Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874—1883
– Так.
– Почему он не воспользовался разными? Да потому что нет второго документа. Ему волею случая достался петровский паспорт.
– Где же он был все это время?
– Скорее всего рядом с Варшавской Клеопатрой, как назвал ее поручик…
– Мышевецкий.
– Да, да, Мышевецкий, поручик Мышевецкий, – повторил Путилин.– После того, как краденные деньги были растрачены, Поляков стал не нужен, но у госпожи Язвицкой появился богатый поклонник в лице обладателя состоятельного Ильина, после безвременной кончины жены удалившегося в имение, и здесь он встречает роковую красавицу, в которую влюбляется без памяти и предлагает ей руку и сердце, но она не спешит, доводит дело до составления духовной, что отдает в ее руки целое состояние, и вот в эту минуту он стал ей в тягость, ведь цель достигнута, и господин Ильин обречен. А Поляков же напротив пригодился.
– Иванов молчит?
– Не знаю, что им движет – безумная ли страсть или истинная любовь, но он рот его будет закрыт на замок.
– Но он же простое оружие в руках опытной интриганки?
– Он никогда не поверит словам, порочащим его Эльжбету.
– Голова идет кругом.
– Миша, удивление меня берет, ты должен давно привыкнуть к превратностям чужой судьбы, в которую иногда вмешивается близкий или знакомый человек, в особенности при нашей с тобою службе.
– Иван Дмитрич, к людской подлости я не способен привыкнуть и мне кажется она меня будет удивлять всегда.
– Дай нам Бог, чтоб поменьше ее было.
– Куда ж нам идти далее? Поляков– Петров столицу покинул, госпожа Язвицкая вне подозренья да и она неизвестно где?
– Скоро будет объявлена духовная и наша Клеопатра заявит права на наследство, появится на сцене в последнем действии.
– А ежели доверенное лицо будет вести дела от ее имени, а сама будет за границей?
– Вот об этом мне не хочется думать, хотя и здесь возможно предпринять некие действия. Через поверенного отписать, что без присутствия госпожи Язвицкой вступление в наследство невозможно.
– Зыбко, Иван Дмитрич.
– Совершенно верно, но мне кажется, она клюнет. Жизнь на широкую ногу требует определенного состояния, а как мы знаем, у нее осталось не так много денег. Западня может сработать.
– Хотелось бы верить.
– Разошли депеши о задержании Петрова Ильи Петровича.
– Разрешите, – поднялся с места Михаил.
– Распорядись, чтобы доставили Иванова. Хочу с ним поговорить, да, пусть принесут чемодан и письма.
Посеревшее лицо задержанного со впалыми щеками говорили о душевных переживаниях. Наверное, много передумано за время сидения в остроге, Путилин с недопустимой для сыскного чиновника жалостью смотрел на Иванова. Молодой человек, как и его покойный дядюшка, был жертвой, но, невзирая на сочувствие к Константину, он оставался убийцей, взявшим в руки пистолет и хладнокровно пустившим в господина Ильина шесть пуль.
– Здравствуйте, Константин Евграфович!
Тот только кивнул и без приглашения присел на стул.
– Я вызвал вас не для допроса, – Иван Дмитриевич придвинулся ближе к столу и облокотился щекой о подставленную ладонь, – а для беседы.
– Мне однако, все равно, для чего вы меня сюда привели, – голос звучал глухо и Константин, поднеся тыльную сторону руки ко рту, прочистил горло, несколько раз кашлянув.
– Мне искренне жаль вашей молодости, Константин Евграфович, но, увы, вы сами предпочли преступление продолжению обучения в Университете, тем более, что вы, как будущий юрист, способны оценить всю тяжесть свершенного.
– Что бы вы, господин полицейский, не говорили, но случившегося не изменить.
– Да, вы правы, не изменить, но справедливость должна взять верх над нелепостью ситуации.
– О чем вы? – возмутился молодой человек, но как—то равнодушно, без интонации в голосе.– О чем вы? Какая справедливость? Где вы ее встречали? Где? Разве справедливо, когда недостойный человек обладает состоянием только по тому, что так захотел его батюшка? Или того хуже… – он умолк.
– Что хуже?
– Ничего, – Константин опять замкнулся, словно улитка в ракушку.
– Вы говорите об, – Иван Дмитриевич вздохнул, выдерживая паузу. Иванов же с проснувшимся интересом посмотрел в глаза начальнику сыска, – об очаровательной госпоже Язвицкой?
В глазах мелькнула искра недоброжелательности.
– Вы поселились в доходном доме Тулякова? – сменил неприятную молодому человеку тему Путилин.
– Совершенно верно.
– Почему там?
– Не знаю, – гримаса непонимания появилась на лице Константина, – кто—то в Харькове говорил об этом доме. Вот я, наверное, и запомнил.
