Виктор Карпенко - Атаманша Степана Разина. «Русская Жанна д’Арк»
Вот и воеводские хоромы.
Иван Зарубин с нетерпением прохаживался у крыльца, поглядывая в створ ворот. Заметив Алёну, он торопливо направился к ней.
– От ворот поворот получило наше посольство! – воскликнул Иван еще издали, подходя к Алёне. – Загордился Мишка вконец. Норовит все сам.
– Так с чем же вы приехали, что ответил вам атаман на предложение наше о единении сил? – перебив Зарубина, требовательно спросила Алёна.
Иван, приготовившись излить накопившуюся за посольство горечь и обиду, поначалу даже не понял вопроса. И только вникнув в смысл его и переломив себя, уже спокойным голосом ответил:
– Велел атаман Харитонов кланяться всему войску нашему, и атаманам, и тебе. А с поклоном просил передать, что ему-де в наших мужиках надобы нет, у него, чай, своих вдосталь. А боярина Юшку Долгорукого он и сам осилит, без нашей помощи.
– Атаманы знают об этом?
– Поведал, – кивнул головой Зарубин.
– И как же встретили весть мужики? – поинтересовалась Алёна, поднимаясь по ступенькам высокого воеводского крыльца.
– А как? Шумят!
Когда Алёна вошла в горницу, шум стоял невообразимый. Атаманы и есаулы кричали, размахивая руками и чуть не цеплялись друг другу в бороды, доказывая всяк свою правоту. Разобраться в этом хаосе было невозможно.
Увидев Алёну, мужики смолкли и разом повернулись в ее сторону.
– Чего глотки дерете? – сдвинув брови, строго спросила Алёна. – Криком изба не рубится, шумом дело не спорится, а что атаман Харитонов дальше своего носа не видит, так то его горе. Нам и своих забот невпроворот.
– И мы о том же говорим, – обиженно буркнул Емельян Мягков. – Дело мужикам найти надобно, разбегаются.
– Ну, положим, разбегаются они, чай, не из-за безделья, – заметил Федор Сидоров, – а более из-за того, что оторопь мужиков берет, страшатся они гнева боярского. Поди, уже все прослышали про бугры арзамасские.
– Поймать одного-другого да на березу, – стукнул Гришка Ильин кулаком по столу.
– Не дело говоришь, – прервала его Алёна. – Мужики к нам сами пришли, и неволить мы никого не вправе, а вот чтобы делом мужиков озадачить, в этом есть резон…
– Чего говорить понапрасну, Арзамас воевать надобно! – решительно тряхнул головой Иван Зарубин. – Долгорукий со своими полками что кость поперек горла стоит. Осилим боярина – честь и хвала нам, ну, а ежели не судьба – полоскаться нам тогда на осеннем дождичке под перекладиной. – Тишина воцарилась в горнице, задумались атаманы.
– Кто иначе думает? – подала голос Алёна.
Атаманы молчали.
– Ну, ежели в решении своем все едины, то идем на Арзамас. Ноня у нас девятое, через семь дней выступаем! – решительно закончила совет Алёна и, еще раз оглядев атаманов, вышла из горницы.
На крыльце воеводских хором Алёну поджидала Иринка. Привыкнув к тому, что рядом с ней всегда возвышался горой Мотя, Алёна удивилась:
– Одна? Случилось что?
– Да нет, все хорошо! – поспешила успокоить ее Иринка. – Просто Мотька от меня сбежал в Кременки. Ноня поутру оседлали с Алешкой коней и уехали поразвеяться. Засиделся, видишь ли, мой миленок в Темникове. Ветром вольным подышать вздумалось.
– Ну, ты уж не очень-то его у юбки держи, а то усохнет он у тебя от безделья. Мотя – мужик правильный, далече не уйдет. Так что пусть гуляет.
– А я что, держу его? Что хочет, то и делает, – надула губы Иринка.
– Чего ты, Иринушка, – нежно гладя подругу по плечу, вздохнула Алёна. – Не грусти особо, что делать, коли наша доля бабья такая – ждать да провожать. Я вот тоже жду…
– Ну, как он? – встрепенулась Иринка, – услышав в голосе Алёны горечь, и грусть, и затаенную боль.
Алёна пожала плечами.
– То хорош, а то мечется в жару, в беспамятстве.
– Может, его к моему отцу в скит отвезти, – предложила Иринка, – там его старушки травами да кореньями на ноги быстро поставят и от наговора, и от порчи какой попользуют. А?
– Благодарю, подруженька моя славная, за сердце твое горячее, до горя чужого распахнутого, за доброту, за ласку! А травы и коренья я сама знаю и пользую ими Поляка, да токмо не в них дело. Не телесные раны мучат его, а раны душевные не дают духу осилить недуг. Как на Москву съездил, так и мечется, будто одержимый.
– Душа моя, Алёнушка, пойдем к тебе, поплачем, давно я слезами души не облегчала, – предложила Иринка. – А то придет мой медведь, с ним не поплачешь, не дает…
Алёна, тронув подругу за локоть и приложив палец к губам, показала, чтобы та помолчала. Прислушались.
