Лев Демин - Михаил Черниговский
Когда князь Михаил со своими спутниками всту пил в селение, из большой избы вышел на улицу пожилой человек и жестом руки остановил его, скакавшего на коне во главе группы всадников.
- Кажись, я тебя знаю. Ты князь Михаил, княживший в Киеве, - произнес человек.
- Я и сейчас остаюсь киевским князем, - ответил Михаил. - А ты кто такой? Постой, постой, кажись, припоминаю. У тебя была большая лавка на Подоле.
- Была, да сплыла. Спалили мою лавку проклятые бусурманы, а все товары, какие в ней были, разграбили. Я, слава богу, успел с сынком своим Нифонтом удалиться из города по своим торговым делам до полной его осады. А супружница моя с дочерьми и стариками родителями в городе остались. Ничего не знаю, не ведаю об их судьбе. Может быть, сгорели в огне пожара, а может быть, в полон их угнали вороги окаянные. Разве теперь узнаешь?
- Лавка у тебя была добротная. Торговал ты всякими товарами, даже заморскими.
- Царство небесное моей лавке.
- Почему не вернулся в Киев?
- Не решился. Посмотрел, что осталось от Киева-града, увидел пепелище и прослезился. Тошно и горько стало - впору удавиться. Не удавился же, а поселился с сынком Нифонтом в сельце на берегу реки Тетерев.
- Бог тебе в помощь, добрый человек. Теперь я тебя совсем вспомнил. Не раз бывал в твоей лавке.
- Я тоже припоминаю тебя, князь.
- Ты ведь торговал мехами.
- Не только мехами. Широкая у меня была торговля, предлагал я и всякие заморские товары, даже моржовый клык. Многое пришлось мне потерять. Недруги спалили не только лавку мою, но и амбары с большим запасом товаров. Теперь понимаешь, почему не захотел я возвращаться на пепелище Киева? Нашел себе пристанище на берегу речки Тетерев. Приживаюсь понемногу. Конечно, прежнего торгового Размаха нет. Все же завел кое-какое хозяйство, хату соорудил, помог соседям храм новый возвести. Сынка вот женил на соседской дочери. Соседи польские беженцы. Пожелали принять нашу православную веру. Невестка в Польше была Магдой, у нас после перехода в православие стала Марией. Сейчас готовимся к свадебному пиру.
- Желаю тебе, Аполлинарий, и твоим молодоженам достойного будущего. И конечно, достойно справить свадьбу. А мы двинемся в путь.
- Постой, постой, княже… Куда тебе спешить? Одели нас, батюшка, своим вниманием, приди к нам за свадебный стол.
- Накладно тебе будет неожиданно принять такую ораву гостей.
- Обижаешь, князь. Мы соблюдаем старый обычай. Всякому гостю рады, коли он не держит камень за пазухой. Уважь, батюшка.
Аполлинарию не пришлось долго уговаривать князя Михаила. Тот после некоторых колебаний согласился. Спутники Михаила завели коней в огороженный плотной изгородью двор возле дома старосты.
В просторной избе стали собираться все жители селения и соседних выселок и хуторов. Пришел священник с матушкой, рослый пышноволосый человек с зычным голосом. Михаил узнал грустную историю селения на берегу реки Тетерев. Заняв его, татаро-монгольское войско разрушило храмовую постройку, а местный священник принял мученическую смерть. Когда разбежавшиеся по окрестным убежищам люди вернулись к руинам села, они взялись восстанавливать храм и занялись поисками священника. Отыскался чей-то бесприходный дьякон, который с помощью местного архиерея был возведен в сан священника, и его приютили в сельце.
Свадебное торжество открыл священник, отец Филипп, начавший свою застольную речь несколько неожиданно:
- Наш свадебный праздник украшен участием в нем Михаила Всеволодовича, великого князя киевского. Поклонимся же ему.
- Позвольте, отец Филипп, в ваших словах вижу неувязку, - прервал его Михаил. - Давно уже никто не величает меня великим князем. Прежнего-то Киева больше нет, остались от сего славного в прошлом града лишь пепелище да руины. Когда-то это был великий град, управляемый великими князьями. А теперь… стыдно сказать. От прежнего огромного населения Киева уцелела жалкая горстка людишек.
Михаил умолк и только тяжело вздохнул. Священник, явно недовольный тем, что его прервали, как-то скис и сдержанно проговорил:
- Приветствуем молодых. Пусть они обет, данный Всевышнему при венчании, свято выполняют, а жених не забывает, что он потомок славных киевлян. А батюшка его был когда-то славным киевским купцом.