– Где вы взяли пистолет?
– Не помню.
– Как же так? Ваша память становится избирательной.
– Я действительно не помню, хотя…
Путилин не стал торопить молодого человека, тот помолчал, сжав губы, потом продолжил.
– Я нашел пистолет в съемной квартире.
– С какой целью вы прибыли в столицу?
– Чтобы свершить задуманное.
– Честно говоря, Константин Евграфович, я не понимаю ваших поступков, почему для свершения преступления вы приехали в Санкт—Петербург? Почему? Ведь задуманное вы могли воплотить либо в имении, либо в Харькове? Отчего такие сложности?
– Я хотел сделать тайно.
– Хороша тайна, раз вы пришли в гостиницу, где вас видело множество людей, способных вас опознать.
– Я не думал, что все выйдет так.
– Отчего же? Вы умный человек и убиваете дядю именно в то мгновение, когда ваш покойный родственник составил духовную, в которой назвал нового наследника своего состояния, но заметьте не вас. Ничего не хотите сказать?
– Нет.
– Тогда новая загадка для вашего ума. Квартира, в которой вы поселились, снята для вас в апреле. Да, да, не удивляйтесь в апреле месяце, господином, что изволил следить за вами от самого Харькова, как я подозреваю, вы ехали в соседних вагонах. Не он ли оставил вам пистолет? Вы с ним знакомы?
Константин застыл, нахмурив лоб.
– Я мог бы показать письма, в которых говорится о многом. В том числе и об убийстве господина Ильина, ведь, приехав именно в квартиру, вы только здесь узнали, что придется стрелять, а не убивать дядю отравленным кинжалом. Так?
На щеках играли желваки, молодой человек был обескуражен сообщенным.
– Вновь я должен напомнить, что вы собирались стать юристом, так дайте работу своей голове: ищите кому выгодно? У вас я не вижу никакого мотива для свершения преступления. Вы часто бывали в имении и знаете, что Василий Иосифович никогда не выезжал в поездки без верного Ивана. Вы об этом наслышаны. Так Иван перед последним вояжем был отравлен и, упокой его душу, скончался. Странный случай однако, странный. Может, вы поясните?
– Извините, господин полицейский, но я вынужден просить вас, дать мне время для размышлений.
– Его было недостаточно?
– В свете новых сведений – да. Тем более кто мне скажет, что произнёсенное вами не является ложью?
– Константин Евграфович, я надеюсь, что вы грамотный человек, способный к самостоятельному мышлению. Я не испытываю желания вас поучать и уговаривать к поступкам, идущим вам во вред, но вы должны понимать, что с вашей ли или без оной, я докопаюсь до правды.
– Не сомневаюсь, но все же прошу дать мне время подумать над сложившемся положением.
– Кстати, зачем вам было отравленное вино?
– Какое вино?
– Бутылка хорошего французского вина, оставшаяся на столе в гостиной после вашего поспешного бегства.
– Господин полицейский, помилосердствуйте, отправьте меня в камеру, – взмолился молодой человек, было видно, что ему не до дальнейших разговоров, – не будьте извергом и так на мою голову свалилось много. Отправьте в камеру.
– Если будут меня спрашивать, – сказал Путилин, выходя из сыскного отделения, – я буду через четверть часа.
Он решил пройтись после тяжелого разговора, в котором ничего нового не узнал. Было жаль влюбленного молодого человека, попавшего под чары опытной светской дамы. Остается расставить по местам, полученные сведения.
– Иван Дмитрич, – неуемный Жуков окликнул своего начальника, – Иван Дмитрич.
Тот обернулся, ожидая приближения помощника.
– Что тебе?
– Хотел с вами пройтись, – приблизился к Путилину Миша.
– Да разве ж я против.
Они, молча, шли вдоль канала. Хотя каждый думал о своем, но мысли возвращались к убийству в гостинице.
Только в кабинете Миша решил поинтересоваться у Ивана Дмитриевича о задержанном.
– Молодой человек приходит в чувства после тяжелой болезни, – произнёс начальник сыска и углубился в изучение циркуляров, присланных с нарочным из департамента полиции.
Жуков знал, в такие минуты нет нужды пристать к Ивану Дмитриевичу с расспросами, все равно ничего не скажет, ибо что—то обдумывает и строит дальнейшие планы в отношении розыска. Судя по настроению Путилина, тот переживает за несчастного молодого человека, попавшего в крепкие сети страстных отношений и ныне готов идти на плаху, защищая любимую женщину ценой жизни. Не он первый, не он последний. Знал бы он, в каком качестве был ей нужен? Может, волна удивления охладила бы его пыл или … Нет, скорее всего он бы просто не поверил чужим словам. Посчитал бы наговором.
