Арчибальд Кронин - Звезды смотрят вниз
Роберт поцеловал его в лоб, попытался сложить ему руки, как сложил руки умершему Гарри. Но у него уже не было сил сделать это. У него не было сил даже кашлять. Мысленно прочитал он «Отче наш».
Мысли Роберта путались: ему было страшно, что он умирает последним, что он, чахоточный, пережил столько здоровых людей. Ну вот, не говорил ли он всегда, что кашель его не убьёт… да, теперь он его уже не убьёт. Он не сознавал больше, где находится, он снова был на Уонсбеке, удил вместе с Дэвидом, его маленьким сыном, учил его забрасывать удочку… смотрел, как Дэвид вытаскивает свою первую добычу — маленькую пятнистую форель… Ого, Дэви, мальчик, это замечательно!
Время шло. Роберт пошевелился, открыл глаза. Зажёг последний огарок, подумав, что жалко не использовать его. Раз это можно, он не хотел умереть в темноте.
Свеча осветила жёлтым светом неподвижные, призрачные очертания мертвецов вокруг. Роберт понимал, что скоро и он будет мертвецом. Он не чувствовал страха, не чувствовал ничего. Но напоследок ему пришло в голову, что надо бы написать Дэвиду… Дэвид всегда был его любимцем.
Он порылся в кармане и достал записную книжку, карандаш и листок бумаги. С трудом собрал мысли и написал:
«Дорогой Дэвид, ты получишь это, когда меня найдут. Мы сделали, что могли, но всё было напрасно. Мы застряли в Флетс. Мне удалось позвонить наверх, и Баррас велел идти к старой шахте, но обвал нам помешал. Очень большой обвал. Гюи только что умер. Он не мучился. Скажи матери, что мы молились. Я надеюсь, что ты добьёшься чего-нибудь настоящего в жизни, Дэви. Твой папа».
Он подумал мгновенье, не сознавая этого, и приписал на обороте:
«Р. S. У Барраса, видно, всё-таки есть план старых выработок, потому что его указания были правильны».
Он сложил листок и сунул его под фуфайку, на исхудавшую грудь. Он сидел, привалившись мешком к обломкам кровли, словно задумавшись. Какие-то бесформенные обрывки тьмы застилали ему сознание. Он закашлялся своим привычным кашлем, с которым он сроднился, который был частью его самого. Потом его тело медленно соскользнуло вниз и растянулось на земле. Он лежал на спине, раскинув руки, словно умоляя о чём-то. Мёртвые глаза были открыты. Так лежал он среди своих мёртвых товарищей. Свеча постепенно оплывала, пока не потухла.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
Заключительное заседание суда, официально расследовавшего, на основании статьи 83 закона об угольных копях, причины и обстоятельства катастрофы в «Нептуне», близилось к концу. Зал городской думы на Лам-стрит был до того переполнен, что можно было задохнуться, а снаружи стояла в ожидании огромная толпа; и это напряжённое ожидание словно просачивалось вместе с лучами полуденного солнца сквозь высокие, в свинцовых переплётах, окна в насыщенной человеческими испарениями зал суда. За судейским столом сидели: председатель суда, королевский советник, достопочтенный Генри Друммонд, технический эксперт, главный инспектор охраны труда в копях. В ближайшей к ним части зала находились: районный инспектор и мистер Дженнингс, местный инспектор, — оба в качестве представителей министерства горной промышленности; мистер Линтон Роско, королевский советник, выступавший по поручению мистера Джона Бэннермана, нотариуса из Тайнкасла, в качестве защитника Ричарда Барраса; член парламента Гарри Нэджент и Джим Дэджен, представители Союза горняков Англии; Том Геддон — от Слискэйльской организации углекопов; мистер Вилльям Снегг, адвокат из Тайнкасла, защищавший интересы семей погибших; и, наконец, полковник Гэскойн, представитель лорда Келла, владельца участка, на котором были расположены копи. В первом ряду сидели Баррас, Артур, Армстронг, Гудспет и другие ответственные служащие «Нептуна». За ними — три ряда свидетелей, среди которых были Дэвид, Джек Риди, Гарри Огль и ещё некоторые обитатели Террас; свидетели помещались непосредственно за спиной Нэджента. Дальше, в глубине зала, сидели родственники погибших, все больше женщины в глубоком трауре, некоторые без шляп, в платках; все — немного ошеломлённые, плохо разбиравшиеся в том, что происходило, полные благоговейного страха. Остальная часть зала была набита шахтёрами и городскими обывателями до того, что яблоку негде было упасть.
