Николай Коробков - Скиф
— Ни в коем случае, — возразил Эксандр. — Я не хочу больше никаких личных переговоров. Буду действовать вполне открыто и выступлю сразу в Совете...
Он волновался все больше; лицо его покрылось красными пятнами.
— С тех пор, как я принес присягу на верность городу, прошло больше сорока лет. За это время, — я могу честно сказать самому себе, — я не совершил не только преступления, но даже ничтожного проступка против города. Все эти сорок лет я заботился о Херсонесе больше, чем о себе и своем доме. Пусть меня судят и найдут хоть одно деяние, совершенное против государства... Но у меня есть просьба к тебе, — заключил он, постепенно успокаиваясь. — Мне прежде всего надо покончить денежные расчеты с Адрианом. Я сделал, к несчастью, у него довольно значительный заем и до сих пор не мог его вернуть. Но у меня есть деньги, хранящиеся у Кезифиада. Ты знаешь его?
— Знаю, — ответил Никиас. — Это старый банкирский дом. Во главе его стояли раньше два компаньона — Калипп и Ликон. Кезифиад был рабом Калиппа; в благодарность за какую-то услугу, тот отпустил его на волю и, с согласия компаньона, уступил ему дело. Кезифиад потом сильно расширил свое состояние, вел торговлю хлебом, давал ссуды под проценты и принимал вклады. Теперь его банк держит в зависимости от себя несколько маленьких городов, сделавших у него займы.
— Ну, вот, этому трапезиту[123] я и отдал свои деньги — там их безопаснее всего хранить. В то же время они дают довольно значительный доход. Теперь я решил взять золото обратно, хотя бы частично, чтобы расплатиться с Адрианом. Я был у Кезифиада, но он просил подождать некоторое время с получением суммы, потому что это довольно значительный капитал, он находится в обороте и собрать его сразу не представляется возможным. Я ждал некоторое время, потом опять был у банкира, и он обещал выплатить всю сумму в течение ближайших дней.
Я хочу попросить тебя с кем-нибудь из твоих друзей пойти к нему и получить деньги. Доверенность я тебе выдам.
Никиас согласился. Он обещал вечером доставить деньги и рассказать о том, что ему удастся еще узнать.
Дело приняло неожиданный оборот. Когда Никиас, сопровождаемый жившим в его доме художником Каллистратом, явился к Кезифиаду, тот заявил, что требование денег, предъявленное ими, его только удивляет: никаких вкладов от Эксандра он не получал и ничего ему не должен. Наоборот, он когда-то ссудил ему триста драхм и рассчитывает, что они своевременно будут ему уплачены жрецом.
Это известие подействовало на Эксандра подавляюще — расписок у него не было, а свидетелем вклада был только раб, служивший кассиром у Кезифиада. Однако он все же решил обратиться в суд. Но не успел он еще этого сделать, как Кезифиад выступил сам с обвинением против являвшихся к нему друзей Эксандра, заявляя, что один из них, Каллистрат, вошел в соглашение с кассиром банка Киттосом, с его помощью похитил шесть талантов и помог бежать своему соучастнику.
Положение Эксандра осложнилось еще больше: исчез последний свидетель, на показание которого можно было надеяться, а Каллистрат оказался под угрозой тюремного заключения, должен был внести крупный залог и оправдываться против тяжкого обвинения в воровстве...
Благодаря связям и хлопотам Никиаса начались розыски исчезнувшего раба, и скоро Киттос был арестован в Керкинетиде. Однако допросить его было нельзя, потому что он мог быть подвергнут пытке лишь с разрешения своего хозяина; Кезифиад же официально заявил, что Киттос свободный человек, поэтому не может быть допрашиваем под пыткой, как раб.
На основании законов, судебные власти предполагали освободить Киттоса от предварительного заключения, этого добивался Кезифиад, впредь до окончательного решения дела. Это значило бы, что под влиянием своего господина он будет давать показания против Каллистрата и Эксандра и подтвердит выдвинутое против них обвинение.
Но снова помогли связи Никиаса. Благодаря им продик[124], согласившись с доводами, постановил освободить Киттоса лишь в том случае, если Кезифиад обеспечит сумму предъявленного ему иска внесением в кассу суда семи талантов. Кезифиад согласился, и его кассир был освобожден.
