Арчибальд Кронин - Звезды смотрят вниз
Судья (отрывисто). В таком случае мне остаётся объявить расследование законченным. Но предварительно я хотел бы выразить признательность всем, кто принял в нём участие. Я хотел бы также выразить сочувствие осиротевшим семьям, в особенности родным тех десяти человек, тела которых до сих пор не извлечены из шахты. В заключение поздравляю мистера Ричарда Барраса, проявившего геройские старания спасти погребённых внизу людей, и прошу немедленно занести в протокол, что, на основании всего здесь высказанного, он выйдет из залы суда без единого пятна на своей репутации.
По залу пронёсся шёпот, глубокий вздох облегчения. Когда судья встал, поднялся грохот стульев, взволнованное жужжание голосов. Двойные двери в глубине распахнулись, и зал быстро пустел. Когда Баррас и Артур вышли на ступени подъезда, полковник Гэскойн и другие пробрались к ним с поздравлениями. Прокричали даже негромкое «ура». Вокруг Барраса толпилось всё больше людей, жаждавших пожать ему руку. А Баррас стоял на верхней ступеньке (немного впереди Артура, все ещё мертвенно-бледного), без шляпы, слегка покраснев, выпрямив плечи. Он, казалось, не торопился скрыться от лучей света славы. Он оглядывался направо и налево и победоносно, с выражением реабилитированной добродетели, охотно пожимал каждую протянутую ему руку. Его волнение словно передалось ожидавшей снаружи толпе. Снова загремело «ура», потом в третий раз, всё громче и громче. Глубоко удовлетворённый, Баррас стал медленно спускаться по ступеням, все ещё с непокрытой головой, а за ним — Гэскойн, Линтон Роско, Бэннерман, Армстронг, Дженнингс и позади всех Артур.
Толпа почтительно расступилась перед группой столь видных людей. Баррас впереди всех зашагал через улицу; высоко подняв голову, он жадно высматривал в толпе знакомые лица, ловил льстивые приветствия, важно бросал тому или другому какое-нибудь замечание, чувствуя, что теперь настроение толпы изменилось в его пользу, в пользу человека, вышедшего из зала суда без единого пятна на репутации, человека, не замаранного грязью, которой его забрасывали; в ушах его ещё звучали последние слова судьи о «подлинно-геройских усилиях спасти погребённых в шахте».
Возвращение в «Холм» превратилось в нечто вроде триумфального шествия.
Между тем в зале суда Дэвид не двигался с места, прислушиваясь к крикам «ура», к тяжёлому топоту ног снаружи и тупо разглядывая запотевшие стены, мух, жужжавших на грязных оконных стёклах.
Но постепенно к нему возвращалось присутствие духа. Что пользы отчаиваться? Этим горю не поможешь.
Чьё-то прикосновение к его плечу заставило Дэвида медленно обернуться. Подле него в опустевшем зале стоял Гарри Нэджент.
Он сказал ласково:
— Ну, вот и кончилось всё.
— Да.
Внимательно всматриваясь в безучастное лицо Дэвида, Нэджент присел рядом с ним.
— Неужели вы ожидали чего-нибудь другого?
— Да. — Дэвид, видимо, серьёзно обдумывал то, что хотел сказать. — Да, я от суда ожидал справедливости. Я знаю, что Баррас заслуживает осуждения. Его следовало наказать. А вместо этого его восхваляют, кричат — «ура» и отпускают домой.
— Не принимайте этого так близко к сердцу.
— Не во мне тут дело. Я-то что? Со мной ничего не случилось. Но другие…
Лёгкая улыбка скользнула по губам Нэджента. Улыбка самая дружеская. За время следствия и суда он много наблюдал Дэвида и очень его полюбил.
— Мы не так уж мало сделали, — размышлял он вслух. — Теперь мы можем заставить министерство горной промышленности заняться вопросом о заброшенных, залитых водой копях. Мы много лет выжидали удобного случая. Ведь это — главное. Способны вы именно так посмотреть на всё это дело?
Дэвид поднял голову, упрямо борясь с ощущением внутренней опустошённости, с горечью поражения.
— Да, способен, — пробормотал он.
Выражение его глаз внезапно нарушило ясное спокойствие Нэджента. Он обнял Дэвида за плечи.
— Я понимаю, что вы чувствуете, мой друг, но не надо огорчаться. Вы действовали правильно. Ваши показания помогли нам больше, чем вы думаете.
— Ничем я не помог. Хотел, но не сумел. Всю жизнь я только говорил о том, что хочу что-нибудь сделать…
— И сделаете. Не упускайте только возможности. Я вас из виду терять не буду. Посмотрим, что можно сделать. А пока не вешайте носа!
Он встал и посмотрел по направлению к двери, где его ожидал Геддон, разговаривая с Джимом Дэдженом.
— Вот что, Дэвид. Приходите к шести часам на вокзал. Мы там ещё потолкуем.
