Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
— Невмоготу, Федор Федорович, для меня лямка под началом Войновича становится, — не в первый раз выкладывал лейтенант свои чувства Ушакову.
Собеседник, как и прежде, сочувственно улыбался, старался отвлечь молодого офицера от мрачных мыслей:
— Что поделаешь, Семен Афанасьевич, мы на службе у Отечества, надобно потерпеть, авось образуется.
— Как же образоваться, когда который год я у Войновича, а дела мне никакого не поручено. Сегодня одно, завтра другое. Гоняет с должности на другую. Обретешь с матросами как следует отношения, уму-разуму наставишь, выучку наладишь, а тут, глядишь, одним махом тебя перегоняют в другую команду.
— Знать, Войнович вас отмечает как доброго служаку, доверяет, где какая слабинка, вы, как исправный офицер, подправите дело.
— Не ведаю, не ведаю, Федор Федорович, токмо служба мне у Войновича в изрядную тягость.
Успокаивая Пустошкина, Ушаков как в воду глядел…
Согласно Кючук-Кайнарджийскому договору, Порта не только беспрепятственно пропускала русские купеческие суда через проливы, но и обязалась защищать этих купцов в Средиземном море. В то время там безраздельно свирепствовали пираты Алжира и Туниса. Их довольно легкие на ходу корсарские суда носились стаями по Средиземноморью, брали на абордаж купцов, сцеплялись с ними намертво железными кошками, грабили почем зря, пленили людей в рабство. Пытаясь с ними сладить, король Франции Людовик XIV послал наказать алжирских пиратов эскадру адмирала Дюкесна. Пираты на виду эскадры привязали схваченного ими французского консула к орудийному стволу и выстрелили в сторону французской эскадры… И все же пираты-мусульмане признавали над собой верховную власть турецкого султана. В 1786 году пираты захватили два русских купеческих судна. Россия потребовала от Порты принять меры, но турки отмолчались.
В июне того же года Потемкин неожиданно вызвал Пустошкина. Прищуривая, как обычно, глаз с бельмом, князь наставлял лейтенанта:
— Возьмешь в Лиманской эскадре у Мордвинова малый фрегат «Пчелу», спрячешь в трюм два десятка пушек, поднимешь купецкий флаг — и айда в Константинополь. Там тебя поучит посланник наш Булгаков. Двинешь в море Средиземное к Сицилии, где наших
купцов разоряют пираты. Ты все пушки вооружи и дай им перцу. Заодно посещай порты в Архипелаге и далее присматривайся, что где. Как турки, не готовятся ли к войне? Прибудешь, ответ мне держать станешь.
В Константинополе Пустошкину внушал посланник Булгаков:
— Пойдешь Мессинским проливом, там корсары буйствуют, проучи берберов. Зайдешь в Марсель, там наш посланник, спросишь у него совета. Дарданеллы минуешь, пушки из трюма доставай, ставь на место. Они тебе пригодятся. На обратном пути сызнова спрячешь.
Пустошкин на «Пчеле» обошел все крупные острова Архипелага, направился к Сицилии, обогнул остров с юга, надеясь столкнуться с корсарами. Но в открытом море встречались только мирные купеческие суда. Не оказалось пиратов и южнее Сардинии. В Марселе русский посланник порекомендовал наведаться в Тулон.
— Там главное становище французского флота. Французы нас не больно жалуют, так ты, пользуясь случаем, высмотри у них, какие и сколько судов в гавани. В порту побывай, загляни в Адмиралтейство, канатную фабрику посети, другое, что попадется по морской части. В Арсенал тебя не допустят, в нем пушки для султана выделывают.
Все, что советовал посланник, Пустошкин внимательно осмотрел, запомнил, записал в шханечный журнал, вычертил схемы. Прогуливаясь по улицам, познакомился с молодым артиллерийским поручиком. Тот охотно показал Пустошкину укрепления вокруг Тулона. На прощание поручик хотел подарить на память две камышовые трости. Однако при покупке у него не оказалось нужных денег. Пришлось Пустошкину самому оплатить подарок. Молодого француза звали Наполеон Бонапарт. До штурма Бастилии оставалось два с небольшим года…
Весной 1787 года «Пчела» отдала якорь неподалеку от Кинбурна. Сразу же Пустошкин отправил обстоятельное донесение Потемкину в Кременчуг. Князь послал для тщательного расспроса своего племянника Самойлова. Сам он спешил встретить Екатерину II, направлявшуюся на юг обозревать недавно присоединенные к России земли.