Однако странность поведения банкира, который то обвинял своего служащего в краже, то, не жалея денег, заботился о его освобождении, произвела неблагоприятное впечатление на суд и в городе начали распространяться слухи о мошеннической проделке Кезифиада. Вкладчики стали являться в банк за получением своих денег. Чувствуя, что дело принимает опасный оборот, Кезифиад решил пойти на уступки. Он разрешил допрос Киттоса, но потом, испугавшись его признания, снова заявил формальный протест против пытки.
Затянувшееся дело, тяжелое обвинение и потеря почти всего состояния потрясли Эксандра. Он целыми днями сидел дома, мало говорил и избегал встреч с людьми. Дело казалось ему безнадежным. Оно было еще хуже от того, что, находясь под подозрением, он даже не мог уехать из Херсонеса и таким образом разрешить положение, становившееся для него невыносимым. Он осунулся, похудел, лицо стало желтым; всякий раз, когда он вставал после сна, под глазами у него виднелись синеватые мешки; опухшие ноги плохо, двигались. Иногда он чувствовал удушье и головокружение, заставлявшее его оставаться неподвижным, с полуоткрытым ртом, с затуманенными глазами, охваченным глубокой слабостью и нежеланием двигаться. Ему казалось неприятным даже выходить в сад, залитый ярким солнцем, и часто, развертывая свитки любимых авторов, он сидел над ними, не читая, уставившись глазами в одну точку.
Однажды вечером раб сообщил ему, что какой-то человек, не называющий своего имени, желает переговорить с ним по спешному и очень важному делу. Эксандр попросил его войти. Человек, закутанный в гиматион, скрывавший его лицо, дождался, когда раб удалился из комнаты, и подошел к Эксандру.
Это был Кезифиад. Он сразу начал с признания своей вины. Стал говорить, что находится на пороге разорения, что только большие денежные затруднения могли заставить его пойти на преступление и отрицать вклад. Плакал, умолял не губить его репутацию и обещал в течение самого короткого срока полностью выплатить весь долг.
Эксандр сначала был возмущен, но надежда на благополучное разрешение дела и на получение денег обрадовала его, и он согласился на просьбы банкира. Тут же было решено составить новое условие; согласно ему, вся сумма должна быть уплачена в течение месячного срока. Кезифиад достал пергамент, краску и стал писать. Он даже внес в договор неустойку: в случае неуплаты в срок, он обязывался внести Эксандру, кроме основного долга, еще половину этой суммы.
Составленный и подписанный договор передали на хранение Никиасу — его хорошо знали оба, подписавшие условие.
Прошел месяц. Кезифиад ничего не отвечал на несколько посланных ему писем. Эксандр решил действовать официально; он захватил с собой нескольких свидетелей и отправился к дому Никиаса, чтобы вскрыть пакет, заключавший в себе договор, и затем немедленно отправить его в суд. Никиас принес ящик, открыл его и достал запечатанный сверток. Эксандр, осмотрев, передал его свидетелям.
— Присутствовали ли вы при том, как Кезифиад и я передавали этот документ Никиасу? — спросил он.
Все трое ответили утвердительно.
— Следовательно, вы можете, осмотрев печати, засвидетельствовать, что это тот самый документ, который мне был вручен на хранение? — сказал Никиас.
Целость печатей была удостоверена и подтверждена. Затем один из свидетелей разрезал шнурок, снял печати, развернул документ и стал его читать вслух.
Не понимая еще, в чем дело, Эксандр вдруг почувствовал ужасную слабость, сел, потом встал опять, наконец подошел, чтобы посмотреть на пергамент.
Он заключал в себе торжественное заявление Эксандра о том, что он не имеет никаких претензий к Кезифиаду и подтверждает, что все денежные отношения между ними окончены и разрешены согласно ранее существовавшим условиям. Под документом стояла сделанная рукой Эксандра подпись.
Эксандр попробовал обратиться с вопросом к Никиасу, но судороги, сжимавшие горло, мешали ему говорить. Наконец он успокоился и заявил, что условие подложно, и оно помещено сюда вместо похищенного подлинника. Как это могло случиться, он не знал.
Взволнованный происшествием Никиас предложил еще раз осмотреть документ и уже сорванные с него печати. Он утверждал, что пакет, переданный ему на хранение, все время лежал нетронутым в шкатулке; ключ от нее хранился в спальне вместе с другими ключами, документами и ценностями. Все же документ был каким-то образом похищен, подменен и вновь положен на место[125].
Никиас обещал во что бы то ни стало разузнать, как это могло случиться, и выступить затем в суде с уголовным преследованием против Кезифиада. Но для всего этого нужно было время.