Согласно установившемуся в судебной практике правилу, следствие было начато лишь спустя некоторое время после катастрофы. Но 27 июля 1914 года начался процесс, и суд заседал вот уже целых шесть дней; зал думы гудел голосами, пятьдесят четыре свидетеля было допрошено по нескольку раз, задано пятнадцать тысяч вопросов, слова летели от одного к другому, сотни, тысячи гневных, убеждающих, горьких слов. Говорил Геддон, со свойственной ему бурной горячностью, теряя поминутно нить аргументов, и его строго призывали к порядку. Говорил Джим Дэджен, мягко и нескладно, поддерживая спокойные и логичные выступления Нэджента; полковник Гэскойн сыпал техническими терминами судебных отчётов, статьями законов и сведениями о геологической формации; выступал Линтон Роско, опытный оратор, в совершенстве владевший искусством жеста и гладко округлённых периодов.
Но сейчас все уже близилось к концу, быстро близилось к концу. Линтон Роско стоял у своего места, — внушительная, осанистая фигура, массивная челюсть, отвислая нижняя губа и цветущий румянец, напоминавший о портвейне. Линтон Роско с двух часов вёл вторичный опрос свидетелей, и теперь с широким мелодраматическим жестом повернулся к судье. Пауза.
Судья. Вы желаете сделать какое-нибудь заявление, мистер Роско?
Линтон Роско. Я бы желал опросить мистера Ричарда Барраса, сэр. Я полагаю, что если ещё в последний раз вызвать его, то можно будет сделать надлежащее заключение по данному делу.
Судья. В таком случае — пожалуйста, мистер Роско.
Вызвали Ричарда Барраса. Он тотчас же поднялся с своего места и, войдя в ложу для свидетелей, стоял очень прямо, без прежней невозмутимости, с слабым румянцем на резко очерченных скулах, вытянув голову немного вперёд, словно выражая стремительную готовность отвечать на все вопросы с полной откровенностью. Артур сидел сгорбившись, не поднимая глаз от пола, заслонив лицо от окружающих.
Линтон Роско. Мистер Ричард Баррас, сожалею, что пришлось вас снова побеспокоить, но в деле имеются пункты, которые я желал бы осветить. Насколько я помню, вы говорили нам, что вы — владелец угольных копей «Нептун», горный инженер с почти тридцатипятилетним стажем?
Баррас. Да, именно так.
Линтон Роско. Значит, несомненно, у вас большой опыт в горном деле?
Баррас. Я об этом совершенно не подозревал.
Линтон Роско. Теперь скажите ещё раз, мистер Баррас… (медленно) когда вы приступили к разработке жилы, имели ли вы хоть малейшее представление о том, что она каким-то образом граничит с затопленными выработками старого «Нептуна»?
Баррас. Я об этом совершенно не подозревал.
Линтон Роско. Точнее говоря, есть только два способа ориентироваться в приблизительном месторасположении подземных залежей: либо путём бурения, либо при помощи имеющихся чертежей, то есть плана. Не так ли?
Баррас. Совершенно верно.
Линтон Роско (убедительно). Но бурение в сущности показывает только, что делается на данном участке. И не исключает крупных ошибок? Часто ведь бурение выясняет очень немногое или совсем ничего не выясняет?
Баррас. Да, в таких случаях, как этот.
Линтон Роско. Вот именно. Теперь о другом источнике сведений. Имелись ли у вас какие-нибудь записи, или карты, или чертежи этих старых выработок «Нептуна»?
Баррас. Нет.
Линтон Роско. Такой план, если он когда-либо существовал, вероятно, был утерян или уничтожен в те времена первых шагов горной промышленности, когда к планам не относились с должной серьёзностью. В вашем распоряжении такого плана не было никогда?
Баррас. Никогда.
Линтон Роско. Значит вы не могли знать о грозящей опасности…(С пафосом.) И логика и здравый смысл говорят за то, что вы в такой же мере оказались жертвой катастрофы, как и те несчастные, что погибли в шахте. (Обращается к судье.) Вот это именно, сэр, я считал нужным снова подчеркнуть. Я больше не имею надобности утруждать мистера Барраса.
Судья. Благодарю вас, мистер Баррас, вы свободны.
Баррас вышел из ложи с высоко поднятой головой, словно подставляя себя взглядам всех. Он держал себя так прекрасно, что со всех сторон раздался невольный шёпот одобрения. Ричард возбудил в публике искреннее сочувствие, о его поведении на суде отзывались одобрительно, и когда стало известно о его стараниях спасти погибающих — это сделало его почти популярным.
Когда Баррас сел рядом с Артуром, не спеша поднялся с места Гарри Нэджент, член парламента. Нэджент был человек спокойный, с прямым и ясным взглядом, человек, в котором чувствовалась стойкость и целеустремлённость. Он был высокого роста, болезненно сухощав, с худым, землистого цвета лицом и красивым лбом, на который падали жидкие пряди волос. С первого взгляда он не располагал к себе, но его сердечность и спокойная искренность скоро рассеивали предубеждение, вызванное его наружностью. Последние пять лет Нэджент состоял депутатом в парламенте от Тайнсайдского городка Эджели, был восходящей звездой среди деятелей рабочего движения, и некоторые из его приверженцев говорили о нём как о будущем лидере партии. Слегка наклонясь, он заговорил, глядя в лицо судье.
