Олдос Хаксли - Луденские бесы
С самого начала Сурену была предоставлена высокая миссия изгонять бесов из самой настоятельницы. Когда Лобардемон сказал сестре Иоанне, что призвал на помощь иезуитов и что в наставники к ней назначен самый благочестивый и способный молодой монах во всей Аквитании, настоятельница переполошилась. Иезуиты — это не тупоумные капуцины и кармелиты, которых ничего не стоило водить за нос. Иезуиты умны, образованны, а если этот отец Сурен еще и святоша, тогда совсем плохо. Он сразу же раскусит ее, поймет, когда она действительно чувствует себя одержимой, а когда всего лишь устраивает спектакль. Иоанна стала упрашивать Лобардемона, чтобы он оставил ее на попечении прежних экзорцистов — милого каноника Миньона, славного отца Транкиля и достойных кармелитов. Но Лобардемон и его господин уже приняли решение. Они нуждались в авторитетном подтверждении факта колдовства, а для этого требовалась помощь иезуитов.
Сестре Иоанне не оставалось ничего другого, как согласиться. Несколько недель, остававшихся до приезда Сурена, она потратила на то, чтобы выяснить о новом экзорцисте как можно больше. Писала письма подругам в другие монастыри, донимала расспросами местных иезуитов. Ее цель заключалась в том, чтобы «изучить характер человека, которого ко мне назначили», а потом, выяснив все, что возможно, «держаться с ним как можно более скрытно, никак не посвящая его в состояние моей души — и это мое намерение оставалось твердым». Когда новый экзорцист прибыл, Иоанна знала о его предшествующей жизни довольно много. Во всяком случае, она позволила себе насмешливо упомянуть о его «буанеточке» (так бесы язвительно обозвали Мадлен Буане). Сурен всплеснул руками, совершенно потрясенный. Это было настоящее чудо, хоть явно инфернального происхождения.
Сестра Иоанна приняла решение держать свои секреты при себе, а все потому, что испытывала к новому экзорцисту активнейшую неприязнь. Всякий раз, когда Сурен приставал к ней с вопросами о состоянии ее души, у настоятельницы приключался припадок (по ее собственным словам, «на нее набрасывались демоны снаружи и изнутри»). Стоило монаху приблизиться, и Иоанна сразу пыталась скрыться. Когда же он заставлял ее выслушивать его речи, она выла и высовывала язык. По словам Иоанны, она «всячески испытывала его терпение, но он был настолько милостив, что относил все эти выходки на счет дьявола».
Все монахини страдали от угрызений совести и сознания греховности своих поступков — вне зависимости от того, причастны к ним были бесы или нет. Настоятельница же имела еще более веские основания для раскаяния. Вскоре после казни Грандье дьявол Исакаарон «воспользовался моим небрежением и чудовищнейшим образом стал искушать мое целомудрие. Он совершил некий акт над моей плотью, акт необычный и возмутительный. Он вселил в меня веру, что я вынашиваю ребенка, да так убедительно, что я всей душой в это поверила». Иоанна призналась сестрам в своей беде, и вскоре множество бесов в один голос стали кричать, что она понесла. Экзорцисты доложили о случившемся комиссару, тот написал его высокопреосвященству. Выяснилось, что у сестры Иоанны уже три месяца нет месячных; ее сильно тошнит, она страдает несварением желудка, из грудей выделяется молоко, а живот заметно увеличен. Шли недели, нравственные и физические страдания настоятельницы возрастали. Если она и в самом деле беременна, то ее саму, ее монастырь, а также весь орден урсулинок ожидает страшный позор. Единственным отдохновением от отчаяния были визиты Исакаарона. Бес навещал ее почти каждую ночь. Во тьме кельи Иоанна слышала голоса, чувствовала, как сотрясается ее постель. Невидимые руки сдергивали с нее простыню, кто-то шептал ей на ухо лестные и непристойные слова. Иногда в углу зажигался свет, и Иоанна видела то козла, то льва, то змея, то мужчину. По временам она впадала в каталептическое состояние и лежала, не в силах пошевелиться, а по ее коже как бы ползали маленькие звери, щекоча тело своими усиками и лапками. Жалобный голос просил ее о любовных ласках — пусть она полюбит его, хотя бы совсем немножко. Когда же Иоанна ответила, что «ее честь в руках Господа, и Всевышний знает, как с этой честью поступить», неведомая сила выкинула ее из постели и избила так сильно, что все лицо распухло, а тело покрылось синяками. «Это происходило очень часто, но Господь дал мне больше мужества, чем я могла помыслить. Но самомнение мое было велико, и я гордилась этими ночными сражениями, полагая, что веду себя образом, угодным Господу, а потому мне нечего терзаться угрызениями совести. И все же угрызения не оставляли меня в покое, и я знала, что веду себя не так, как хотел бы Господь».
