Алексей Гатапов - Тэмуджин. Книга 2
Возы, вразнобой скрипя потертым деревом, с тяжелым стуком бычьих копыт прошли мимо брода и теперь шли над обрывистым яром. Сзади до слуха Тэмуджина вдруг донеслось:
– Послы от генигесов!
Он встал на ноги, оглядываясь назад, и на том берегу увидел троих всадников, быстрой рысью подъезжающих к броду. Это были нойоны генигесов. Все они были в высоких войлочных шапках и шелковых халатах. Они с разбега ворвались в реку. Вода сразу стала по животы лошадям, но те, не поднимая ног в синих бархатных гутулах, замачивая их в холодной воде, смотрели вперед, на ожидающих их на этом берегу тайчиутских нойонов.
– В халаты вырядились, – переговаривались на возах тайчиутские харачу. – Думают, так им лучше будет говорить с нашим Таргудаем…
Тэмуджин многое отдал бы, чтобы узнать, о чем они будут говорить, но место на берегу у брода, где встречались нойоны двух родов, все больше отдалялось от него. Сожалея, он еще раз посмотрел на выезжающих из реки генигесов и отвернулся; на него с удивлением посматривали тайчиутские возчики.
* * *Таргудай выбрал себе место повыше на берегу, чтобы приближавшимся к нему генигесским нойонам пришлось смотреть на него снизу вверх, и с мстительной улыбкой на лице поджидал их. За спиной его плотными толпами проходило войско, а к нему один за другим присоединялись тайчиутские нойоны, чтобы вместе с ним встретить генигесов и послушать их разговор.
Таргудай все это время со жгучей обидой вспоминал слова, высказанные ему родовыми нойонами: «Уймись и не пытайся больше повелевать нами… кровь твою поднесем в жертву восточным богам…» И вот, не прошло и пяти дней, как один из них – генигесский Ухин-багатур – с двумя своими сородичами шел к нему на поклон. И Таргудай с нетерпением ждал его, он жаждал увидеть унижение одного из сговорившихся против него владельцев, которые дерзнули потягаться с ним – самым могущественным из нынешних монгольских нойонов.
Всплескивая мутную воду, кони вынесли на мокрый берег троих хмурых всадников. Они с подавленными лицами подъехали и встали перед семью тайчиутскими нойонами.
Таргудай с хищной злобой смотрел на Ухина, немолодого, годами равного с ним, воина, за убийство многих татар на войне получившего звание багатура и теперь с виноватым видом стоявшего перед ним. Тот, не поднимая на него взгляда, слез с коня. Ему последовали два других нойона помоложе и втроем они сдержанно, будто через силу сгибая спины, поклонились тайчиутам.
– Ну, что хотят сказать нам наши братья генигесы? – не скрывая язвительного торжества в голосе, спросил Таргудай.
– Враг пришел, братья тайчиуты… – по дрожащему голосу было видно, как трудно говорить Ухину-багатуру. – Помогите…
– Пять дней назад я получил от тебя отказ объединяться со мной против врагов, а сейчас я еду своей дорогой, о вас и думать перестал, и вдруг вижу: ты несешься ко мне со всех ног, будто родного брата увидел… и что слышу? Опять помогите… как-то непонятно ведешь себя, брат Ухин… ты хоть думаешь круглой своей головой, когда что-то делаешь или говоришь?
– Таргудай-нойон, – снова глухим неровным голосом заговорил Ухин. – Не время сейчас считаться. Враг занес оружие… Нас мало… Отобьемся сначала от врага, и тогда поговорим между собой, решим наши дела…
– Вон как он теперь заговорил! – Таргудай, оглядываясь на своих нойонов, возмущенно оскалил крупные желтые зубы. – Как будто и не просит у нас, а требует… Не время считаться… – он протяжным, гнусавым голосом передразнил Ухина, вызвав смех в толпе тайчиутов. – Пять дней дня назад было время, а сейчас не время?.. Когда же ты так сильно переменился? Не сегодняшним ли утром, когда почувствовал на своей шее онгутский аркан?.. Глупый, никчемный человек, ни ума, ни силы не имеешь, а умеешь только нос свой задирать не хуже чжурчженского хана! Чем ты думал, когда давал мне свой ответ на мой призыв? Думал, пронесет мимо смерти, обойдешься без меня? Нет, небо все знает, оно и подвело тебя к истине… Вот теперь и думай хорошенько, как ты должен был раньше поступить!..
– Не время считаться, Таргудай-нойон! – с отчаянием выкрикнул Ухин-багатур. – Дорог каждый миг, вот-вот снова нападут онгуты… сначала нас перебьют, а потом за вас примутся… Ты что думаешь, на нас они остановятся?
