Леон Юрис - Суд королевской скамьи
— Восс покинул Ядвигу, чтобы открыть частную клинику для жен высшего состава немецкого военно-морского флота в Ростоке на Балтике, и взял меня с собой.
— Как заключенного?
— Как заключенного. Мне приходилось исполнять роль собаки, следующей за Воссом.
— Как долго вы были в Ростоке?
— До января 1945 года, когда Восс эвакуировался в центральную часть Германии. Меня он с собой не взял. Немцы были в страшном смятении. Я продолжал оставаться в районе, который заполнили массы рабов и заключенных, почувствовавших грядущую свободу. В апреле появилась русская армия. Сначала многие из нас попали в лагерь из-за отсутствия документов, но затем я был освобожден и направился в Варшаву. Я прибыл в нее на пасху сорок пятого года, и тут же донеслись слухи, что против меня выдвинуто обвинение. Национальное подполье еще действовало, и мне удалось получить документы, что я работаю в бригаде по разборке развалин. Я скрылся в Италию, где сразу же вступил в ряды «Свободной Польши».
— И что произошло потом?
— Состоялось расследование, которое полностью оправдало меня. Я приехал в Англию, где стал работать в польской больнице в Турнбридж-Уэллсе. Там я и оставался до 1946 года.
— И затем?
— Я был арестован и заключен в Брикстонскую тюрьму, когда польское правительство потребовало моей выдачи.
— Как долго вы находились в заключении? — спросил сэр Роберт, и нескрываемая горечь в его голосе дала понять, что он осуждает подобное обращение британских властей с его клиентом.
— Два года.
— И что случилось, когда после пяти лет в Ядвигском концентрационном лагере вы провели еще два года в Брикстонской тюрьме?
— Британское правительство принесло мне свои извинения, и в 1949 году я уехал в Саравак на Борнео, где и оставался пятнадцать лет.
— Каковы были условия вашей жизни в Сараваке?
— Примитивные и достаточно трудные.
— Но почему же вы избрали именно такое место?
— Я старался обезопасить себя. Я боялся.
— Следовательно, из ваших слов можно сделать вывод, что двадцать два года вашей жизни вы провели в заключении или в изгнании за преступления, которых вы не совершали?
— Совершенно верно.
— Какой пост вы занимали в колониальной службе?
— Я был старшим администратором по медицинской части. От более высоких постов я отказывался, потому что занимался вопросами сбалансированного питания и улучшения условий жизни туземцев.
— Писали ли вы работы на эти темы?
— Да.
— Как они были оценены?
— Мне был пожалован рыцарский титул.
— Хм-м-м... да. — Сэр Роберт с явным вызовом посмотрел на суд. — После чего вы вернулись в Англию?
— Да.
— Вот что вызывает у меня любопытство: вы, английский врач, удостоенный дворянства, — почему вы предпочитаете практиковать в относительно бедной клинике в Соутарке?
— Я могу съесть в день не больше двух цыплят. Я занимаюсь медициной не ради денег или обретения социального статуса. В своей клинике я могу помочь наибольшему количеству людей, которым я необходим.
— Сэр Адам! В каком состоянии ваше здоровье после лет, проведенных в Ядвиге, в Брикстонской тюрьме и в Сараваке?
— Оставляет желать лучшего. Я потерял почти все зубы, выбитые у меня в гестапо и эсэсовцами. Страдаю от варикозного расширения вен, грыжи и несварения желудка, что связано с заболеванием дизентерией в прошлом. У меня высокое давление и неврологические расстройства, выражающиеся в постоянном чувстве тревоги; у меня бессонница и сердечные спазмы.
— Сколько вам лет?
— Шестьдесят два года.
— Вопросов больше не имею, — сказал сэр Роберт Хайсмит.
5
Обе руки у Саманты были заполнены свертками и коробками с фирменной эмблемой «Харродса», и дверь она открыла боком. Галантный таксист нес за ней остальные покупки.
Эйб лежал, растянувшись на кушетке, и рядом с ним валялась на полу куча газет.
«ГЕРОЙ ИЛИ ЧУДОВИЩЕ?» — «Ивнинг ньюс»
«ДИЛЕММА ДОКТОРА ИЗ ЯДВИГИ» — «Геральд»
«СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ ДОКТОР ИЗ АДА» — «Дейли уоркер»
«СЭР АДАМ КЕЛЬНО ПРОДОЛЖАЕТ» — «Таймс»
«У МЕНЯ НЕ БЫЛО ВЫБОРА» — «Мейл»
«Миррор», «Стандарт», «Телеграф», бирмингемский «Пост», «Скетч» — воздерживаясь от редакционных комментариев, все давали скрупулезные отчеты с процесса. Не в пример другим странам, в британской прессе тщательно соблюдалось правило не выносить приговора человеку до тех пор, пока это не сделает суд. В случаях, если газеты решались брать на себя роль обвинителя, вынося досудебное решение, они могли предстать перед судом. Так что журналисты предпочитали быть беспристрастными.