- Был, да весь сплыл, - поддакнул священнику отец жениха, но короткую застольную речь все же произнес: - Дорогие мои дети, желаю вам счастливой супружеской жизни. Пусть ваша семья произведет на свет много-много деток, я бы сказал - великое их множество. Помните, мои дорогие, ваш долг - восполнить неисчислимые людские потери, которые понесла несчастная, истерзанная Русь. Помогите ей!
- Хорошо говоришь, Аполлинарий, даже мудро, - поощрительно ответил ему князь Михаил. - Пусть дети последуют твоему совету, а также все те из твоих односельчан, кто еще способен нарожать потомков.
- Горько! - послышались первые нестройные возгласы среди гостей, собравшихся вокруг свадебного стола.
Яростнее всех выкрикнул это привычное для свадебного пиршества слово громогласный батюшка. В перерывах между возгласами гости налегали на свадебные угощения. К свадьбе отец жениха заколол откормленного кабана. Братья невесты, польские парни, изрядно поохотились в окрестностях села и подстрелили стаю куропаток. Еще кто-то из гостей выловил в речной проруби несколько крупных щук. Кое-кто принес жбаны с ягодной наливкой. А поляки, родственники невесты, постарались изготовить бочонок сливовицы, как поляки называли домашнюю самогонку на меду.
После нескольких выпитых чарок хмельного зелья застолье оживилось. Послышалось нестройное пение русских и польских песен. Бандуристы усердно взялись за свои инструменты. Один, другой, особенно молодые пустились в пляс. Когда начал плясать казавшийся огромным и неуклюжим отец Филипп, в избе сразу стало тесно.
Кто-то из стариков бросил с ехидцей в адрес священника:
- Пошто грешишь, батюшка? Священник ответил ему невозмутимо:
- Не велик мой грех. Всевышний милостив, не такие грехи прощает.
Аполлинарий шепнул князю Михаилу, когда свадебный вечер был в самом разгаре:
- Пойдем в мою светелку, княже. Пусть молодые и гости веселятся, а я бы потолковать с тобой хотел, добрый совет от тебя получить.
- Как тебе угодно, - сдержанно ответил Михаил.
Они вошли в маленькую горницу, служившую хозяину и спальней, и рабочей комнатой. Здесь над широкой кроватью перед образами теплилась лампада. Эти образа Аполлинарий собирал на киевских свалках, возникших на месте разрушенных храмов, потом тщательно отмывал свои находки и просил первого попавшегося священника освятить их.
- О чем ты хотел со мной потолковать? - спросил Михаил, обращаясь к Аполлинарию.
- Да вот… От князя моего Даниила Романовича на днях прискакал гонец. Предупредил: ханские люди вознамерились брать дань с русского населения в пользу ордынской казны. Освобождается от дани только духовенство.
- Не знал об этом.
- И до тебя, князь, очередь дойдет. Жди худшего.
- Вот еще напасть…
- Да еще какая напасть. К каждому князю будет приставлен надзиратель и сборщик дани в одном лице. Такой ханский чиновник называется баскаком. Тем князьям, кои попытаются утаить часть своих доходов и дать неверные сведения о численности своих подданных, грозит со стороны ханской власти жестокая кара. Как нам поступить в таком случае? Что скажешь, княже?
- Что тут сказать? Тут впору лишь руками развести.
- Я бы сказал другое. С ханскими людьми следует поступать соответственно: хитрить, изворачиваться и, конечно, умело прятать концы в воду. Разве не так?
- Да уж известно, чем сие грозит. Попадешься в том, что утаиваешь подлинную численность своих людей, данников, по головке тебя не погладят. И каков же размер поборов?
- Хан установил, что каждый русич, исключая духовенство, обязан вносить в ханскую казну десятую часть своих доходов. Это вроде бы и не так много, если бы все поборы этим и исчерпывались. Но они вовсе не ограничиваются этой десятой частью. Если князь едет в Орду, надо порадовать и самого хана и ханских вельмож ценными подарками. Вот и получается не десятая часть от твоего дохода, а несоизмеримо более великая его доля.
- Великая доля… - только и произнес Михаил, повторяя слова собеседника. - Возможно, и сейчас такое. Ханские люди норовят взимать с подневольного князя не десятую долю его доходов, а более высокую, чтобы и самим поживиться. А много ли я могу собрать со своих владений, с истерзанной ворогом киевской земли? Ограбленная, опустошенная земля. На ней выжила малая часть людей, потерявших жилища, все имущество. Что с них можно взять? Какую дань они способны выплачивать хану?
- Представляю. Видел я разрушенный Киев. Что возьмешь с киевлян!
