Андрей Посняков - Московский упырь
– Говорят, есть у тебя один паренек, человече… что чужие замки, как свои открывает.
– Что ты, что ты, милостивец! Окстись! Нешто я таких татей приваживаю? – Хозяин постоялого двора испуганно замахал руками.
– Насчет татей – это мы потом с тобой поговорим, Флегонтий, – нехорошо прищурившись, пообещал Иван. – Вдумчиво так поговорим… и не здесь… коли ты уж мне никак удружить не хочешь. Прощай пока…
– Постой, постой, милостивец! – Флегонтий ухватил гостя за рукав и, состроив умилительную гримасу, прошептал: – Тебе парнишка-то насовсем надобен? Для дыбы?
– Был бы для дыбы – я б к тебе не пришел, сам бы сыскал, не сомневайся. На время он мне нужен, по личному, можно сказать, делу.
Хозяин постоялого двора посветлел ликом:
– Так бы сразу и сказал, господине! Так бы сразу и сказал… Пожди-ка чуток…
Он повернулся, подзывая из глубины людской залы служку:
– Кондратий!
– Что, Флегонтий Иваныч?
– К Пахе Звездарю сбегай. Скажи… – Флегонтий обернулся к Ивану. – Чего сказать-то?
– Чтоб сразу после обедни был на Чертольской… ну, скажем, у кабака… Со всем своим инструментом.
– Слыхал, Кондратий?
– В точности все передам, Флегонтий Иваныч!
Вернувшись в приказ, Иван без удивления понаблюдал за царившей там суетой: приказные мыли полы, оттирали стены, бегали туда-сюда с увесистыми кипами бумаг, какие-то раскидывали по отделениям-четям, какие-то – вручали лично дьякам. А некоторые даже сжигали. Ну, все ясно – ждали Овдеева. Как раз сегодня должен был приехать, к вечеру. Вдруг да в приказ решит по пути завернуть, не дожидаясь завтрашнего утра?
Заглянув в сыскную каморку, Иван кивнул своим:
– Собирайтесь. Дело есть.
– А что за дело?
– По пути расскажу. Ты, Прохор, надеюсь, еще кулаками махать не разучился?
– Ха!
– А ты, Митя, из пистоля по-прежнему бьешь?
– Спрашиваешь! Почти каженный день с князем Михайлой стреляем.
– Ну, идемте оба…
– Постойте! – Из своего угла высунулся из-за кипы бумаг подьячий Галдяй Сукин, поморгал обиженно. – А я? Я-то как же? Чего меня не берете?
– Тебя? – Иван вдруг улыбнулся и махнул рукой. – Черт с тобой, сам напросился. С порохом-зельем обращаться умеешь?
– Умею! – накидывая на плечи армяк, радостно закивал Галдяй, а потом, уже тише, чтобы никто не услышал, добавил: – А не умею, так и научиться недолго. Не такое уж хитрое дело.
Уже стемнело, когда к хоромам подъехали всадники. Один спешился, обернулся, крикнул повелительно:
– Езжайте. Утром явитесь к докладу.
– Спокойной ночи, господине… – почтительно попрощались всадники. Двое из них – здоровенные бугаи – остались.
В темноте, быстро удаляясь, застучали копыта. Вдруг пошел снег, повалил мягкими хлопьями; заскрипели ворота…
– Черт знает что! – громко выругался спешившийся всадник. – Евстафий, ты что, один здесь? А где остальные?
– Охряй занемог, а где Федька с Хилаем – не ведаю, – послышался дребезжащий старческий голос.
Вспыхнул факел. Таившийся за углом Иван вышел из темноты:
– Здрав будь, Артемий Овдеевич!
Овдеев вздрогнул, обернулся:
– Иван! Ты как здесь?
– Да вот, зашел переговорить. В избу пустишь?
– Заходи, – Овдеев прищурился. – Чтой-то я тебя в приказе сегодня не видел. А ведь заезжал.
– Знаю.
– Ты поднимайся… Я тут распоряжусь. Евстафий, проводи гостя в горницу!
– Так, господине… замок.
– Ах да… Держи ключи!
Высокое крыльцо, сени, низкая притолока… Замок. Большой, увесистый… Слуга в черной бархатной однорядке с прожженным подолом зазвенел связкой ключей, отпер. Войдя в горницу, зажег свечи и в ожидании хозяина почтительно встал у двери.
Ну вот, кажется, и все… Кончится скоро все… скоро… вот уже сейчас.
Усмехнувшись, Иван подошел к печи… Странная была печь – топилась не из горницы, а из соседней людской. Горячая! Юноша приложил руки к изразцам с рисунком в виде красных тюльпанов. Потом подошел к стене… вот здесь вроде бы выцвело… и гвоздик.
– Увидел чего? – насмешливо поинтересовался с порога Овдеев.
Иван неспешно обернулся:
– А картинку-то с мельницами куда дели, Артемий Овдеевич? Ту, что купец Никодим Рыло подарил.
– Не подарил, а в обмен дал, – усаживаясь в кресло, усмехнулся Овдеев. – Вижу – ты даром времени не терял. – Он зло прищурился.
