Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874—1883
– Я…
– Теперь давайте забудем о печальном событии, но взамен вы должны вспомнить, как кто из родных или находящихся в квартире себя вёл.
Петров прикусил губу и потом произнёс:
– Я не смогу быть вам полезен.
– Отчего же?
– Я просто ничего не помню, накануне, – врач запнулся, словно стыдился произнести следующую фразу, закрыл ладонью глаза, – накануне я был у приятеля и выпил лишнего, поэтому у Шрамовых чувствовал себя не совсем здоровым.
– Понятно, – Лерман покачал головой, – если бы вы отказались приехать и посоветовали вызвать другого врача, мы не потеряли бы время, господин Петров.
Хорошо, когда правда выплывает сразу в начале следствия, а не приходится её обретать в результате долгих поисков. Теперь придётся восстанавливать день именин по часам, а может быть по минутам, ведь отравился только глава семьи. Значит кто—то подсыпал яд или в его стакан, ведь в обычае таких семей пользоваться общими мисками, а не отдельными тарелками. Задача с одной стороны упрощается, а с другой…
Пётр Павлович решил, что прежде чем иметь беседу с родными умершего, сперва расспросить тех свидетельниц, что присутствовали при печальном событии.
Миланья Хиврина, женщина лет сорока пяти, имела чрезвычайно симпатичное и добродушное лицо, правильные черты которого и живые выразительные глаза свидетельствовали о былой красоте.
– Что рассказывать—то? – Она прижала руки к груди. – Страх—то какой! Ужас! Вот человек живой, говорит что—то, а потом в одну минуту дух с него прочь.
– Так и в одну минуту?
– Не видела я, это когда он упал, и суета поднялась, вот тогда я Тараса и увидела.
– Значит, ничего не видела?
– Истинно так, – сказала женщина, – а почему полиция этим интересуется?
– Попали бумаги в сыскное отделение, а если попали, то надо проверить. Служба такая.
– А я думала, что… – и Миланья умолкла, пряча взгляд.
– Договаривай, в чём дело?
Она покраснела, но ничего не сказала.
– Ты что-то не договариваешь.
– Что мне договаривать? – Хиврина перекрестилась. – Даже ныне страшно, рот открыт, глаза на выкате, руки скрючены. Страх настоящий.
– Смерть – она такая.
– Не скажите, вот моя матушка помирала, так глаза закрыла и, словно бы заснула, а на самом деле навсегда, – и снова перекрестилась.
– Значит, страшно было?
– Жутко.
– Как вели себя жена и сын покойного?
– Да как? – Миланья пожала плечами. – Петька, сын Тарасов, сразу же за врачом побежал, Ольга заголосила, ведь кормильца потеряла.
– Какие отношения у них в семье были?
– Да обычные, руку Тарас, как некоторые, на жену не поднимал.
– А с сыном?
– Сын Тараса почитал, ничему не перечил.
– Вообще—то я краем уха слышал, что неравнодушна Ольга к Петру была?
– Господин хороший, – женщина заулыбалась, – жена Тарасова – баба в соку, а Пётр тоже не промах, – начала Миланья, но остановилась, потеребила край платка, – кто его знает, правда или нет, но говорили, но я этому не верю, – быстро добавила она, но глаза блестели, словно хотела добавить какую—то подробность, но сдерживала себя, потом понизив голос, сказала, – как—то видела, как Петька из сарая выходил, а вслед за ним Ольга волосы и одежду поправляла, а что там было, не знаю, свечку им не держала.
– Так, так, – произнёс Лерман.
– Только не говорите никому, – Хиврина не улыбалась и выражение на лице выражало, что зря она не сдержалась, а проболталась.
– Само собой никто не узнает. Может быть, ещё что можешь дополнить.
– Да чего уж там, – женщина махнула рукой, – Тарас—то, хоть и в летах был, но тоже ходок ещё тот, вон к Наташке Фиговой потихонечку захаживал. Сама видела.
– Целый роман можно сочинить.
– А то, – Хиврина понизила голос, – Ольга—то – вторая жена у Тараса, он её с дочерью взял, так той сейчас семнадцать, вот Петька и с нею. Там, – она куда—то неопределённо кивнула, – стеночки тонкие, так вот слышала, как они ворковали, а потом сопели. Вот семейка—то, – она снова криво усмехнулась, но в глазах женщины прочёл обычную зависть.
– Скажите, а в каких отношениях был Тарас со Степаном Сенчиковым?
– В приятельских, а вот Ольга терпеть того не могла, даже на порог не пускала.
Наталья Фигова в середине дня была одета в бумажную рубаху, поверх которой накинут тонкого синего сукна казакин, роскошные светлые волосы растрепаны и две—три пряди их легли на лицо, щёки которого украшали ямочки.