Он ободряюще кивнул головой и отошёл к Геддону и Дэджену. Все трое вышли и направились на Каупен-стрит, где временно помещалось отделение Союза. Через минуту и Дэвид встал, взял шляпу. Выйдя из ратуши, он пошёл по Фрихолд-стрит. Он был вконец измучен.
С характерной для него напряжённостью переживаний он весь ушёл в этот процесс; шесть дней он не показывался в школе. И вот чем всё кончилось! Он упрямо горбатил плечи, снова стараясь вернуть себе самообладание. Не время теперь распускаться, такой роскоши он не может себе позволить. Не время для мелочной злобы и истерик!
Он прошёл всю Фрихолд-стрит и, пройдя на другую сторону, свернул на Лам-стрит. Здесь его кто-то окликнул. Это оказался Ремедж. На мяснике была грязная синяя полотняная куртка и широчайший, синий с белым, фартук, перепоясанный ремнём. Он пришёл прямо с бойни, где присутствовал при резке, и руки его на тыльной стороне были покрыты брызгами уже засохшей крови. Полуденный зной окружал его красноватой дымкой.
— Эй, Фенвик, погодите минутку!
Дэвид остановился, но молчал. Ремедж расстегнул воротник на толстой шее, сунул затем большие пальцы обеих рук за кожаный пояс и откинулся назад, меряя Дэвида глазами.
— Что же, ваш рабочий день в думе окончился? — сказал он с едким сарказмом. — Неудивительно, что у вас такой довольный вид. Ещё бы, вы ведь за эту неделю стали гордостью Слискэйля! Выходит и спорит с Линтоном как настоящий адвокат!
Ремедж фыркал всё громче и громче. Очевидно, он был уже осведомлён обо всех деталях последнего заседания суда.
— Но на вашем месте я бы не был так спокоен. Может статься, это дело обойдётся вам дороже, чем вы думаете.
Дэвид ждал, глядя Ремеджу прямо в лицо. Он видел, что против него что-то готовится. Наступила пауза, затем Ремедж оставил саркастический тон и угрожающе сдвинул брови.
— Что вы, чёрт вас возьми, думали, бросая школу без разрешения на целых шесть дней? Вы полагаете, что место закреплено за вами навеки?
— Я обязан был присутствовать на суде.
— Никто вас не обязывал. Вы ходили туда только из низкой злобы. Ходили, чтобы обливать грязью одного из виднейших людей нашего города, общественного деятеля, как и я, человека, устроившего вас на службу, хотя вы этого совсем не заслуживаете! Вы укусили руку, которая вас кормила. Но, клянусь богом, вы пожалеете об этом!
— А это уж моё дело, — сказал Дэвид отрывисто и сделал движение, собираясь уйти.
— Погодите минуту! — заорал Ремедж. — Я ещё не кончил. Я всегда знал, что вы такой же смутьян, как ваш отец. Вы попросту мерзкий социалист. Нам такие учителя в школах не нужны. Мы вас выгоним вон.
Пауза. Дэвид посмотрел на Ремеджа.
— Вы не можете меня уволить.
— Вот как, не могу? Неужели? — В фыркании Ремеджа слышалось откровенное торжество.
— Если желаете знать, так мы созвали вчера вечером попечительный совет, чтобы обсудить ваше поведение, и единогласно решили требовать вашего увольнения.
— Что?
— Никаких «что»! Завтра получите от Стротера предупреждение. Ему нужен человек, имеющий степень бакалавра, а не шахтёр-недоучка, как вы.
Целую минуту Ремедж злорадно наблюдал за лицом Дэвида, затем с сардонической улыбкой на жирных губах повернулся к нему спиной и вошёл в лавку.
Дэвид шагал по Лам-стрит, опустив голову, глядя в землю.
Воротясь домой, он прошёл в кухню и автоматически принялся готовить себе ужин. Дженни была в Тайнкасле у матери, он отправил её туда на этой неделе, чтобы избавить от волнений, связанных с судом. Он сел за стол и все помешивал ложкой в чашке, но не дотронулся до чая. Так, значит, его хотят уволить. Он сразу понял, что Ремедж не лжёт. Конечно, можно ещё повоевать, подать жалобу в Северную ассоциацию педагогов. Но что толку? Лицо Дэвида приняло жёсткое выражение. Нет, пускай делают, что хотят. Сегодня в шесть часов он поговорит с Нэджентом. Пора выбраться из этого тупика, которым является для него школа, пора приняться за настоящее дело, оправдать своё существование.
В три четверти шестого он вышел из дому и отправился на вокзал. Но на полдороге заметил какую-то суматоху в верхнем конце улицы и, вглядевшись, увидел двух мальчиков-газетчиков, которые мчались вниз по холму, азартно размахивая вечерними бюллетенями. Дэвид остановился и купил газету. Забытые на время суда слухи и тайные опасения вдруг вновь вспыхнули в его памяти. Через всю первую страницу газеты шёл жирным шрифтом заголовок:
