Николай Энгельгардт - Павел I. Окровавленный трон
Понятно, однако, к чему привела принца попытка заявить строгому родителю о желании следовать своим природным склонностям.
— Как, неблагодарный, ты отказываешься от блистательного поприща, открываемого пред тобой безмерными милостями российского императора? — сказал принц-отец. — Дерзкий, неблагодарный мальчишка! Он желает следовать своим природным склонностям! Вы должны следовать примеру доблестных предков, ваше высочество! — указывая на длинный ряд портретов с перекошенными лицами, в латах, мантиях, с жезлами и мечами, грозным сонмом уставивших в пространство злые глаза, торжественно произнес принц-отец. — И к чему влекут вас природные склонности, прошу сказать?
— К занятиям свободными науками и искусствами! — пролепетал принц.
— И эти свободные науки и искусства поведут вас к свободной жизни гейдельбергских буршей, к длинным волосам, мензурам, трактирным попойкам и долгам! Не правда ли? А свободная жизнь гейдельбергского студента даст свободное развитие всем вашим порочным наклонностям, семена которых таятся в каждом человеческом сердце. Извольте посмотреть, ваше высочество, на этот сад, — продолжал родитель, подойдя к окну и указывая на разбитый в подражание (конечно, миниатюрное, соответствовавшее доходам регентства Оппель) версальским садам прихотливое произведение придворного садовника замка. — Извольте посмотреть! Вы видите здесь очаровательные картины, прелестные боскеты, лужайки, клумбы, дорожки, деревья, которые радуют взор прихотливыми формами куба, шара, конуса, различных зверей и, наконец, — верх искусства! — двум искривленным соснам приданы профили нашего благодетеля, императора Павла и Фридриха Великого! А что бы вышло, если бы устранить бдительную и искусную руку мудрого садовника, его кривой нож, пилу, заступ, ножницы и всему предоставить, как вы выразились, свободно следовать своим природным склонностям? В несколько месяцев нельзя было бы узнать это прелестное место, составляющее редкостное украшение замка Карлсруэ! Все бы разрослось в разные стороны, выйдя из меры. Сорные травы заглушили бы клумбы и куртины, косматые ветви уничтожили бы изящные формы боскетов, скверным сором обросли бы дорожки; все наводило бы уныние! Вот что значит следовать своим природным склонностям!
— Но теперь уже выходят из моды подстриженные сады, — осмелился возразить Евгений. — Находят, что человек только портит мудрый план свободной природы и, желая ее улучшить, вносит в вольные красоты естества принужденность, однообразие, скуку и холод пустой симметрии и регулярности.
— Что слышу от моего сына! — в ужасе вскричал принц-отец. — Да это якобинство, чистейшее якобинство! Послушайте, мой любезный, где вы почерпнули столь вольные мысли? Отвечайте мне немедленно! Свобода! Мудрый план природы! Вольное следование природным склонностям! А! Это говорит щедро осыпанный милостями российского императора генерал-майор и шеф драгун его величества! Это говорит принц Вюртембергский! — обращая взор к перекошенным физиономиям предков на стенах, восклицал родитель.
— Откуда вы заразились сими гибельными мыслями? Отвечайте! Отвечайте! — топая ногами, страшным голосом кричал принц-родитель.
— Но, батюшка, это все говорят, — сказал трепетным голосом мальчик. — Это в воздухе носится!..
— А, понимаю! Носится в воздухе — как семена сорных трав! Но я поступлю, как мудрый садовник, и извлеку сии зловредные злаки из вашего сердца, пока еще оно мягко и юно и плевелы в нем не укоренились! Я сам ежедневно буду преподавать вам прусский воинский устав и историю войн Великого Фридриха, в коих с честью, думаю, сам принимал участие! И, кроме того, хотя ты и генерал, я высеку тебя сегодня же крепко и больно!
— Ах, я лишу себя жизни, если лишен свободы! — в отчаянии, заливаясь слезами, вскричал Евгений.
— Ка-ак! Что вы сказали, ваше высочество? Вы хотите лишить себя жизни? Извольте сейчас отдать ваш палаш! Ну, каким способом вы теперь лишите себя жизни?
— Я перережу себе горло, — всхлипывая, сказал мальчик, — ножницами.
— Нож-ни-ца-ми?!. Согласно старому прусскому закону неудачного самоубийцу судят, как дезертира, посягнувшего на похищение у короля его собственности. Ибо каждый способный быть солдатом подданный прусского короля есть собственность его величества и отечества. Ты есть неудачный самоубийца, ибо сейчас будешь заперт под арест в библиотечной башне. И ты есть солдат. Значит, ты есть дезертир. Знаешь, чему по воинскому уставу подвержен дезертир?
