Русская миссия Антонио Поссевино - Федоров Михаил Иванович

— Собирайся, отрок. Уходим, — коротко бросил коадъютор, едва войдя в келью.

Ласло повернул к нему голову:

— Когда?

— Тотчас же.

Ласло, больше ни о чём не спрашивая, встал с топчана. Таракан, воспользовавшись внезапно открывшейся свободой, тут же забился в щель между двумя брусьями.

— Старого знакомого встретил, — пояснил коадъютор, — может, ничего и не будет. А может, будет. Лучше уйти.

Они быстро сложили в сумы свой немногочисленный скарб и вскоре уже выходили из монастырских ворот. Предусмотрительный иезуит направился в противоположную от Волхова сторону, чтобы погоня, если она будет, направилась по ложному пути. Дав по городу петлю, они развернулись и вскоре, перейдя реку по мосту, оказались на правом берегу Волхова. Солнце только клонилось к закату, и проход через городские ворота был свободен. Стрельцы, лениво обсуждающие свои дела, лишь скользнули по тщедушному старику и юродивому отроку взглядом и равнодушно отвернулись, продолжив разговор.

— Теперь куда? — спросил Ласло, когда они отошли от города.

— На Москву, — ответил коадъютор.

— Брат Гийом, может, лучше подождать, когда ростовский обоз пойдёт?

— Нет. Если нас станут искать, у них наверняка будут приметы. Тебе ничего не грозит, а меня могут опознать. А московский обоз вышел утром, там ничего не знают.

Опасения брата Гийома были не напрасными. Епифан, когда немного протрезвел, вспомнил о событиях девятилетней давности. Точно ли государевы люди [166] ловили тогда спасённого им от волков паломника, он не знал, но давнишнее описание разыскиваемого живо напомнило ему щуплого мужичка в рваном окровавленном валяном сапоге. Да, наверное, это был Волкодав. Как же его зовут? За давностью лет он и не помнил, как тогда представился спасённый, а сейчас и спросить не догадался, Волкодав — и Волкодав.

Сомнениями своими он поделился с казачьим головой, тот сразу побежал к государеву наместнику, и к вечеру в Софию явились два десятка городовых казаков под началом Епифана. Монахи лишь разводили руками: паломников и след простыл. Кое-кто вспомнил, что старик с отроком собирались на Соловки, другие заявляли, что видели, как они направлялись к городским воротам, ведущим в западную сторону. Но все сходились во мнении, что прошло достаточно времени, чтобы они ушли от Софии вёрст на пятнадцать, а то и более. Епифан лишь плюнул в сердцах. Чтобы найти его знакомого, сейчас надо было поднимать весь Новгородский гарнизон и отправлять разъезды во все стороны. Причём даже в этом случае надежда на успех была ничтожной. Долго ли столь опытному человеку раствориться в новгородских лесах? Да и скорее всего, напуганный Волкодав не решился отправляться вглубь русских земель и ищет спасения в западных пределах…

Брат Гийом решил идти до Твери, потом добраться посуху до Калязина и переправиться через Волгу. А там и до Ростова рукой подать. От Новгорода до Твери — четыре сотни вёрст. Во время этого пути брат Гийом впервые ощутил, что стареет. Прежде такого не бывало никогда: насколько бы ни был тяжёлым дневной переход, ночного отдыха для восстановления сил ему вполне хватало. Вот и сейчас — в день они проходили не меньше сорока вёрст, и на четвёртое утро он почувствовал, что проснулся уставшим. Тяжело вздохнув, он уменьшил дневной переход до тридцати вёрст, но усталость не проходила. Пришлось сделать дневной привал, после которого снизить дневной переход ещё на пять вёрст. Впрочем, это не помешало им нагнать московский оружейный обоз и плестись следом, ночуя в стрелецком стане. Ласло развлекал стрельцов ужимками, и те даже подкармливали путников, что позволило иезуиту сохранить оставшиеся иоахимсталеры в неприкосновенности.

На подходе к Твери они отстали от обоза и, обойдя город по краю, вышли на Калязинскую дорогу. До переправы через Волгу оставалось ещё полторы сотни вёрст. Идти приходилось по местам диким, разбойничьим, но брат Гийом, отдохнувший за время путешествия с неторопливым оружейным обозом, рассчитывал пройти их за четыре дня. Да и вряд ли лихие люди будут караулить в этих местах их, нищих паломников, — им ведь богатые обозы подавай, где есть кого пограбить.

