Виктор Карпенко - Атаманша Степана Разина. «Русская Жанна д’Арк»
– Войско людно, да вот токмо оружия маловато.
Атаман рассмеялся:
– Были бы мужики до ратного дела охочие, а сабель да пищалей у воевод добудем!
– Оно-то так, – согласился Степан. – Дай срок, оружны будем лучше стрельцов, твоя правда, атаман! – и, переведя разговор на ближние дела, спросил Семенова: – Ты как, нас наперед себя пустишь? Дорога нам ведома. Проведем.
– Мы и сами с усами, – ухмыльнулся атаман. – Дорога и нам ведома. Вы уж обиды на меня не держите, сами дойдем, не заплутаем, – и, стегнув плетью по крутому боку жеребца, ускакал в голову вытянувшейся более чем на версту колонны.
Вскочив в седла подведенных к крыльцу коней, Степан Кукин и Григорий Ильин вместе с молодцами охраны вклинились в разрыв между сотнями вьющейся змеей колонны повстанцев.
Степан чувствовал себя лишним в этом живом людском потоке. Он был и рад, что посольство удалось, и в то же время ему не давала покоя обида, возникшая помимо его воли из-за невнимания к нему и его товарищам со стороны атамана, из-за его «гостеприимства» и боярских замашек, кои сквозили в каждом жесте Мишки Семенова, в каждом его приказании.
«Чует мое сердце, не ко двору придется Мишка в совете атаманов. Властолюбив, заносчив, о благе своем наперед печется, нежели о народе обездоленном, – думал Кукин об атамане. – Не быть в одной стае лисе с волками. Не быть Мишке Семенову братом в семье атаманов».
Пошел дождь. Вначале он медленно покрапывал, а затем повис сплошной стеной – мелкий, холодный, беспросветный.
Колонна повернула вправо, на Арзамас.
«Атаман изменил свое решение. Почему? – тревожно забилась мысль. Степан, свистом приказав сопровождавшим его казакам следовать за ним, ринулся вперед, в голову колонны, туда, где по его расчетам, находился Михаил Семенов. Только перед Немчиновкой отыскал Степан атамана. Укрывшись широким пологом, натянутым на остриях пик, Михаил Семенов совещался со своими ближними товарищами.
Вздыбив разгоряченного скачкой жеребца, Степан закричал, обращаясь к атаману:
– Ты чего же, язви тебя в душу, слову своему не хозяин? Говорил, что на Темников идешь, а сам в Арзамас идти умыслил. Может, к боярину Долгорукому с повинной направился? Так откройся, не таись!
– Уймись! – простер руку атаман. – Ты в наши дела не встревай! Без тебя управимся!
Но Кукин, спрыгнув с коня, в сопровождении Григория Ильина уже вошел под навес.
– Не дело ты замыслил, атаман! Не взять малым числом Арзамаса! – продолжал Степан, протискиваясь сквозь плотное кольцо семеновских есаулов. – Войск в Арзамасе великое множество, а також до сотни пушек.
Семенов рассмеялся:
– Кто тебе сказал, что я Арзамас взять вознамерился? Почто он нам? – развел руками атаман, как бы приглашая есаулов в свидетели.
– Арзамас нам не надобен, а вот обоз воеводский с оружием да с зельем нам пришелся бы ко времени. Сам говорил надысь, что оружия у мужиков маловато…
– Остерегись, атаман! – выступил вперед Григорий Ильин. – Обоз воеводский – это не токмо телеги, добром наполненные, но это еще и укрепленный лагерь, утыканный пушками, валом со рвом обнесенный, караулами и потаенными заставами, в береженьи лагерь тот блюдящими. Мужики твои, грязь ногами месивши, из сил выбились. Им ли сейчас краснополых рубить? Погубишь мужиков почем зря!
Переведя дух, Ильин горячо продолжал:
– Добудешь ли ты оружие – не ведаю, а что многие головы свои положат, то верно! Да и что ты в такое ненастье увидишь? Разве что стены крепостные, и то, ежели лбом в них упрешься. Послушай доброго совета: оставь ты эту затею, не ходи в Арзамас.
Семеновские есаулы, злорадно ухмыляясь, поглядывали то на послов, то на своего атамана, ожидая, когда он, распалясь, начнет «ума вставлять» пришлым казакам за то, что посмели они вторгнуться в дела его, да еще и поучать при этом вздумали.
Однако атаман не закричал, не выхватил саблю, не приказал повесить дерзких. Он только зыркнул своими черными глазищами на Григория Ильина, да так повелительно, что тот поперхнулся на слове и, обращаясь к Степану Кукину, сказал:
– Обоз воеводский добуду! Решил, на том и конец делу сему! А вы, раз помощниками мне в этом деле быть хотите, под ногами не топчитесь, зашибу!