Итак, главным обидчиком был Исакаарон, поэтому именно против этого беса Сурен направил свой главный удар. «Слушай меня, Сатана, и изыди». Увы, заклинания не помогали. «Поскольку я не признавалась ему в своих искушениях, соблазны преследовали меня все больше и больше». Исакаарон делался сильнее, а вместе с тем, к ужасу сестры Иоанны, все явственней становились симптомы прогрессирующей беременности. Перед рождеством настоятельница раздобыла некие снадобья, которые, согласно галенической медицине, якобы обладали способностью вытравливать плод. Во всяком случае, девушки, попавшие в отчаянное положение, свято верили в их силу.
А что если дитя умрет некрещеным? Ведь тогда его душа пропадет навек. Устрашившись, Иоанна выкинула снадобья.
У нее возник другой план. Она пойдет на кухню, возьмет самый большой нож, разрежет себе чрево, извлечет младенца, окрестит его, а затем либо поправится, либо умрет. Перед новым, 1635 годом Иоанна причастилась и исповедовалась, «однако не признавшись исповеднику в своих намерениях». На следующий день, вооружившись ножом и купелью, она закрылась в маленькой комнате в верхнем этаже монастыря. Там висело распятие. Сестра Иоанна преклонила перед ним колени и стала молиться Господу, чтобы «Он простил ей собственную смерть и смерть маленького создания, ибо после крестин я была намерена его задушить; а также чтобы Он простил мне мою собственную смерть, если мне суждено умереть». Когда она раздевалась, ее охватил «страх вечного проклятия», но страх этот был недостаточно силен, чтобы отвратить ее от замысленного. Сняв рясу, она прорезала в рубахе большую дыру ножницами, взяла нож и попыталась воткнуть его между ребрами в области живота, «твердо намеренная довести дело до горького конца».
Люди истерического склада часто пытаются совершить самоубийство, но им редко это удается. «И, о чудо, вмешалось само Провидение, остановив мою руку! Некая сила вдруг швырнула меня на пол. Нож был вырван из моей руки и упал под распятие». Потом какой-то голос крикнул ей: «Отступись!» Сестра Иоанна подняла глаза на распятие. Христос простер к ней одну из пригвожденных к кресту рук. Раздались божественные слова, и дьяволы испуганно завыли. Тогда-то настоятельница решила, что изменит свой образ жизни и отныне будет вести себя иначе.
Беременность между тем продолжалась, да и Исакаарон от своего не отступался. Однажды ночью он предложил Иоанне сделку: она станет к нему немножко подобрее, а за это он даст ей волшебный пластырь, который высосет плод из чрева. Иоанна заколебалась, но все же ответила отказом. Тогда разозленный бес снова задал ей взбучку.
В другой раз Исакаарон плакал и молил так жалобно, что сестра Иоанна растрогалась до слез и «ощутила желание услышать его мольбы вновь». Желание было исполнено. Ночные встречи продолжались, и конца им не было видно.
Встревоженный Лобардемон послал за знаменитым доктором дю Шеном. Врач приехал, осмотрел настоятельницу и подтвердил факт беременности. Тут уж барон запаниковал. Как воспримут эту новость протестанты?
К счастью, Исакаарон публично, во время экзорцизма, обозвал доктора невежой. Он сказал, что все симптомы беременности — от утренней рвоты до выделения молока — насланы бесами. «И потом Исакаарон заставил меня исторгнуть всю кровь, скопившуюся в моем теле. Это произошло в присутствии епископа, нескольких лекарей и многих других людей». После этого симптомы беременности исчезли и больше не возвращались.
Зрители вознесли хвалу господу, так же поступила и настоятельница — во всяком случае устами. Однако ее терзали сомнения. Она пишет: «Демоны убеждали меня, что чудодейственное спасение, благодаря которому я не разрезала себе живот, проистекло не от Господа, а от них; поэтому я должна помалкивать о случившемся и не признаваться в этом даже на исповеди». Позднее, правда, ей удалось избавиться от сомнений и убедить себя в том, что действительно произошло чудо.
Сурен в чуде нисколько не сомневался. Все, происходившее в Лудене, для него относилось к области сверхъестественного. Вера Жан-Жозефа была алчной и неразборчивой. Он верил и в бесов, и в виновность Грандье, и в то, что монахинь со всех сторон одолевают колдуны. Доктрина, гласящая, что дьявол под присягой обязан говорить истину, тоже пришлась ему по сердцу. Хороши были и публичные экзорцизмы, укреплявшие католическую веру и внушавшие страх божий вольнодумцам и гугенотам. Пусть переходят в лоно истинной церкви, наблюдая все эти чудеса. Так же свято Сурен верил во все фокусы, порождаемые воображением сестры Иоанны.
