Томас Фланаган - Год французов
ИЗ «ВОСПОМИНАНИЙ О БЫЛОМ» МАЛКОЛЬМА ЭЛЛИОТА В ОКТЯБРЕ ГОДА 1798-ГО
Все, кому довелось описывать эти события, сходятся на том, что день битвы при Каслбаре самый достопримечательный. В шесть часов утра, проделав изнурительный путь по мерзким топям и ущельям, мы вышли на возвышенность, откуда менее чем в километре виднелся Сионский холм, занятый англичанами. Лишь час назад донесли им о нашем приближении, и они спешно стали перегруппировывать войска, что за час не завершишь. Эмбер некоторое время задумчиво созерцал местность с пригорка, словно принимая парад. Потом приказал нам идти вперед и укрыться за холмом Сливенагарк. Мы были еще далеко от англичан, и их огонь не мог нас достать.
Затем Эмбер приказал ирландцам под командой О’Дауда и Тилинга захватить неприятельские пушки. И мы лавиной покатили вперед. Метров через пятьдесят нас встретил шквальный огонь противника. Ирландцы бросились в атаку и смяли цепи пехотинцев, выставленных на защиту пушек. Но пушки, доселе молчавшие, вдруг заговорили, грозно и громко. В наших рядах сразу же образовались изрядные бреши. Мы потеряли много людей, но в ту минуту я об этом не задумывался, казалось, весь мир вокруг суть дым и грохот. Эмбер тем временем двинул вперед и шеренги своих солдат, поначалу их скрывали кусты, но вдруг на равнине оказалось, что они обошли англичан с фланга. Мы снова услышали команду «Вперед!» — и пошли на врага: могли ли мы помышлять о чем-нибудь ином! Да и гренадеры, шедшие следом, понуждали нас атаковать.
Не могу сказать, что сам отличился в бою. Помнится, стрелял из пистолета в артиллериста, рубил и колол шпагой. Я знал, что должен вдохновить людей, что-то сказать им, но во рту пересохло, язык онемел. Тут я увидел О’Дауда: сорвав с себя шляпу, он с криками хлестал ею по спинам солдат, приказывая им идти в атаку. Лучше всего мне запомнилась мушкетная пальба и крики. Под нашим натиском обратились в бегство лонгфордские ополченцы, не дав развернуться своей же кавалерии. А повстанцы с пиками били, кололи направо и налево, не щадили ни пешего, ни конного.
И все же исход сражения решился не столько благодаря нашей атаке, сколько из-за трусости врага. Когда солдаты О’Дауда взобрались на холм, англичане бросились наутек мимо уже давно покинутых артиллеристами пушек. Причем первыми, судя по рассказам, гвардейцы принца Уэльского и части из Килкенни. Добравшись до своего тыла, они и там посеяли панику, и почти вся столь превосходящая нас армия обратилась в бегство. Храбро сражались лишь шотландцы — они не дрогнули и в рукопашной орудовали прикладами мушкетов, словно дубинками. Эмбер впоследствии признал, что не ожидал столь легкой победы. Он рассчитывал отвлечь внимание неприятеля, послав под их пушки наши передние шеренги, а сам, обойдя их с фланга, ударить и таким образом сокрушить врага. Однако наша блистательная победа превзошла все ожидания.
Битву при Каслбаре, которую сейчас называют позорнейшим поражением Британской армии или еще более уничижительно: «Каслбарскими скачками», я в силах лишь описать, но не растолковать. Несомненно, замысел Эмбера с ночным переходом сыграл важную роль: англичанам пришлось на ходу перестраивать оборону, занимать неудобные, наспех выбранные и неспланированные позиции. Возможно, ошибся и Лейк, взяв на себя команду в сражении на незнакомой местности, хотя я не уверен, смог бы Хатчинсон или любой другой офицер распорядиться лучше. Разве что Эмбер. Теперь все ирландцы, даже дремучие крестьяне из Невина, прониклись уверенностью Эмбера в его талантах. Он словно опоил нас всех колдовским эликсиром. Оказавшись на чужом, диком берегу, средь людей, чей язык он не понимал, Эмбер так уверенно вел войска и отдавал приказы, будто не сомневался: успех, как и всегда, придет сам собой. С тех пор минуло два месяца, и я уже весьма критично оцениваю самоуверенность Эмбера, но в утро Каслбарской битвы я, как и остальные, готов был отдать жизнь по мановению его руки. Британские офицеры, с кем мне довелось говорить, сводят на нет роль повстанческой армии, приписывая нашу победу лишь закаленным в боях пехотинцам и гренадерам Эмбера. По их словам, ирландское стадо бросили вперед, чтобы только отвлечь внимание англичан. Что представляется мне не столь очевидным. Это человечье стадо бросила вперед сама история, и устранить оно могло что угодно.