* * *
В разгар лета, когда Пустошкин на «Пчеле» покидал Лиман, из Херсона в Севастополь отправились недавно сошедшие, со стапелей 66-пушечный корабль «Мария Магдалина» и 50-пушечный фрегат «Святой Андрей». С их прибытием Севастопольская эскадра приняла внушительный вид. В гавани высились исполины, три линейных корабля и два больших фрегата херсонской постройки. Следом расположились суда таганрогских верфей, двенадцать фрегатов, бомбардирский корабль, другие суда. Огневая мощь эскадры выглядела весьма солидно — более восьмисот орудий. Правда, суда из Азовской флотилии требовали ремонта. Потемкин поручил Войновичу и Ушакову безотлагательно начать выучку экипажей. Нынче Ушаков отвечал не только за свой корабль, ему почтительно внимали офицеры эскадры.
— Каждый служитель обязан спешно исполнять порученное ему дело, — внушал он на каждом корабле. — Ко всякому месту закрепить матроса. Надписать билет, как сказано в Уставе морском. С нерадивых спрашивать по всей строгости, не давать спуску, кто
провинился множеством, того и линьком не грех вытянуть для острастки.
Особенное внимание Ушаков обратил на выучку канониров, сам проводил с ними занятия на бомбардирском корабле «Страшный». Там Ушаков поучал всех остальных на примере обучения своих канониров.
С утра до вечера на батарейных палубах «Страшного» гремели зычные команды:
— Винт пять!
— Заряжай!
— Наводи! Выше по клину меть!
— Товсь! Пали!
Канониры цепко хватались за канаты, откатывали станки от борта, заряжали пушки и вновь накатывали к борту, в прорезь порта. Потом «Страшный» выходил на внешний р_ейд, сбрасывал буйки с флажками и поражал их сначала на якоре, потом на ходу, под парусами. Следующую неделю канониры стреляли по берегу. Брали в вилку сложенные из морской гальки пирамидки. К концу лета эти пирамиды рушились после второго-третьего выстрела.
Зиму экипаж «Святого Павла» встретил в только что отстроенной казарме, в тепле. Ранней весной Войнович спешно собрал командиров.
— Только что получил депешу светлейшего князя, к нам через месяц-другой пожалует ее величество государыня.
Екатерина горячо поддержала затею своего прежнего фаворита и верного друга, Григория Потемкина. Пожелала она совершить прогулку по Днепру, полюбоваться, что в самом деле сотворил в Новороссии Потемкин. Его недруги все время нашептывали ей, что князь, мол, бахвалится. Задумала посмотреть на Южную армию и нарождающийся Черноморский флот. Пригласила с собой австрийского императора Иосифа II, послов иноземных.
Вояж этот нужен был не менее и Потемкину. Завистников при дворе у него водилось немало. Поговаривали, что князь-де доносит о мишуре, а на деле там все пусто, полынь да ковыль в степи. Поэтому князь старался сотворить невероятное и показать, что для него все возможно. Заглянул он и в Севастополь. Обошел корабли на рейде, молча присматривался, велел Войновичу собрать командиров.
— Ее величество не токмо мешкерадами намерена услаждаться в Севастополе. Смотрины будут флоту нашему. Посему вам экипажи свои денно и нощно экзер-цициям повергать, дабы матушку государыню возрадовать, а неприятеля в страхе держать.
Командиры беспокойно переглядывались, один Ушаков невозмутимо слушал князя, выглядел именинником.
Учения учениями, но больше на кораблях наводили лоск. Красили борта и рангоут, скоблили и терли песком палубы, драили колокола и всю медяшку. Войнович больше занимался перестройкой дома Мекензи под царский дворец, думал о помпезности встречи Екатерины.
Тем временем Екатерина с огромной свитой, на флотилии изящных, богато украшенных галер оставила Кременчуг, направилась по Днепру к Херсону. Неподалеку от Кременчуга иностранных гостей, Екатерину и даже самого светлейшего князя поразила войсковая выучка дивизии под командой генерал-аншефа Александра Суворова. Колонны пехоты, двадцать пять эскадронов конницы двигались и перестраивались, кололи и рубили, бежали и неслись галопом с азартом и какой-то завидной легкостью. И в тоже время поражали неустрашимостью и мощью в стремительных атаках, совсем непохожих на учебные.
Херсон встретил императрицу салютом пушек. На следующий день со стапелей спускали на воду корабли, закладывали новые.
Для торжества построили большой плот, на мачтах — паруса из алой парчи, на палубе — ковры. Посредине — роскошное кресло, наподобие трона.
— Эдак князюшка ты меня разоришь, — с напускной строгостью говорила довольная Екатерина.
