Владимир Андриенко - Кувыр-коллегия
— Вы мне не нравитесь, сеньор шут. Ваше шутовство слишком грубое! Оно не годиться во дворце. При русском дворе вы более шутить не станете.
— А вы кто такой, чтобы решать что годиться, а что нет при дворе? — спокойно спросил Мира.
— Я русский дворянин! — ответил Булгаков.
— Но вы не император России?
— Я имею честь быть офицером лейб-гвардии Преображенского полка. Вы, верно запамятовали, господин шут?
— Отчего же, поручик? Это я запомнил. Но хочу знать еще одно.
— Что же? — спросил Булгаков.
— Вы такой смелый человек?
— Смелый? — не понял, о чем это говорит шут поручик.
— Или вы не знаете кто я. Или вы отчаянный смельчак, поручик. Вы ведь желаете сражаться со мной, не так ли?
— Я намерен заколоть вас своей шпагой и тем оказываю вам честь. Вы шут и прихвостень Бирона. И вас пришло время поставить на место. Хватит вам жить за счет России. Забирайте с собой свою козу и вон из страны! Этим вы сможете спасти свою никчемную жизнь.
— Так вы даете мне выбор, поручик? — усмехнулся Пьетро. — Убраться или сражаться?
— Просто так не хочу марать шпаги, господин шут.
— И когда вы имеет намерение меня наказать, если я откажусь убраться? — с усмешкой спросил Пьетро.
— Да хоть сейчас. Выйдем в парк и обнажим клинки, коли вы упорствуете.
— В парке дворца? Вы сошли с ума, поручик?
— Отчего же? Много времени наш поединок не займет. Или вы намерены отказаться встретиться с офицером и дворянином и предпочтете палки моих холопов?
— Я следую за вами, поручик, — согласился Пьетро. Не в его правилах было отказываться от поединка. И если этот офицерик так торопиться умереть, то это его дело.
Они вышли в парк. Там уже стояли в ожидании еще пять офицеров преображенцев. Они ждали их.
— Они станут следить за правилами поединка, — сказал шуту поручик.
— Я не против.
Они подошли к офицерам.
— Господа, — Булгаков обратился к ним. — Сеньор шут согласился драться на шпагах и умереть от стали. Так что палки наших лакеев не понадобятся.
— Господа! — Пьетро обратился к офицерам. — Я ни кого из вас не знаю и своими врагами не считаю. Но вы желаете меня убить. Не могу понять почему. Однако, хочу вас предупредить, что драться со мной не просто. И вам, поручик, не выстоит в поединке со мной и минуты.
Офицеры захохотали. Очевидно, они не слушали о его фехтовальных способностях. Они пришли убить шута, пользующегося расположением Бирона и тем самым нанести удар по герцогу.
— Так вы не желаете отказаться от своего намерения? — спросил Пьетро.
— Я, поручик Яковлев! — сказал высокий офицер с покрытым оспинами лицом. — И сам хотел вас заколоть. Но жребий выпал Булгакову!
— А пугать нас вашим хозяином Бироном — не стоит! — сказал еще один офицер.
— Я и не собирался пугать вас моим другом герцогом. Я надеюсь на мой клинок и свою руку, — сообщил Пьетро.
Булгаков скинул треуголку, кафтан и обнажил клинок. Пьетро сбросил шляпу и плащ и обнажил свою шпагу. Благо сегодня он явился во дворец при оружии.
Они стали в позицию и скрестили шпаги. Пьетро сразу, прощупал его защиту, и понял, что его противник не много понимает в фехтовании. Он решил поиграть с поручиком, и полминуты защищался, отбив три выпада. Затем он применил итальянский фехтовальный прием Джироламо и выбил клинок из рук поручика.
— Если желаете прервать поединок, — сказал шут. — Я готов дать вам эту возможность. Но если нет, но в течение следующей минут я вас заколю.
Булгаков побледнел. Продолжать схватку он не желал. Он не годился шуту даже в ученики и теперь это хорошо понял. Атаковать такого мастера клинка было безумием. А Булгаков дураком или самоубийцей не был.
— Вы меня слышали, поручик? — снова спросил Мира. — Вы желаете продолжать?
— Нет, — прошептал он побелевшими губами.
— Я вас не слышу! — Мира не стал щадить его самолюбие.
— Я не желаю продолжать, сеньор, — уже громче сказал Булгаков.
— А кто-нибудь из вас, господа, желает? — Мира посмотрел на офицеров.
Те ничего не ответили. Никто из них ничего ранее не слышал о том, кто такой шут Пьетро Мира и сколько раз он держал в руках шпагу и кинжал. Но глаза русских горели ненавистью. И Пьетро понял — они еще встретятся….
Год 1739, октябрь, 11 дня. Санкт-Петербург. При дворе. Мира и Бирон.