— Смертной казни через повешение, — прошептал бедный принц, повеся голову.
— A-а! Ну, а кому подсуден дезертир?
— Военному совету.
— Прекрасно! Ротмистр фон Требра! Позвать ротмистра фон Требра!
Ротмистр явился.
— Ротмистр фон Требра! — торжественно сказал принц-отец, — сей молодой человек имел преступное намерение дезертировать. Он арестован. Извольте отвести его в библиотечную башню, запереть там и приставить караул к дверям! А я сейчас соберу военный совет для суждения сего злоумышленника по законам военного времени!
* * *Бледный, дрожащий, рыдающий принц Евгений был отведен ротмистром фон Требра в башню замка, где помещалось пыльное собрание толстых фолиантов, латинских трактатов по теологии и геральдике, хроник и всевозможных хартий и документов. В башне был всегда угрюмый сумрак, сырость, пахло плесенью и мышами.
Преступник был здесь заперт, и два инвалида с нарочито выданными кортиками и мушкетами стали на часах у дверей башни.
Преступник чувствовал себя настоящим преступником и не сомневался, что он дезертир короля прусского и подлежит смертной казни через повешение, если только король не конфирмует приговора, милостиво заменит казнь вечным заточением в крепости. Но странно, среди рыданий, среди ужасных мыслей маленький дезертир все больше ощущал в сердечке своем и наслаждение необыкновенной занимательностью такого трагического положения… Особенно усилилось это чувство, когда за дверью послышался громкий шепот, пыхтение и борьба. То пришла старая девяностолетняя няня принца. Она яростно, но шепотом ругалась с инвалидами, бесстрашно ухватив дрожащими пальцами раструбы древних мушкетонов, которые отважные витязи приставили было к ее груди, грозя расстрелять ее, если она не уберется прочь!
— Стреляйте, убивайте! Мне все равно. Но я хочу слышать голос моего дитяти и услышу его!
Нянька-таки настояла на своем. Инвалиды отступились. Она прильнула к замочной скважине и, рыдая, звала Евгения, называя его самыми нежными уменьшительными, ругая на чем свет стоит ротмистра фон Требра, мучающего и пугающего милое дитя, и сообщая, что все в замке и сама матушка принца плачут навзрыд, узнав о жестоком над ним тиранстве, и что она принесла ему пряников с перцем и сахарных королей и принцесс с сусальными коронами. И няня стала совать в щель источенной червями, рассохшейся двери башни гостинцы.
Участие няни, сообщенное ею известие, что матушка и все в замке плачут о злоключении его, равно как и гостинцы, сильно обрадовали принца Евгения. Но появление именно няни у дверей его темницы затронуло самолюбие мальчика. Он вспомнил, что имеет честь быть генерал-майором и шефом драгун его величества императора российского; с другой стороны, чувство военной дисциплины и субординации в нем возмутилось грубым нарушением нянькой и часовыми распоряжения его родителя.
Подойдя к двери, он благодарил няню и всех, принимающих в нем участие, но в то же время твердо потребовал, чтобы няня ушла и знала, что ротмистр фон Требра тут ни при чем, что он лишен свободы по приказанию самого родителя, как дезертир, и, вероятно, будет казнен; он просит няню передать его последнее прощание матушке и всем в замке. Часовым принц Евгений напомнил присягу и то наказание, которому они подвергаются по воинскому уставу, допуская переговоры посторонних с государственным преступником. Услыша все эти страшные слова из уст самого принца, древняя няня поверила и просто обезумела от ужаса и горя. С воплями затем кинулась она в залу, где происходило заседание военного совета под председательством самого принца-родителя и состоявшего из ротмистра фон Требра, лейб-медика Отто Пумперникеля, бывшего ротного хирурга, и дядьки-гусара. Совет важно и по всем правилам военной юриспруденции обсуждал преступление принца Евгения, который «имел намерение дезертировать». Дверь залы сторожили два других инвалида с мушкетонами.
Суд только что вынес приговор, обсудив дело всесторонне и приняв во внимание все смягчающие вину обстоятельства, как, к примеру, несовершеннолетие принца и все обстоятельства, вину отягчающие, хотя бы чин генерал-майора и шефа и звание принца, обязующие к особо строжайшему выполнению долга, когда за дверью послышались пронзительные на этот раз вопли няньки и затем она ворвалась в залу, волоча за собой инвалидов, ухвативших ее за широкие одежды.
