Скала альбатросов - Альберони Роза Джанетта
ИНТЕРМЕЦЦО
Закончив рассказ, Виргилия еще некоторое время сидела неподвижно, потом покачнулась, открыла глаза и с трудом поднялась с кресла. Она была явно не в себе. Мне хотелось расспросить ее про Арианну, но я поняла, что сейчас вопросы неуместны. Пророчица очень устала. На пороге своего дома Виргилия предупредила меня:
— Завтра не приходи. Завтра праздник.
И я вспомнила, что на острове действительно готовились к торжеству. Говорили, даже будет фейерверк. Я кивнула в знак согласия.
— Важный праздник, — продолжала Виргилия. — Перерыв в работе столь же необходим, как и сам труд. Даже Господь Бог, шесть дней создавая мир и человека, на седьмой отдыхал от трудов праведных. В этом проявилось некое самоограничение Господа нашего, хотя Бог, как учит каббала, пронизывает всё и вся. Он основа всех вещей и явлений. А завтра прими и ты участие в нашем празднике. — И она скрылась в доме, а я направилась к молу.
Теперь я уже представляла Арианну как вполне реального, живущего и поныне человека. И мне не терпелось узнать, что же произошло дальше. Увидит ли она еще Марио? А Марио, что он сделает при встрече с ней? Мне очень хотелось дослушать рассказ Виргилии до самого конца. Но я устыдилась своей мысли. Очевидно, для старухи небезопасно пребывать в трансе слишком долгое время. Я подумала — в трансе, однако не знала, что это означает на самом деле. В одном только я не сомневалась: Виргилия вела свой рассказ из какого-то другого, неведомого мне измерения.
После обеда на следующий день я заметила, что все куда-то исчезли. Готовятся к празднику, объяснили мне. Я вышла из гостиницы около девяти часов вечера вместе с другими постояльцами. Мы спустились в небольшой порт и на крутом повороте дороги, откуда открывается прекрасный вид на Сан-Никола, я поняла, что праздник этот действительно почитаем.
Всю водную гладь между островами покрывали всевозможные суда и суденышки — моторные лодки, на которых обычно переезжали с острова на остров, частные яхты, многочисленные рыбацкие шхуны местных жителей, трудившихся в Термоли, Роди-Гарганико. Вместе, и еще множество других моторок, неизвестно откуда появившихся. Все суда были ярко освещены, украшены гирляндами из лампочек и китайскими фонариками. На просторной набережной пылал костер, стояла огромная жаровня и на ней двухметровая сковорода. Мне сказали, что такая же огромная есть и на Сан-Никола. И действительно, издали виднелись языки пламени. Лодки были заполнены нарядными людьми, загружены едой, плетеными фиаско [30] с вином. Мне тоже дали корзину с рыбой, фруктами, вином и сладостями и усадили в рыбацкую лодку. Моряки были в приподнятом настроении. С ними сидели жены и дети. А некоторые пригласили на праздник и пожилых родителей. Флотилия неторопливо двинулась в море. Покинула проливы между тремя островами и стала огибать остров Сан-Никола. Издали она выглядела гигантским светящимся шлейфом. Отовсюду доносилось пение. Пройдя мимо острова и осветив огнями его циклопические скалы, флотилия вышла в открытое море, направившись к Капрере.
Светящийся шлейф обогнул остров, вышел к Кретаччо, обошел Бриллиантовый мыс, бухту Тонда и двинулся на юго-восток, к бухте Морского Быка. Сидевшие на высочайших скалах альбатросы молчали. Светила полная луна, а эти странные птицы пели только в безлунные ночи. После того как флотилия прошла южный мыс Сан-Домино и миновала Фиалковый грот, вдали показались огни Сан-Никола. Путь завершался. Светящаяся флотилия вернулась к острову Кретаччо.
Моряки бросили якоря. Все весело принялись за ужин. Я с восторгом смотрела на этих довольных людей. Никаких следов озабоченности на их лицах! Все выглядели спокойными, умиротворенными, миролюбивыми. Я обратила внимание, как заботливо относились к старикам, как держали маленьких детей на коленях и кормили их с ложечки, и ко мне обращались уважительно и приветливо.