Эрнест Иоганн Бирон вышел из покоев государыни и тяжелым своим взглядом осмотрел собравшихся в приемной придворных. Их было не много.
— Государыне императрице стало легче! — торжественно произнес герцог. — И она завтра изволит принять своих верноподданных с изъявлениями покорности. Дежурный камергер!
— Я здесь, ваша светлость! — камергер князь Куракин поклонился.
— А отчего в приемной государыни столь мало придворных чинов? — спросил Бирон, хотя сам отлично знал ответ на свой вопрос.
— Я, ваша светлость…. Я думаю… Они не хотели тревожить покой…
— Что вы там мямлите? Вы можете отвечать на вопросы четко и ясно? Я обер-камергер русского двора. Или вы забыли про это?
— Как можно, ваша светлость, — дежурный камергер склонился до самого пола.
Бирон больше не стал с ним говорить. Ему стало противно от низкопоклонства этого русского аристократа, и он вышел из приемной. Лакеи проворно распахнули перед ним двери.
Герцог проследовал через анфиладу комнат и натолкнулся на Пьетро Мира.
— Петер?
— Эрнест! — Мира обратился к герцогу по-немецки. — Я искал тебя. И мне сказали, что ты до сих пор в покоях государыни.
— Идем ко мне. Я страшно устал. Но теперь государыне легче и я могу покинуть её. Этот Санчес просто чародей.
— Рад этому известию, Эрнест. Но не всем при дворе сие понравиться.
— Думаешь, я в этом сомневаюсь? Но по твоим глазам вижу, что у тебя, что-то стряслось?
— Я только что дрался на дуэли.
— На дуэли? — удивился герцог. — С кем? С Лакостой?
— Если бы с ним. С офицером Преображенского полка.
В личных покоях Бирона Пьетро все рассказал герцогу и тот встревожился. Это было ни что иное, как покушение на убийство. Булгаков явно хотел убить шута и тем самым нанести удар по Бирону. А то, что офицер был не один, уже могло говорить о заговоре.
— Русские что-то затевают, Пьетро! Они уже списали Анну со счетов. И потому взялись за меня. Но меня волнуешь ты. Тебе опасно выходить самому из дворца. Думаю, что эти негодяи не остановиться на достигнутом.
— Они более не решаться вызвать меня на поединок, Эрнест. Они думали, что имею дело лишь с шутом. Полагали что у меня бутафорская шпага.
— А кто говорит о поединке? Они натравят на тебя холопов. Я дам тебе охрану.
— Не стоит, Эрнест! Я не желаю позорить свое имя. Я сам смогу постоять за себя.
— Петер! Ты играешь с огнем!
Но сеньор Мира был неумолим. Он наотрез отказался от сопровождения. Всюду в Европе он смотрел опасности в лицо и никогда не бегал от врагов…
Но герцог Бирон друга в опасности не оставил. После того как Пьетро вышел от него он срочно призвал в свои покои подполковника Альбрехта. Тот давно состоял на русской службе и Бирону многим в своем продвижении карьерном обязан был.
Герцог возложил на подполковника гвардии заботы о безопасности шута Адамки. Альбрехт поклялся, что никто его тронуть не посмеет. Пусть герцог не беспокоиться….
Год 1739, октябрь, 11 дня. Санкт-Петербург. На улицах города.
Пьетро Мира пошел пешком к своему дому и экипажем не воспользовался. Ему хотелось показать всем, что он не боится мести неумелого фехтовальщика Булгакова и его дружков.
Да и подумать Пьетро было о чем. Уже несколько дней он не видел Марию Дорио. Сеньор Арайя запер её в своем доме и никуда не выпускал. Проникнуть внутрь, не смотря на свою изобретательность, Пьетро пока не смог. Арайя словно перешел на осадное положение.
Стоило пройтись под окнами ненавистного капельмейстера и еще раз ко всему присмотреться. Но это он сделает вечером, не сейчас. Мира не желал мириться с поражением, а сеньора Франческо он обставлял уже не раз. Но если слуги Арайя заметят его днем, то вечером охрана дома капельмейстера только усилиться.
"И сколько он её там продержит? До первого придворного спектакля не меньше. А когда он будет, одному богу известно. Это зависит от желания императрицы слушать музыку сеньора Франческо. Но государыне пока не до музыки".
Мира оглянулся. Вроде за ним никто не следовал. Он заметил лишь случайных прохожих.
"А Эрнест думал, что они меня пристукнут. Нет. Эти дворяне не столь мстительны. А может и не столь смелы. Хотя мне не стоило так унижать этого поручика Булгакова".
Он свернул на улицу Грязную, которую такоже именовали и Преображенской Полковой улицей, и здесь все и началось. Из проулка выпрыгнула пролетка извозчика, и лошади едва не раздавили его. Пьетро успел отскочить в сторону.