– Ты о себе думай, а не о нас, – насмешливо посмотрел на него Таргудай. – О себе мы сами позаботимся…
– Время идет, – устало сказал Ухин. – Что будем делать, брат Таргудай, пререкаться тут до рассвета или, наконец, встанем вместе против врага, как полагается добрым соплеменникам?
– Помогать мы тебе не будем! – отрезал Таргудай. – Ты сам отсек нашу помощь тогда, когда пять дней назад давал мне свой ответ. И знай, что ты сам будешь виноват в гибели своего народа. Вот тебе мой ответ.
Ухин разом прекратил разговор и по-молодому легко запрыгнул в седло. Сели на коней и его нойоны.
– Значит, не поможете нам?
– Езжайте назад и погибайте на этих холмах…
Генигесы долгими взглядами провели по застывшим лицам тайчиутских нойонов и повернули коней. С шумом врезавшись в воду, двинулись по броду обратно. Таргудай проводил их взглядом, чертыхнулся про себя, отгоняя какие-то непрошенные мысли и резко повернул коня от берега, проронив сквозь зубы:
– Поехали, нечего на них смотреть!
За ним послушной гурьбой потянулись другие.
Не доезжая до того берега Ухин-нойон остановил коня, повернулся в седле и долго смотрел на удаляющихся на восток тайчиутских нойонов. И, вдруг встряхнувшись, он с силой хлестнул коня, заставив его рвануться в воде, поднимая волны вокруг. В несколько прыжков добравшись до берега, он рысью поскакал по суше, увлекая за собой двух других нойонов, навстречу вдруг задувшему с юга порывистому ветру.
* * *Тайчиуты не отошли от брода, где они встречали генигесских нойонов, и десяти перестрелов, как за их спинами на этом берегу вдруг выросло огромное войско онгутов. Видом теперь это войско казалось даже крупнее того, что было у онгутов вначале, когда оно появилось вслед за генигесами на южном горизонте. Всмотревшись получше, тайчиутские нойоны над разворачивающимися широким крылом вражескими рядами узнали и сивые генигесские знамена. И они сразу поняли все.
Генигесский Ухин-багатур, не получив от тайчиутов помощи, не долго думал, как ему теперь поступить. От брода он, миновав свой еле ковыляющий к реке обоз и вставшее в ожидании смерти свое малочисленное войско, прямо направился к бурлящему в многолюдстве и предвкушении добычи онгутскому войску.
Он низко поклонился разодетым в пышные китайские доспехи онгутским нойонам и сообщил им, что удаляющееся сейчас по северному берегу Онона кочевье принадлежит не кому другому, как тайчиутскому Таргудаю, главному виновнику перед онгутами – который этой зимой направил войско в набег на них. Он сообщил им, что войско тайчиутов сейчас не превышает и трех тысяч всадников, что другого войска у тайчиутов поблизости нет, и что в кочевье у них идут огромные обозы, набитые разным добром, а еще стада и табуны. И что они, генигесы, натерпелись от этого Таргудая разных глупостей досыта и теперь хотят войти в союз с онгутами и биться с ними в одном ряду против ненавистных тайчиутов. Единственное, о чем просит их он, Ухин-багатур – не трогать маленькое и небогатое кочевье генигесов, которые перед онгутами ни в чем не виноваты и никогда враждовать с ними не думали.
Онгутские нойоны сразу поняли, что им выгоднее превратить этот небольшой род в своих союзников, чтобы слухи об этом разнеслись по степи, – тем укрепится их положение и ослабится положение самих монголов – и, не теряя времени, обрушиться на тайчиутов. Они приказали Ухину остановить свое кочевье на этом берегу, а самому со своим войском встать в середину онгутских рядов и преследовать тайчиутов.
XXI
Тэмуджин после той стычки тайчиутов с онгутами долго не мог отделаться от чувства отвращения к Таргудаю и ко всем ближним его нойонам. Колющий стыд заставлял его передергиваться при мысли о них. Тайчиутские нойоны тогда первыми бросились бежать, оставив свои войска и обозы. Тэмуджин навсегда запомнил оскаленное от страха, страдальчески искривленное лицо Таргудая, подавленные лица других нойонов, когда они, изо всех сил нахлестывая своих коней, удирали прочь от врага.
«И эти жалкие ничтожные людишки правят племенем? – не раз пораженно думал он позже, вспоминая их убитый вид. – Как же это возможно?.. Они судят людей, требуют от них повиновения, а сами в ту пору, когда народ нуждается в их силе и отваге, от страха теряют свои лица и бегут, словно суслики от коршунов… Во всех родах есть сильные люди, которые, не дрогнув, сплотились бы и пошли на смерть за достойными нойонами, но их никто не ведет, они вынуждены жить под властью этих пугливых лисиц, считая своим долгом выполнять их прихоти… А где же настоящие нойоны?.. Что же это делается в племени, когда некому вести народ?.. Куда мы придем?..»
