣдовать за сыномъ въ могилу.
— Его похоронили прилично, — сказалъ Ліонель, — рядомъ съ кровными родственниками, рядомъ съ его отцомъ, который такъ его любилъ за его простоту и чистосердечіе.
— Да, мертвый онъ помѣщенъ гораздо лучше, чѣмъ помѣщался живой. Слава Богу, онъ больше не будетъ терпѣть ни голода, ни холода.
— Я позаботился о томъ, чтобы вы больше никогда ни въ чемъ не нуждались. Надѣюсь, что остальная ваша жизнь будетъ счастливѣе, чѣмъ была до сихъ поръ.
— Я теперь на землѣ совершенно одинока. Старики будутъ отъ меня сторониться, молодежь будетъ меня презирать. Мнѣ остался только стыдъ, стыдъ и стыдъ.
Молодой баронетъ промолчалъ, но Польвартъ счелъ своимъ долгомъ отвѣтить:
— Мнѣ кажется, что если вы будете читать Библію, то несомнѣнно найдете въ ней себѣ утѣшеніе. Кромѣ то-то, совѣтую вамъ хорошенько заботиться о своемъ питаніи. Готовьте себѣ всегда самую сытную, укрѣпляющую пищу, и я вамъ ручаюсь, что тяжесть угрызеній совѣсти для васъ тогда значительно облегчится. Средство самое вѣрное. Оглянитесь на то, что дѣлается на свѣтѣ. Развѣ хорошо упитанный злодѣй терзается когда-нибудь укорами совѣсти? Никогда. Только тогда, когда у него на желудкѣ пусто, вспоминаетъ онъ о своихъ преступленіяхъ. И я вамъ совѣтую кушать какъ можно плотнѣе и сытнѣе, а то вѣдь вы до невозможности худы. Кожа да кости. Я не желалъ бы напоминать вамъ о вашемъ горѣ, но мы съ вами знаемъ одинъ случай, когда пища явилась черезчуръ поздно.