– Да уж, – светски улыбнулся гость. – Сказать по правде, пришлось нелегко… слишком уж умело вы заметали следы… господин Ошкуй!
– Тихо, не дергайся! – Овдеев мигнул, и двое бугаев – приставы, те самые, в дежурство которых повесился Телеша Сучков, – бросившись от дверей к Ивану, заломили юноше руки.
– Вот так-то лучше, – нехорошо усмехнувшись, кивнул хозяин. – Посадите его на лавку… Теперь обыщите.
Опытные руки приказных ловко зашарили под кафтаном и за голенищами сапог, вытащив на свет Божий два длинных ножа и кистень.
– Больше ничего нет, – улыбнулся Иван. – Вот, ей-богу!
– Оставьте нас, – хмуро бросил Овдеев и пристально посмотрел на гостя. – Чего пришел?
– Поговорить.
– Хм… Признаться, я тоже хотел сегодня тебя навестить, больно уж ты прыткий молодой человек! Слишком прыткий… Я ведь приехал еще вчера… Не заходил ни домой, ни в приказ… Ну? – Овдеев сверкнул глазами. – Говори, коль пришел! Только не думай, что тебе хоть что-то поможет.
– Давайте так, господин Ошкуй, – улыбнулся Иван. – Я начну рассказывать, а что мне будет непонятно, спрошу. Хорошо?
Овдеев кивнул:
– Только прошу побыстрее.
– Итак, – начал Иван. – Как я вышел на ваш след…
– Да, интересно…
– Как ни странно – через гребень. Тот самый, что вы подобрали, убив несчастного Федотку… Парнишка-то чем вам помешал? Неужто посчитали за соперника?
Овдеев цинично кивнул:
– Щенок вполне мог занять то место, на которое нацелился я.
– Поэтому вы убили еще и сына боярина Ивана Крымчатого, племянника воеводы Федора Хвалынца, Ртищева, наконец!
– Ртищев был обречен, – хмуро согласился Ошкуй. – И не только тем, что занимал мое место. Он, сволочь, слишком много узнал. Даже напросился ко мне в гости – сидел вот в этом самом кресле… болтал, так, ни о чем… Но я догадался, почувствовал – подозревает!
– И слуга Телеша Сучков подсыпал ему яд, – продолжил Иван.
Овдеев ухмыльнулся:
– Догадливый. Телеша, видишь ли, содомит. Я то узнал, присматриваясь к Ртищеву… на том и сыграл. А он, дурачок Телеша, захотел много денег… дурачок…
– Как же ему их не захотеть? Убить трех человек, устроить пожар, – на одно лампадное масло, небось, ушла немалая сумма. Заработал парень, что и сказать. А вы, значит, не захотели платить? Ай-ай-ай…
– А вот тут ты не прав, друг мой! – неожиданно расхохотался Ошкуй. – Телешу убил не я, а ты и твои люди. Вы ведь его отыскали? И что я должен был делать? Телеша – опасный свидетель. Честно говоря, не ожидал, что Галдяй Сукин вообще до него доберется. Не ожидал!
– Нехорошо недооценивать людей.
– Как и переоценивать.
– Да уж, – согласно кивнул Иван. – Ефим Куракин – он тоже вам мешал?
– Да! Мог занять место… Потомок знатного рода.
– И князь Михаил Скопин-Шуйский? Вы ведь даже меня нацеливали на него! А потом он вдруг неожиданно стал мечником – и надобность в его убийстве отпала. Теперь он вам не мешает… Постойте-ка! – Юноша закусил губу. – Это что же, значит…
– Вот именно! – глухо расхохотался Овдеев. – Совсем скоро я получу думный чин! Не от этого царя, так от следующего…
– Что?!
– И стану во главе всего Земского двора, а это власть, почет, сила! И заметь – всего я добился сам. Сам! Я ведь из худородных, как, впрочем, и ты… Отец мой, обедневший дворянин, запродал меня в холопы… О! Как надо мной издевались! Били каждый день, однажды чуть было не сожгли… впрочем, не буду рассказывать.
Глаза Овдеева вдруг засверкали, голос зазвучал громко и страстно, чувствовалось, что ему давно уже хотелось выговориться, быть может, даже подсознательно оправдать себя. Наверное, эти слова он не один раз уже мысленно повторял сам себе, и вот сейчас явно был рад неожиданно представившейся возможности… на что и рассчитывал Иван.
– Я был умен с детства, – хищно раздувая ноздри, продолжал Овдеев. – Быть может, будь я глуп, меня бы не задевало ни чванство, ни грубость, ни непроходимая тупость сильных мира сего. Сам посуди, я достиг известных чинов благодаря лишь собственному уму, силе, способностям, добирался к власти трудно и долго, да что там говорить – положив на это целую жизнь! А какой-то глупый недоросль получает все на блюдечке! Просто так! Потому что он – из знатного и древнего рода. Может быть – тупого, злобного, выродившегося, но древнего. Все должности заполонили эти тупые ублюдки! Справедливо? Нет. И я решил… в детстве еще решил: если представится случай, восстановить попранную справедливость. Не только для себя восстановить, но и для таких, как ты, Иван, для таких, как люди из твоего «отряда». Жаль, что ты слишком поздно это понял. А мы ведь могли быть вместе!