Издали донесся бешеный нарастающий конский галоп. Женщины, вытянув шеи и поднявшись на носки, пытались разглядеть всадника, но из-за высокого тына воеводского двора ничего не было видно.
– Уж не случилось ли чего? – тревожно проронила Алёна. Но вот в воротах показался всадник. Это был Алешка. Вздыбив перед воеводским крыльцом взмыленного жеребца, он закричал:
– Тетка Алёна, тетка Ирина, беда! Краснополые наших мужиков бьют!
– Где?
– В Кременках!
Алёна, оставив Иринку расспрашивать Алешку о Матвее, бросилась в терем. Вихрем влетела она в горницу, где атаманы еще сидели за столом, обсуждая предстоящий поход. Прямо с порога она крикнула:
– Время дорого! Всех конных немедля в седла! Долгорукий с войском в Кременках!
2
Но Алёна ошиблась. Не Долгорукий шел боем на Кременки, а князь Федор Иванович Леонтьев. Учтя ошибки, допущенные воеводой Щербатовым в Исупово, князь Леонтьев повел себя более осторожно: разделив приказ Василия Пушечникова на две части, он один полуприказ направил на Кременки через Кошелиху, а другой – через Дивеево. Сам же с двумя полками пеших стрельцов пошел через Лихачи. Таким образом, тысяча триста повстанцев оказались в окружении более чем трехтысячного стрелецкого войска.
Когда прозвучали первые залпы пищалей и повстанцы, застигнутые врасплох, заметались по деревне, сотня конных стрельцов под командой Мишки Хамова рассекла деревню пополам, разделив и без того слабые силы повстанцев. Большинство мужиков во главе с атаманом Даниилом Сидоровым укрылось за высоким тыном усадьбы Андрея Замятина, туда же заскочили и Мотя с Алешкой.
Преследуя убегавших мужиков, до двух десятков стрельцов влетело на замятинский двор. Увидев скопище повстанцев, они повернули назад, но было поздно: в воротах, преградив путь стрельцам, перебрасывая с руки на руку тяжелую дубовую плаху воротного засова, широко расставив ноги, стоял Мотя. Ринувшиеся на него четверо стрельцов были сметены страшным сокрушающим оружием. Остальных же стрельцов посекли оправившиеся от страха мужики. Ворота заперли на засов и для верности подперли бревнами.
Стрельцы не заставили себя долго ждать. Они разом хлынули со всех сторон на усадьбу.
Повстанцы, повинуясь приказам Даниила Сидорова, рассыпавшись вдоль тына, приладив наскоро к бревнам лавки, подпоры, прикатив колоды и, взгромоздясь на все это, принялись огнем из пищалей осаживать разохотившихся стрельцов. Потеряв несколько десятков человек, стрельцы отошли от усадьбы и укрылись за деревьями.
– Не робей, мужики! Целься лучше! Попусту зелье не жечь! – то и дело раздавался зычный голос атамана Сидорова, подбадривающего мужиков. – Вали краснополых! Наш черед пришел за правое дело постоять, так не выдадим же, братья!
Ревом одобрения ответили повстанцы на призыв атамана.
– Сидоров! – позвал Мотя проходившего мимо атамана. – Постой! Разговор у меня к тебе.
Даниил увидел Матвея, и лик его прояснился.
– Мотя, ты ли это? Откель к нам?
– То не важно, – отмахнулся Матвей. – Что ты делать намерен?
– А черт его знает, – раздосадованно махнул рукой атаман и зло процедил сквозь зубы: – Биться будем, пока зелье есть, пока мужики саблями да дубинами махать не устали, а там как Бог положит! Подмоги все едино ждать неоткуда.
– А ежели послать весточку в Темников? – предложил Мотя. – Кони в усадьбе имеются, я сам видел. Может, и проскочит кто-нибудь.
– А что, попытка не пытка! Сейчас найдем охотника. Эй! Мужики! – обратился Сидоров к повстанцам. – Надо пробраться в Темников, допомогу привести. Кто желает порадеть за общее дело, подай голос!
Охотников на опасное дело вызвалось до десятка.
Выбрав двух, атаман послал их за лошадьми. Когда те вернулись, ведя в поводу коней, Даниил, показывая на ворота, на близко расположенный лесок, наказал мужикам:
– Как ворота отворим, скачите что есть духу в лес, там пули стрелецкие не уловят.
Охотники кивнули головами.
– Ну, а теперь с Богом! – перекрестил Даниил мужиков и махнул рукой, чтобы открывали ворота.
Створки со скрипом разошлись, и в образовавшийся проем, нещадно хлестая плетками лошадей, ринулись всадники. Все мужики, находившиеся в усадьбе, затаив дыхание, глядели вслед удалявшимся товарищам. Вот уже пройдена половина пути и спасительный лес все ближе и ближе, но не суждено было свершиться задуманному. Грянул залп, и лошади понеслись далее без всадников.
