Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование
Сардар внимательно слушал, сопоставляя судьбы Кашгара и Афганистана, свою и наследника Якуб-бека. В них было немало общего. И Афганское государство намерена ликвидировать более мощная держава, и ему приходится жить, а может быть, и умереть на чужбине… Однако если так записано в «книге судеб», то надо смириться! Он не подозревал, что этой зимой в его жизни произойдут решающие перемены.
Глава 19
КАРУСЕЛЬ СМЕРТИ
Командование Кабульского полевого отряда, весьма озабоченное тем, как прибрать к рукам непокорную афганскую столицу, приняло решение прежде всего избавиться от низложенного правителя.
Ранним утром 1 декабря 1879 года, когда над Кабулом еще не рассеялась ночная мгла, на пешаварскую дорогу выехала конная колонна. Ее начальник майор Гаммонд получил секретное задание особой важности: под конвоем эскадронов 9-го уланского и 5-го пенджабского кавалерийского полков вывезти в Индию бывшего эмира Мухаммада Якуб-хана. Среди английских улан и пенджабцев в ярких мундирах сквозь частокол пик с колышущимися флажками трудно было разглядеть несколько фигур в темных овчинах: по распоряжению генерала Робертса свергнутого властителя сопровождало всего несколько приближенных. Его малолетнего сына Яхши-хана оставили в столице в качестве заложника.
3 декабря колонна достигла Гандамака: путь по заснеженным горным дорогам был нелегок. Лишь немногим более полугода, размышлял Якуб-хан, прошло с тех пор, как он, полноправный и суверенный владетель, приезжал сюда, чтобы заключить договор со своими соседями. Договор плохой, недостойный Афганистана — бывший эмир уже давно это понял. Еще в Герате, молодой и неопытный, поверил он льстивым речам инглизи. Ссорился с отцом, когда тот, напоминая о прошлом, призывал не доверять им… Вот тогда все и началось: если первый камень положен криво, стена будет кривая до самого верха. Прав был отец! И вот меня везут как пленника, видно, судьба…
Колонна благополучно добралась до Пешавара. Мухаммаду Якуб-хану была отведена резиденция подальше от афганских границ — в маленьком городке Дехрадуне, недалеко от Лудхияны. Это было символично: в Лудхияне долгие годы жил его давний предшественник на кабульском троне Шуджа уль-Мульк; оттуда Шуджа ровно сорок лет назад отправился, чтобы с помощью вражеского войска завоевать свою страну. «На такое я не пойду!» — подумал Якуб-хан.
А в Кабуле британское командование изо всех сил старалось доказать населению, что отныне его уделом является полное и безусловное повиновение. Однако настойчивые призывы сдать оружие, сопровождавшиеся обещанием амнистии, не производили почти никакого впечатления. Робертс цедил сквозь зубы изысканные ругательства, читая ежедневные сводки, составленные в его штабе. Изъятое оружие исчислялось смехотворными цифрами.
— Сделаем последнюю попытку договориться с этими дикарями, — решил генерал и уединился с Мортимером Дюрандом.
Морщась, будто от зубной боли, он резко бросил своему политическому советнику:
— Лично я мало верю в политические средства воздействия. Особенно когда речь идет о таких закоренелых преступниках, с какими нам сейчас приходится иметь дело. Мой символ веры — пуля, штык. Но должна же быть какая-то польза от политической службы, черт побери! Потрудитесь, пожалуйста, сочинить какое-нибудь обращение — подоходчивее, попроще, чтобы дошло до этих оборванцев.
На следующий день на улицах и площадях снова появились глашатаи. Охраняемые конными патрулями, они разъезжали по городу, особенно часто наведываясь на базар, и читали новую «бумагу инглизи»: «У вас есть поговорка, что в Афганистане золото сильнее оружия. Это вполне зависит от вашего выбора. Что желаете — выбирайте! Правительство наше распределило: пули — врагам, а золото — друзьям. Если вы достаточно умны, то должны причислить себя к нашим друзьям!»
До самого вечера в разных концах Кабула можно было слышать возгласы охрипших дандурчи: «Что желаете — золото или пулю?» После наступления темноты они, как по команде, все умолкли, ибо даже взвод соваров не мог уберечь чересчур ретивого глашатая от увесистого камня или палки, нацеленных в него чьей-нибудь меткой рукой.
Новое воззвание особых результатов не принесло. Цифры сданного оружия в штабной сводке не возросли. Презрительно посмотрев на Дюранда, командир полевого отряда обратился к Мак-Грегору:
— Не кажется ли вам, Чарли, что пора оживить деятельность наших комиссий?