– День добрый, – произнёс сыскной агент, – мне бы хотелось поговорить с Наталией Фиговой.
– Эт по какой надобности? – Голос, хоть с не большой хрипотцой, но звучал довольно приятно и как—то развязно.
– Чиновник по поручениям сыскной полиции, – Лерман отодвинул в сторону женщину и без приглашения вошёл в комнату, где сел на стул, заложив ногу на ногу.
– Да я… да… – Наталья потеряла дар речи, только открывала, как выброшенная на берег рыба.
– Я вот по какой надобности, – Пётр Павлович достал из кармана портсигар, достал папиросу, и выпустил, прикурив, дым в потолок, – два дня тому умер Тарас Шрамов, так вот со смертью не так чисто, поэтому мне поручено разобраться. Что ты можешь сказать по этому поводу?
– Дак сразу бы и сказали, – Наталия повела плечом и вырез на груди слегка приоткрылся, – я—то какое отношение имею к этому?
– Самое непосредственное.
– Сказали ж нам, что умер от апо..апе… в общем от какого—то удара.
– Так ты ничего не хочешь рассказать?
– Ничего, – женщина стояла, опершись спиной о косяк двери.
– Говорят, что ты была в довольно близких отношениях с убитым?
– Побольше слушали бы всяких, вам бы не такие вести принесли.
– Значит, отрицаешь?
– Мне скрывать нечего, всё равно донесут. Да, бывал здесь Тарас, бывал, ну и что?
– Тогда возникают вопросы.
– И какие?
– В каких вы были со Шрамовым отношениях?
– Да никаких.
– Как это?
– А вот так, ну приходил ко мне по женской части, я – одинокая, – она повела плечом и под тонкой рубахой шевельнулись большие груди, – кого хочу, того и привечаю.
– Так…
– Иной раз мужик в сорок, – она насмешливо проговорила, скривив в улыбке рот, – ничего не умеет.
– Значит, у вас были отношения…
– Господин хороший, не было у нас отношений, просто по—соседски забегал ко мне, безделицы дарил, но отношений никаких.
– Понятно, тогда не расскажишь, как кто себя вёл, когда Шрамов умер?
– Как обычно, – Наталья вновь дёрнула плечом, – Ольга засуетилась, как наседка, оно и понятно, такого кормильца лишилась, Пётька, тот побледнел и задрожал, навроде осинового листа. А так, – она задумалась, – да я и внимания не обращала.
– В день смерти к Тарасу кто—нибудь приходил?
– Почём я знаю? Я ж за ним не следила, может, кто и приходил, – Наталья задумчиво посмотрела в стену, – когда дрова рубил, – добавила женщина. – А к чему такие расспросы?
– Надо.
Тарасов сын Пётр, мужчина лет сорока, с крепким, казалось квадратным телом, что в ширину, что в рост, имел совсем детское лицо. Словно природа пошутила: крепкие пудовые руки, покатые плечи, ноги, как два столба, и небольшую голову с жёсткими проволочными волосами, пухлые щёки и доверчиво – щенячьи глаза.
– Видно срок тяте пришёл, – Пётр почесал шею, – человек, что дерево, каждую весну оживает, а вот придёт срок, кажется ещё крепкое, а на самом деле внутри – труха. Так что вы хотели?
– Поговорить об отце твоём.
– Что говорить? Нету его, и никто не воротит.
– Трудно не согласиться, но с чего это крепкий мужчина, как в округе говорят, выпил немало, топором махал, дров кучу нарубил и в один момент, вот был и уже нет.
– Это надо у Него спросить, – младший Шрамов указал пальцем в небо, – Он и во младенчестве забирает, вот моих братьёв и сестёр, а уж в таком возрасте и подавно.
– Так ты ничего странного в смерти отца не видишь?
Младший Шрамов опешил, удивлённо посмотрел на сыскного агента и, заикаясь, спросил:
– Удар его хватил, как сказал врач и потом пристав нам бумагу выдал.
– В сыскное отделение попало дело о смерти Тараса Шрамова, вот и приходится по воле начальников проверять обстоятельства смерти.
– Ежели так.
– Именно так.
– От меня, господин… э —э – э.
– Лерман Пётр Павлович, – представился сыскной агент, – чиновник по поручениям.
– Господин Лерман, – лицо младшего Шрамова в одну секунду стало более походить на старческое, плечи опустились, – я не привык говорить об отце худое, но своим умишком начинаю понимать, если в сыскное попали бумаги о смерти отца, то вы подозреваете, что произошло убийство?
По чести говоря, Пётр Павлович не ожидал, что невзирая на вид не очень умного человека, младший Шрамов окажется таким проницательным.