Зевнув, Эйб приподнялся.
— Расплатись с водителем Эйб, — сказала
— На счетчике три шиллинга сэр.
Эйб протянул ему десятишиллинговый банкнот и сказал, что он может оставить сдачу себе. Ему нравились лондонские таксисты. Они были вежливы. Да и таксисты любили американцев. Те щедро давали на чай.
— Что это сегодня — Рождество?
— Полки у нас пусты, и, зная тебя, догадываюсь, что ты проголодаешься первым. У Бена все в порядке?
— Он, скорее всего, прогуливается по Кингс-роуд в поисках девиц.
Саманта разложила свертки на столе в кухне и принялась распаковывать их.
— Странно, почему это с ним нет его старенького папочки?
— Я уже в годах, Саманта. И мне трудно переносить все эти новомодные штучки.
— Винни со своим молодым человеком приезжала в Линстед-холл. Никак не могу понять, что она в нем нашла. Очень заносчивый тип.
— Просто нормальный образец солдата из Израиля. Многим из них свойственна оборонительная агрессивность, потому что слишком много лет они живут, прижатые спиной к морю.
— Эйб, я слышала кое-что о сегодняшнем суде. Люди говорят... что мы...
— Они удивлены?
— Да.
— У этой истории есть и другая сторона.
— Тебе скотч?
— Было бы отлично.
— Просто ужасное, грязное дело, — сказала она, пытаясь справиться со старой моделью морозилки для льда. — Кельно пользуется всеобщей симпатией.
— Ну да, я знаю.
— И ты все же собираешься что-то доказывать?
— Я прибыл в Лондон не для того, чтобы нанести визит королеве.
Зазвонил телефон. Саманта подняла трубку.
— Это тебя... женщина.
— Алло.
— Привет, дорогой, — прозвучал радостный голос леди Уайдмен.
— Привет, рад тебя слышать. Александер сказал, что ты прибыла вчера очень поздно.
— Прости, что не успела к самому началу, но нью-йоркские театры просто вымотали меня. Сезон ужасен. Когда мне удастся тебя увидеть?
— Готов хоть сегодня вечером.
— Мы можем или пойти в маленький ресторанчик в Челси, или же направиться ко мне, — сказала она.
— Я бы лучше расположился поближе к телефону.
— Отлично. Я прикуплю продуктов у «Оукшотта» и устрою для тебя нечто вроде охотничьего обеда.
— Я и не знал, что ты умеешь готовить.
— Ты многого еще не знаешь. Итак, в семь тридцать?
— Договорились.
Эйб повесил трубку. Саманта была откровенно раздосадована, протягивая ему напиток.
— Кто это был?
— Друг. Друг, который мне помогает.
— Насколько вы дружны?
— Это леди Сара Уайдмен. Она значительная личность в еврейской общине.
— Наслышаны о леди Саре и о ее благотворительности. Ты занимался с ней любовью?
Он решил поддержать ее глупые игры.
— У меня маловато места, тем более когда в соседней комнате спит Бен. Ты же помнишь, что мне нравится трахаться, когда я могу орать, визжать и бегать по комнатам нагишом.
Саманта побагровела и закусила губу.
— Брось, Сам, мы уже столько лет в разводе. Не может быть, чтобы ты все еще меня ревновала.
— Ох, я просто дура. Я хочу сказать, Эйб, я больше не встречала таких, как ты. Кроме того, Бен так напоминает тебя. В Линстед-холле меня никогда не покидают воспоминания о нашей с тобой жизни. Ты все еще упрекаешь меня?
— Сказать правду?
— Я и сама не знаю нужна на ли мне правда или нет.
— Откровенно говоря, да. Сам, мы прожили вместе два десятилетия.
— Я так обрадовалась, когда узнала что собираешься долго пробыть в Лондоне. И когда мы с Редж предложили тебе остановиться у нас, я знала что приеду в Лондон и скажу тебе — возьми меня.
— Господи, Сам, мы не можем...
— Такие старые друзья, как мы? Ч то в этом ужасного?
— Реджи.
— Он в любом случае будет подозревать и никогда не поверит, что у нас с тобой ничего не было. Реджи очень милый человек, однако непреклонен в своих убеждениях. Но пока его не ткнут носом, он не затронет эту тему.
— Я перестал спать с чужими женами.
— Неужто. С каких это пор дорогой?
— С тех пор, как понял, что того старика на самом верху все равно не обдурить. И за все придется расплачиваться. Сам, прошу тебя, не ставь меня в положение, при котором мне придется отказать тебе.