– Дозволь слово! – опять подал голос Ильин. – Раз уж ты решил идти на Арзамас, то не спеши хотя бы, дай допомогу привести из Темникова. Ты теперь с нами, так дозволь и нам с тобой быть. Твои заботы стали нашими заботами. Не спеши, атаман, послушайся совета. Подожди до вечера, а я за час до заката две тысячи конных приведу! – горячо заверил Ильин.
Степан Кукин его поддержал:
– Придет допомога, верь! Там вместе и ударим по обозу Долгорукого, а случай выйдет, может, и крепость возьмем.
Атаман задумался. Вот он вышел из-под навеса, запрокинул голову вверх, подставил лицо под леденящие струи дождя и замер так надолго. Есаулы и посланцы темниковских повстанческих отрядов стояли молча, с нетерпением взирая на мокнущего под дождем атамана.
– Чего это он? – на ухо прошептал Ильин Степану Кукину.
– Думает, должно, – так же тихо ответил тот.
Наконец атаман вернулся под навес и, решительно тряхнув головой, медленно произнес:
– Повертай, есаулы, войско в Исуповку, там стоять будем. Ежели до вечера войско из Темникова не придет, идем на Арзамас одни. С тебя же, Гришка, спрос строгий будет, коли свидимся, за пустобрехство твое, но поначалу с тобой посчитаемось, старшой, – обернулся он к Степану Кукину. – Ты уж не обессудь, коли живота лишиться сдобится. За язык вас никто не тянул, сами в советчики полезли.
Атаман подал знак, чтобы подвели коня.
– Дементий с тобой поедет. Он хоч и не из говорливых, но в дороге ему цены нет. Оборонит тебя, коли что, товарищем тебе верным будет, – уже садясь в седло, сказал он Григорию Ильину. – Да поспешай же! До Темникова путь не близок, и на сборы время надобно.
3
Тускло горят свечи, чадят немилосердно. Неверный, колеблющийся свет от них еле освещает большую горницу Приказной избы, накрытый красным сукном стол. Боярин Долгорукий, медленно переставляя затекшие от долгого сидения ноги, прохаживается от стола к двери, диктуя при этом склонившемуся над столом дьяку Прокофьеву расспросные речи кабацкого откупщика Мишки Силеева о нападении на его струг темниковских мужиков:
– …и в нынешнем-де 179-м году, в сентябре, ходил он с Москвы в Темников к Василию Щеличеву для отписей кабацких и для долгу и жил у него пять дней. И тому-де дней с двенадцать из Темникова вор Моисейка с людьми своими и животами до Косымова. И как-де они отошед от Темникова пять верст и пришли до Старого Темниковского городища и стали у берега в день, к ним прибежал из Темникова площадной подьячий Родька Сергеев с товарищами – пять человек Василия Щеличева и, взяв их, понесли на берег…
– Может, пойти мне боем на Темников, Юрий Олексеевич? – подал голос сидевший на лавке у стены, укрытой мраком, князь Щербатов. – Поучить мужиков надобно, да и старицу Алёну-еретичку имать.
Боярин остановился, повернулся на голос.
– Я думал, ты спишь, князь Константин. Время-то уж за полночь.
– Не спится мне. Покою нет. Думаю, как взбунтовавшихся мужиков усмирить да веру в них пошатнувшуюся в государя нашего укрепить.
– Усердие мне твое приятно, не раз ты его уже показывал в деле. Государю, Алексею Михайловичу, о том тож ведомо, – похвалил князя боярин Долгорукий. – И заботы мне твои близки, о том и сам думаю. Вскоре подойдет из Кадома воевода Богдан Матвеевич Хитрово со своим войском, тогда и пойдем на Темников, а до того у нас и здесь дел немало.
– И то верно, боярин! – согласился князь Щербатов. – Мужики-то в деревнях в округе все супротив воеводской власти, супротив своих хозяев поднялись. С ними наперво управиться должно.
– Ты вот что, князь Константин, ноня поутру два полка стрелецких конных отправь по селам да деревенькам пройтись, мужиков поучить уму-разуму, чтобы наперед думали, как на благодетелей своих руку поднимать, – и, помолчав, добавил: – Ложился бы ты, князь, почивать. Хочешь, здесь располагайся, а хочешь, к себе иди. Не держу!
Князь Щербатов, нехотя повиновавшись, улегся на лавку.
– …и того же дня пришли к ним на струг человек с пятьдесят темниковских посадских людей и на том-де струге Василия Щеличева пограбили…
Боярин было начал диктовать продолжение отписки в приказ Казанского двора, как его опять прервали: дверь в горницу со скрипом отворилась, и вошел человек, из-за темноты обличьем невидимый.
– Дозволь, боярин? – послышалось от порога.
– Кого там еще нечистый принес? – недовольно проскрипел Долгорукий. – Кто таков? – спросил он требовательно.
– Арзамасский мордовский голова Трофим Жуков! – назвался вошедший.
– Чего тебе, холоп?