Зато очевидно одно: англичане бежали, побросав на пути пушки, мушкеты. На узких городских улочках удирающая кавалерия давила своих же пехотинцев. Офицерам удалось собрать несколько сотен солдат, и в достойном бою у моста они прикрыли отступавших товарищей. Однако повстанцы их смяли. В городе еще оставалась одна пушка, которая вела огонь до последнего, что делает честь мужеству артиллеристов. Один из них, по слухам, пал от руки Оуэна Мак-Карти, но сказать наверняка не могу. Во время нашего ночного похода у Мак-Карти не было оружия. Но когда в битве пал некто Кафферти, капитан повстанцев из крестьян Мак-Доннела, Мак-Карти занял его место и принял участие в штурме Сионского холма. С тех пор в Ирландской армии его стали величать (кто в шутку, кто всерьез) капитаном.
Перечитывая написанное, я вижу: скучно и поверхностно рассказал как об этой знаменательной победе, так и о своем участии в ней. Когда она завершилась, я испытывал и ликование, и смятение. Я — крохотная частичка отчаянно-храброй армии, которая благодаря удаче, уменью командира да трусости англичан одержала невероятную победу. Англичане были разбиты наголову. Они бежали, побросав пушки, боеприпасы, мушкеты, знамена. Страх гнал их до самого Туама, где они устроили небольшой привал и последовали дальше, в Атлон, чтобы там дождаться Корнуоллиса, итого шестьдесят три мили. Оттуда по всей Ирландии и пошел слух, что идет огромная и страшная армия. При Каслбаре полегло триста ирландцев, пали они от первых артиллерийских залпов, а считанные минуты спустя О’Дауд молниеносной атакой захватил пушки. Несколько человек умерло прямо у меня на глазах. Видел я и британских солдат, заколотых пиками, с развороченными ребрами и кишками. Такова была ныне всем известная битва при Каслбаре.
КАСЛБАР, АВГУСТА 27-ГО
Ошеломленный, стоял Мак-Карти на Высокой улице в Каслбаре. В голове все перемешалось, грудь тяжело вздымалась: будто вновь он мальчишка и только что выиграл забег в родном Трейли. В памяти лишь отрывочные, хотя и последовательные видения, ночное небо в кровавых звездах. Кричат люди, по летним лугам стелется, оставляя копоть, черный дым. И впрямь как забег, только по полю смерти. Здоровяки солдаты в красных мундирах на Сионском холме, вот они бегут прочь, а кое-кто бьется в судорогах на земле, искаженные лица, выпученные глаза.
Вот у подножия холма, словно споткнувшись, упал Кафферти, грудь ему разворотило пушечным ядром. Шедшие за командиром остановились, уставившись на него, — островок покоя средь бушующего людского моря. Грохот от канонады стоял страшный, словно сама смерть обрела голос, пролитая кровь и изувеченная плоть под кровавыми лохмотьями. Вот пошатнулся на бегу сосед Мак-Карти, будто ноги заплелись. Мак-Карти схватил его за плечи, взглянул в уже не видящие глаза. «Господи, спаси», — шепнули мертвеющие губы, и он рухнул вперед. Взрыв грянул совсем рядом, и у Мак-Карти похолодело в животе. Это красные мундиры кормят нас смертью, набивают нам ею животы, разинутые в крике рты.
— Пора покончить с ними! — крикнул он солдатам Кафферти. — Бога ради, пора покончить! — Он схватил одного из солдат и толкнул вперед. А сам с диким ревом, перекрывавшим даже грохот канонады, бросился к холму. На бегу оглянулся: солдаты следовали за ним, всего человек двадцать. Но слева и справа бежали другие повстанцы, их было великое множество, они взбирались по пологому холму, неловко держа пики наперевес. Их руки более привычны к косе или лопате. Случись ополченцам из Лонгфорда устоять, дружно встретив повстанцев острыми штыками, что бы те стали делать? Однако ополченцы дрогнули и побежали, разом пронзенные страхом. Страх бессловесным гонцом полетел от одной цепи красных мундиров к другой. Поворачивай и беги. А повстанцы наседали, все больше полнились отвагой, видя, что бояться им нечего: перед ними лишь отступающий в панике враг и его нужно догнать и прирезать или заколоть. Пушки молчали, воздух наполняли лишь крики и вопли людей. Но в ушах Мак-Карти все еще грохотали пушечные залпы. Он остановился, зажал уши руками. И побежал вместе с другими дальше, по росистым еще лугам к Каслбару, угнездившемуся средь холмов.
И вот он в Каслбаре, на Высокой улице, мимо него спешат люди. Вон валяются брошенные, уже не нужные мушкеты. Где отступали английские войска, он не знал, да и не задумывался, хотя, очевидно, большая их часть прошла именно по этой улице. В ее начале стояла маленькая пушка, а на ней — распростертый артиллерист, отважный человек, он не покинул своего смертоносного орудия, даже увидев рядом других людей, тоже несущих смерть. Что подвигло его на такой шаг?
