Садриддин Айни - Рабы
Позднее всех вышел из юрты человек с накинутым на голову халатом.
— Все здесь?
— Да, будто все.
— Ладно. Не бейте их. Все, что надо, сделаем завтра! — сказал он и вернулся в свою юрту.
Джигиты принялись собирать обрывки веревок, облепленные снегом.
— Вот негодяи! Порвали такие крепкие веревки!
— Они не порвали, а перерезали! — сказал другой, рассматривая один из обрезков.
— У них есть нож, а мы и не заметили?
— Отдайте нож! — крикнул крестьянам джигит, занятый связыванием обрезков.
— Нет у нас ножа! — ответил один из крестьян.
— А я вам говорю: отдайте! — И ударил пленника по окровавленной голове.
— Не бей, а то помрет. Мы лучше обыщем их всех!
— А помрет, черт с ним!
— А какая нам польза? Завтра мы от них многое узнаем, а от мертвых не добьешься ни слова.
Всех обыскали, но не нашли ни ножа-, ни кинжала. Кое-как связав обрезки, пленников связали по-прежнему — «кулуком» и привязали к кольям.
— Э, а один кол свободен! — бледнея, проговорил один из джигитов.
— Сколько их? Их было семеро.
— А теперь их шестеро.
— Так. Убежал тот старый пес, о котором ты говорил, что он издохнет.
— Эх, Палван, ваша собака ни черта не стоит! — крикнул человек хозяину. — Она даже не погналась за беглецом, чтобы мы могли вовремя кинуться в погоню.
— Она на вас рассердилась за незаслуженный удар. Один из крестьян шепнул другому:
— А это ведь старый хозяин Эргаша-аки. Потому-то собака и не бросилась. Это же Палван-Араб.
— Ну, ладно! — сказал один из вооруженных людей. — Надо обыскать степь.
— Откуда этот негодяй вылез, куда он побежал? — крикнул он, обращаясь к пленникам.
— Вон в ту сторону! — ответил один, указывая на то место, где вылез Эргаш.
Когда люди подошли к краю ямы, один из них наткнулся на рукоять серпа.
— Вот этим он все и сделал! — показал человек свою находку остальным.
— Ладно. Что бы там ни случилось, а случилось то, что случилось. Надо не теряя времени догонять эту старую собаку!
У ямы поставили караульного, несколько человек вскочили на оседланных лошадей и помчались в степь. Через час погоня вернулась.
— Ну? Где же он? — спросил караульный.
— Нету. Не попался, старый пес.
— Выходит, он не старый пес, а старая лиса, если выскользнул из рук таких молодых волков! — засмеялся караульный.
* * *Утро было ясное, но холодное.
Солнце сияло на белом снежном степном просторе. Каждая снежинка сверкала на солнце, как алмаз.
Человек, сидевший в юрте на почетном месте, был занят чаепитием.
Он допил пиалу и, поставив ее рядом с чайником, велел убрать обглоданные кости и куски пресной лепешки.
Когда скатерть с объедками унесли, он сказал одному из сидевших с ним:
— Караулбеги! Приведите ночную добычу. Рассмотрим это дело.
Человек, которого назвали караулбеги, вскочил, подошел к другой юрте и приказал:
— Джигиты, ведите пленных!
Джигиты выбежали из юрты, где ночевали, и пошли к загону. Овец давно уже выгнали на пастбище, а в загоне оставались лишь связанные крестьяне.
Их развязали и хотели вести, но онемевшие от пут, закоченевшие от холода ноги не слушались. Никто из крестьян не мог двинуться. Джигиты поволокли пленников к юрте, у входа которой стоял караулбеги, и поставили их на колени.
Человек, сидевший в юрте на почетном месте и, как можно было судить по его приказаниям, являвшийся начальником отряда, вышел из юрты и одного за другим осмотрел всех пленников.
