Леон Юрис - Суд королевской скамьи
— Не пропустили ли вы еще один этап?
— Не припоминаю.
— Я хочу напомнить вам, что, прежде чем их облучали, подопытным мужчинам из пятого барака вставляли в задний проход деревянный стержень, чтобы вызвать эякуляцию, после чего их сперма анализировалась на предмет выявления жизнеспособности.
— Я ничего не знал об этом.
— Брили ли их перед операцией?
— Да, их готовили, как принято.
— Они протестовали?
— Конечно, удовольствия они не испытывали. Я говорил с ними и объяснял, что операция необходима для спасения их жизни.
— Насколько я помню, вы свидетельствовали, что извлекали пораженные половые железы.
— Да.
— Как вы убеждались, что они в самом деле нежизнеспособны?
— Это было довольно легко определить по большим ожогам после облучения.
— И как вы говорили, у вас были опасения, что в результате облучения может появиться раковая опухоль.
— Да.
— Значит, оперируя, вы как врач были полностью убеждены, что все это делается лишь для здоровья пациентов.
— Да.
— Вы никогда не говорили никому из них, что, мол, если я не вырежу вам, немцы вырежут мне?
— Я категорически отвергаю подобные лживые утверждения.
— То есть вы никогда не говорили ничего подобного?
— Нет, никогда.
— Кстати, вы упоминали, что иногда вам ассистировал доктор Лотаки.
— Может быть, раз десять-двенадцать.
— Не говорил ли он нечто подобное?
— Нет.
— Вы говорили, что предпочитали делать спинномозговое обезболивание.
— В зависимости от условий и предполагавшейся операции.
— И утверждали, что предварительно вводили морфий.
— Да.
— Доставляет ли страдание такая пункция даже после инъекции морфия?
— Нет, если ее проводит опытный хирург.
— Зачем была нужна предварительная инъекция?
— Чтобы успокоить пациента и ввести его в полубессознательное состояние.
— И все это вы делали прямо в операционной?
— Да.
— Даже учитывая, что между глазами пациента и операционным полем был экран из простыни, предполагаю, он мог все видеть по отражению в зеркальном рефлекторе лампы.
— Рефлектор очень искажает изображение.
— То есть вы не видели необходимости вводить пациента в полностью бессознательное состояние?
— В течение одного дня мне приходилось проводить так много самых разных операций, что я старался прибегать к самым быстрым и безопасным методам.
— В каком состоянии были ваши пациенты?
— Они дремали в полубессознательном забытьи.
— Я же предполагаю, что они были в бодрствующем состоянии, потому что никакого морфия вы им не давали.
— А я говорю, что давал им морфий.
— Так. Дальше. Присутствовал ли Восс при операциях?
— Да.
— И объяснял вам, что он делает. Обеспокоило ли вас, что он стерилизует здоровых, полных сил людей?
— Я знал об этом.
— И без сомнения, он проводил эти эксперименты потому, что в то время никто толком не знал, может ли рентгеновское излучение стерилизовать половые железы.
Качнувшись, Кельно схватился за ограждение трибуны для свидетелей, потому что ясно увидел ловушку, расставленную ему Баннистером. Он в отчаянии бросил взгляд на своих адвокатов, но те не поднимали глаз.
— Ну же? — с той же мягкостью в голосе Баннистер потребовал от него ответа.
— Как врач и хирург я знал о некоторых разрушительных эффектах рентгеновского излучения.
— Я бы хотел уточнить, что в полной мере никто не знал об этом. Иными словами, не проводилось никаких работ в этой области.
Любой человек, имеющий отношение к медицине, знает, что радиация опасна.
— В таком случае, если это так хорошо известно, почему же Восс продолжал экспериментировать?
— Спросите у Восса.
— Он мертв, но вы-то, доктор Кельно, тесно сотрудничали с ним в то время. Я предполагаю, что Восс хотел точно установить, какая доза радиации необходима для стерилизации здорового человека, потому что он не знал ее, и никто не знал, а я предполагаю, что Восс объяснял вам свои замыслы и вы о них имели представление. Итак, доктор Кельно, что происходило с изъятыми органами?
— Не знаю.
— Разве их не забирали в лабораторию, чтобы удостовериться, сохранили они жизнеспособность или нет?
— Может быть.
— Я предполагаю, что изъятие желез можно было бы считать вторым этапом эксперимента.
— Нет.