Ужин закончился, когда прозвучал сильный взрыв — с самой высокой скалы острова Сан-Никола запустили ракету, и все повернулись туда. Небо окрасил самый необыкновенный фейерверк, какой только мне доводилось видеть когда-либо. Ракеты взрывались и над башнями в порту, расцвечивая воду немыслимыми красками. Тысячи разноцветных огней вспыхивали повсюду, в каждом уголке огромного амфитеатра, образованного тремя островами. Ракеты взлетали высоко-высоко, превращаясь в гигантские световые минареты. Каскады света, заполнив все небо, медленно опускались в море.
Я смотрела на черный небосвод, гое беспрестанно рассыпались тысячи фантастических радужных огней. Моему восторгу не было предела. Чудилось, что я присутствую при каком-то космическом событии, словно при рождении Вселенной. Вот так, наверное, взрывались галактики, носились в безграничном пространстве тучи сверкающей пыли, возникали новые звезды. Я испытала сильное, по-настоящему религиозное волнение.
И тут-то появилась Виргилия. Она стояла на носу большой рыбацкой шхуны. На плечи накинута шаль, расшитая золотом, и что-то сверкало на лбу. Я вспомнила, как она сказала мне еще в первую ночь: «Чтобы создать мир, Бог заключил договор с мраком. Его дух заполнил пустоту».
И то, что я видела сейчас — пламя в высоком небе, наполненном сверкающей космической пылью, мириады разноцветных огней вокруг, — все это словно воспроизводило божественное сотворение мира. Потрясение от увиденного было настолько сильным, что я разрыдалась, но душа моя была преисполнена счастьем.
На следующий вечер, поднимаясь к Виргилии, я чувствовала невероятное спокойствие. Колдунья ждала меня, сидя в кресле-качалке из ивовых прутьев. На плечах та же, что и накануне, расшитая золотом шаль, но не оказалось сверкающей повязки на лбу. Она встретила меня молча. И я не стала расспрашивать о вчерашнем празднике.
Мне не терпелось услышать, что же дальше было с Арианной, хотелось узнать, что произошло с ней в Милане, среди людей, столь разительно отличавшихся от жителей Тремити. Я села возле Виргилии, и она продолжила свой рассказ.
ПЯТАЯ НОЧЬ
САЛОН ДЖУЛИО ВЕНОЗЫ
Было позднее утро. Джулио Веноза несколько раз повернулся, разглядывая себя в большом зеркале из венецианского стекла с позолоченной рамой. Он примерял новый костюм, время от времени посматривая на портного и парикмахера, ожидавших его решения. Это был вторник — день, который граф обычно посвящал себе.
Его пришли навестить друзья, и он не отпускал их, даже когда явились портной и парикмахер. Веноза продолжал рассматривать свое отражение в зеркале, примеряя фраки разных фасонов, которые портной ловко надевал на него. Взгляды всех присутствующих были прикованы к графу, будто покрой его фрака представлял собой самую важную вещь на свете. Джулио всегда очень тщательно заботился о своем гардеробе, он любил не спеша выбирать одежду. Ему доставляло удовольствие выслушать, скорее по привычке, нежели по необходимости, мнение приятелей, и друзья охотно подыгрывали ему.
Они с удовольствием посещали его гостеприимный дом — один из самых роскошных особняков Милана. Пятнадцать лет назад Джулио жил в двух комнатах на виа Брера, и пополнять гардероб в те времена ему удавалось только благодаря великодушию очередной любовницы. Теперь же его спальня была обтянута изумительной красоты зеленым шелком с озера Комо. Такие же зеленые подхваты поддерживали горчичного цвета шторы на окнах, выходивших в парк. Личный слуга графа, правда, называл эту комнату золотой, потому что золоченая бахрома украшала все кресла и стулья. Сверкающей позолоченной бронзой был отделан письменный стол черного дерева, а также ручки ящиков и письменные приборы.
Стены гостиной украшали полотна Гвидо Рени [31], Паоло Веронезе [32] и Сальватора Розы [33] — несколько картин на мифологические сюжеты, а также портреты императрицы Марии Терезии Австрийской [34] и императора Леопольда [35].