— О, да это рабы! Эти неблагодарные выросли на нашем хлебе, а теперь подняли меч на нас! А это кто? — Он указал на неизвестного ему человека.
Никто не ответил. Он посмотрел на караулбеги, но и тот растерянно молчал.
— Так кто же это такой?
— Я и сам не знаю, амин-бобо! — смущенно ответил караулбеги.
Тогда начальник, названный «амином», сам спросил пленника:
— Ты кто?
— Я человек! — ответил незнакомец.
Амин рассердился на столь дерзкий ответ и спросил остальных пленников:
— Кто же он?
— Мы не знаем его. Он говорил, что пришел из Хатырчи. Он собирал с нами топливо. Мы видим, человек он бедный и смирный, — ответил один из пленников.
— Он такой же «бедный и смирный», как и вы сами! — сурово ответил амин. — Теперь все безобразия творятся такими вот бедными, смирными. Как только в России и в Туркестане власть взяли рабочие, такие вот бедные и смирные подняли голову. Ну-ка, смирный да бедный из Хатырчи, объясните-ка нам, чем вы занимаетесь, скитаясь бездомным и бесприютным по нашей стране?
— Я собираю топливо.
— А каким делом еще занимаетесь?
— А больше ничем.
— Так! — задумался амин и приказал джигитам: — А ну, свяжите-ка его «кулуком». Палки заставят лжеца говорить правду.
Все еще онемевшие руки и ноги снова были связаны. Джигиты принесли крепкие палки из веток растущего в степи юлгуна и бросили их перед связанным хатырчинцем.
— Бей!
Сильные руки схватили палки, упругие и крепкие, и на пленника посыпались удары.
Хатырчинец застонал, потом закричал, но постепенно смолк. Он потерял сознание, и тело его отяжелело.
Амин остановил джигитов.
Он подошел к пленнику и крикнул грозно:
— Ты чем тут занимался? Ну, говори!
Увидев, что хатырчинец ничего не слышит, амин велел бить пленника по коленным чашечкам.
Хатырчинца подняли с земли и посадили, подняв вверх его колени. Так, придерживая его, джигиты начали бить его прямо по коленям, сдирая кожу. Пленник молчал.
Амин взглядом остановил джигитов.
Пристально глядя на пленника, амин спросил:
— Говори правду: что ты тут делал?
Глаза хатырчинца оставались закрытыми, но бледные, посиневшие губы шевельнулись:
— Собирал топливо.
— Если ты собирал топливо, где же твой серп, веревка, твой осел?
Губы больше не шевелились. Но один из джигитов сказал:
— Вчера в загоне мы нашли серп.
— Семеро не могут обходиться одним серпом! — подумав, проворчал амин. — Здесь какая-то загадка. Они подосланы большевиками или джадидами. А что касается этого «бедного и смирного» хатырчинца, он наверняка у них атаман.
Один из крестьян сказал:
— Когда началась буря, мы побросали в степи топливо, как оно было связано, вместе с серпами, ослами, веревками, и побежали.
— Если вы лжете, всех тут же перестреляю, а потом доложу его высочеству! — пообещал амин и распорядился: — Караульте их здесь, а по их указанию пошлите людей, проверьте, правду ли говорят.
Пленников, связав, снова бросили в загон, а избитого, окровавленного хатырчинца оставили у дверей юрты.
Двое всадников поскакали в степь к покинутым вязанкам.
* * *Крестьяне сидели в загоне, ожидая своей участи. Эти вязанки были единственным доказательством их невиновности.
Один из пленников сказал:
— Теперь вся наша жизнь зависит от наших колючек. Если их найдут, мы будем свободны. Если кто-нибудь унес их, с ними унес и наши души.
— Если и найдутся колючки, нас все равно замучают. Еще хуже будет, там найдут и узелок, завязанный в тряпку.
— Ладно, — покорно вздохнул один из крестьян, — не найдут, нас расстреляют, найдут — замучают; и так и этак жить нам осталось меньше часа.