— Брат Гийом, — сказал Ласло, когда они остались одни, — а те, из ростовского обоза, если увидят нас в городе, могут ведь узнать. Что тогда делать?

— Такая опасность есть, — согласился иезуит, — но то служение Господу, которое мы с тобой избрали, всегда будет опасным.

Он внимательно посмотрел на Ласло. Лицо венгра не выражало ни страха, ни сомнения. Оно было круглым, как тарелка, и бесстрастным.

— Тем купцам будет не до нас. Купцы всегда больше думают о своём, чем о государевом. Да и не знает никто, куда мы пошли. И защита у нас будет добрая. Нам бы с ними только на Калязинской переправе не столкнуться.

Через пару дней они вышли к Волге и направились вдоль берега. Везде, где это было возможно, брат Гийом старался идти лесом, не выходя ни на дорогу, ни в поле. Попадавшиеся на пути ручьи и мелкие речки переходили вброд, лишь один раз остановившись, когда появившаяся перед ними река не позволяла преодолеть её с ходу. Иезуит, побродив по берегу, наткнулся на рыбацкую хижину, владелец которой подрядился переправить их на другой берег. У него же путники выторговали за один иоахимсталер много лепёшек, добрую вязанку сушёной рыбы, две дюжины крупных яиц и даже небольшого, только что выловленного осетра. Дорого, конечно, заплатили, но меди для платы не хватало — пришлось доставать серебро. Обещал ещё рыбак перевезти их через реку. Новгородские съестные припасы к тому времени почти закончились, и покупка оказалась очень кстати.

Рыбак, мужик средних лет, жилистый и сухощавый, был молчалив и неулыбчив. За всё время проронил едва пару слов, да и то лишь во время торга. Не меньше пяти ребятишек разного возраста стояли в стороне, не решаясь подойти без разрешения отца. Во время переправы с хмурого неба упало несколько дождевых капель. Рыбак посмотрел вверх:

— К вечеру потоп будет. От Медведицы подальше держитесь. Берегом не ходите.

Заметив недоумение на лице иезуита, пояснил:

— Река. Левый берег затопит.

Брат Гийом благодарно кивнул и спросил:

— До переправы далеко ли?

Рыбак наморщил лоб:

— В два дня управитесь. Да только что вам та переправа? Там Волга крюк делает, только ноги бить. Вы завтра, как дождь закончится, ступайте на берег да ищите дом с воротами, где образ святого Трифона [167]. Там Пётр живёт. Брат старший. Богатые у него ворота, и дом богатый. Скажешь, Стёпка Ёрш направил. Я это.

— Благодарю, — ответил иезуит, перекрестив рыбака.

— Направляетесь-то куда? — поинтересовался Стёпка.

Брат Гийом заколебался: говорить ли рыбаку, что идут они в Ростов? С одной стороны, чем меньше народу знает, тем лучше. С другой — кому он расскажет в этой глуши? Может, чего и посоветует.

— В Ростов, — ответил брат Гийом. — Святым местам поклониться.

Стёпка кивнул:

— Да, не надо вам на переправу, с Петром я дельно посоветовал. Так ближе.

Лодка ткнулась носом в берег. Дождь усиливался, от ударов капель на воде появились пузыри.

— Может, вернётесь? — спросил Стёпка. — Завтра снова переправлю. Платы больше не возьму.

— Благодарю, — снова сказал брат Гийом, — нам быстрее надо.

— Сегодня вы до брата не доберётесь, — сказал Стёпка, — а как к Волге выйдите, смотрите лучше: там недалеко от берега пещеры есть. Вёрст пять отсюда. Обычно не затапливает. Только не по реке надо идти, а наискось. — Он показал направление. — Я бы сам вас через Волгу перевёз, да долго это. А мне с утра на лов. С Богом.

Стёпка направился к лодке и вскоре был уже на середине Медведицы. Брат Гийом, чтобы больше походить на набожного паломника, перекрестил его на прощание.

Дождь усиливался. Коадъютор и Ласло промокли ещё не до нитки, но основательно. Пять вёрст до пещер, да пока их найдёшь… Может, и правда стоило переночевать у Стёпки? Да что там говорить, его и не видно уже, и не докричишься через реку. Он, наверно, уже дома, у печки греется.