— Оживить комиссии, чтобы умертвить две-три сотни афганцев, сэр? — захохотал «Роб Рой», умилившись собственному остроумию. — Это куда полезнее, чем разные там политические штучки.
По разработанному плану было намечено провести в столице серию облав и обысков, с тем чтобы предать военному суду тех горожан, у которых будет найдено оружие.
В одном из помещений Шерпурского лагеря друг против друга были поставлены два стола. За один уселась следственная комиссия: полковник Мак-Грегор, доктор Беллью и Хаят-хан из Индийской политической службы, за другой — военно-судная: генерал-майор Мэсси, майоры Мориэрти и Хюэнс. Они ждали первых жертв.
— Скажу вам откровенно, джентльмены, — обратился к коллегам Мак-Грегор, — сегодня мною движет святое чувство мести.
— Мести? Но тогда вам нельзя вершить правосудие! — раздались возгласы.
— Успокойтесь, джентльмены, — вскинул руки начальник штаба. — Я ведь сказал: святое чувство мести! Оно не направлено против кого-либо непосредственно. Время у нас еще есть, и сейчас я вам все объясню.
Он закинул ногу на ногу и достал сигару:
— Пять лет назад я служил помощником генерал-квартирмейстера дивизии в Равалпинди, на западных рубежах индийских владений. Нас, разведчиков, интересовало все, что касалось дорог, транспортных и продовольственных возможностей Афганистана, Хорасана, Туркмении, настроения их жителей. Мне как раз предстояла поездка в Европу, и я решил сочетать приятное с полезным: отправиться сушей — через Афганистан, Персию и Россию…
«Роб Рой» обрезал и зажег сигару.
— Но наше правительство тогда заигрывало с Шер Али-ханом и категорически запретило мне пересекать афганские земли. Политика! Смешно. Тогда я отплыл из Бомбея в Карачи, оттуда в Бушир и через Шираз — Йезд — Бирджанд добрался до границ Гератского округа…
— А это уже Афганистан, — вставил доктор Беллью.
— Да, запретный для меня! — откликнулся полковник. — Как известно, запретный плод особенно сладок, а главное, нам были необходимы сведения об укреплениях Герата и дорогах, ведущих от него к Кабулу и в долину Амударьи. И я послал письмо гератскому правителю Мустоуфи-саибу, чтобы он разрешил мне провести несколько дней в городе, а сам потихоньку, не дожидаясь ответа, двинулся вперед…
Члены комиссий с живым любопытством слушали рассказ Мак-Грегора.
— Смотрю, навстречу скачет группа соваров, а впереди — моложавый афганец с полным набором кинжалов и пистолетов, как они это любят. Представляется: мехмандар Саид Рустам. Вот и почетный эскорт, думаю. Но мехмандар, вместо того чтобы сердечно принять гостя согласно своей должности, нагло заявляет, что мне закрыт доступ в Герат. Я его пытаюсь убедить и так и эдак, говорю, что здесь недоразумение, намекаю на мешочек с золотом — ничего не помогает. Он злобно смотрит на меня в упор своими огромными глазищами и грубо повторяет одно и то же: «Поверните коня в обратную сторону, миджар-саиб (я тогда был майором), и побыстрее!»
— И вы подчинились? — спросил Мэсси.
— А вы бы как поступили, сэр? Пришлось… Правда, повернув коня, через пару часов я снова попытался проникнуть в Герат уже другой дорогой и без предупреждения. Что бы вы думали? Милях в пяти от городских ворот меня нагнал все тот же мехмандар и под стражей вернул-таки в Персию!
«Роб Рой» пустил клуб дыма.
— И вот что хотелось бы отметить по этому поводу. Как-то в Бутане я отдалился на полумилю от нашего отряда, и один бутанец задел меня. Я поколотил его довольно сурово. Итог был великолепный: он стал как шелковый. Но бутанцам давно известно, что дерзких шуток с собой мы не допускаем. Когда я был с солдатами в Персии, доводилось палкой воспитывать местных слуг… Признаться, мне отчаянно хотелось отколотить этого афганского неуча — Саида Рустама. Однако можно было поклясться, что результаты будут иные, чем в Бутане или в Персии. Афганец в таких случаях немедленно хватается за нож, и последствия бывают самые печальные, ибо у него отсутствует рыцарское чувство, которое останавливает руку, готовую поразить беззащитного противника. Месть моя направлена против этих черт афганского характера. Мы должны безжалостно воспитывать афганцев, приобщая их к нравам и понятиям цивилизованного мира! — закончил свой поучительный рассказ председатель следственной комиссии.