— Но когда эти люди подвергались облучению, эксперимент на этом не заканчивался, не так ли?
— Я оперировал, чтобы спасти их жизнь.
— Будучи уверенным, что им угрожает рак? Кто непосредственно проводил облучение?
— Немец-лаборант по фамилии Креммер.
— Насколько он был опытен?
— Опыта у него явно не хватало, и именно поэтому я и опасался возникновения рака.
— Понимаю. Опыта не хватало. Он был повешен за свои деяния, не так ли?
— Я протестую, — вскочил сэр Роберт.
— Протест принимается.
— Какая судьба постигла капрала Креммера? — продолжал настаивать Баннистер.
— Возражаю, милорд. Мой ученый коллега явно пытается обвинить сэра Адама в том, что он был сознательным сообщником. Он не был нацистом и не по своей воле принимал участие в этой деятельности.
— Смысл моего вопроса, милорд, полностью отвечает сути дела. Я высказываю предположение, что все эти операции представляли собой часть экспериментов, являясь не чем иным, как экспериментальной хирургией. Другие были приговорены к повешению за участие в данных экспериментах, и я хочу доказать, что доктор Кельно мог и отказаться от проведения их, но он старался обеспечить себе освобождение из лагеря.
Гилрой задумался.
— Всем нам в настоящее время известно, что капрал СС Креммер был повешен. Но я прошу присяжных воспринимать данную информацию с предельной осторожностью. Вы можете продолжать, мистер Баннистер.
Сэр Роберт медленно опустился на место, пока Баннистер благодарил судью.
— Итак, перед вами в операционной прошло не менее двух дюжин человек, и вы видели, к каким результатам приводит жесткое облучение.
— Да.
— И вы также сообщили, что капрал Креммер был не очень опытным специалистом, в результате чего вы опасались возникновения раковых опухолей. Это вы говорили?
— Да, говорил.
— А теперь, доктор Кельно, давайте предположим, что облучал не капрал Креммер, а гораздо более опытный рентгенолог. Существовала бы в данном случае опасность поражения яичников и яичек.
— Боюсь, что не понимаю вашего вопроса.
— Ладно, давайте уточним его. Каждое из мужских яичек находится в своем отделении, на расстоянии около дюйма друг от друга. Так?
— Да.
— А женские яичники отстоят друг от друга на расстоянии примерно в пять или семь дюймов.
— Да.
— Я могу предположить, что в том случае, если половые железы подвергаются облучению не очень опытным техником, соседствующее яичко или другой яичник также будут поражены. Вы свидетельствовали, что видели следы больших ожогов и вас это беспокоило.
— Да.
— В таком случае, если вы боялись возникновения раковых опухолей, почему же вы не ампутировали оба яичка? Разве это не было бы в интересах пациента?
— Не знаю. Я хочу сказать, мне давал указания, что делать, доктор Восс.
— Я предполагаю, доктор Кельно, что мысль о ссылке на опасность рака впервые пришла вам в голову, когда вы находились в Брикстонской тюрьме, ожидая выдачи Польше.
— Это неправда.
— Я предполагаю, что состояние здоровья пациентов совершенно не волновало вас; в противном случае вы не оставляли бы пораженное, по вашему мнению, раком второе яичко. Я предполагаю, что вы все это выдумали значительно позже.
— Я этого не делал.
— Тогда почему же вы не устраняли весь пораженный участок?
— Потому что за спиной у меня стоял Восс.
— Не является ли фактом, что Восс несколько раз говорил вам и доктору Лотаки, что, если вы будете проводить для него эти операции, он сможет забрать вас из Ядвиги?
— Конечно, нет.
— Могу предположить, как психологически трудно вам было оперировать человека, страдающего от ожогов после облучения. Что вы можете сказать об этом?
— Да, трудно было бы в Лондоне, но не в Ядвиге.
— Без морфия?
— Говорю вам, я использовал морфий.
Баннистер внезапно сменил тему.
— Когда вы впервые встретились с доктором Тессларом?
Упоминание имени Тесслара потрясло Кельно; у него стали влажными ладони и по коже поползли мурашки. Сменились стенографисты. Было слышно тиканье часов.
— Я думаю, подошло время сделать перерыв, сказал судья.
Потеряв немалую долю тога впечатления, которое он произвел сначала, Адам Кельно покинул свидетельское место. Теперь уж он никогда не будет столь легкомысленно относиться к Томасу Баннистеру.
