Артуро Перес-Реверте - Карта небесной сферы, или Тайный меридиан
— Мы вернемся часа через два. — Кой посмотрел на вершину горы Пеньон, от которой Танжер по-прежнему не отводила глаз. — И сразу же выйдем в море.
Пилото продолжал драить бронзовые кнехты.
Когда-то Кой, еще мальчишка, много узнал от этого человека про людей, про море, про жизнь.
На Кладбище безымянных кораблей, в последнем приюте старых судов перед тем, как их разрежут и продадут на металлолом, где Пилото с Коем устраивались перекусить приправленными лимонным соком сырыми ракушками и морскими ежами, Пилото научил его различать все части корабля задолго до того, как Кой поступил в мореходку. И здесь же, в этом пустынном месте, посреди ржавого железа, труб, из которых никогда больше не вырвутся клубы дыма, вытащенных из воды корпусов, лежавших на берегу как издохшие киты, Пилото вынул из кармана пачку «Сельтас» без фильтра и угостил Коя первой в его жизни сигаретой, дав прикурить от своей латунной зажигалки, остро пахнувшей горелым фитилем.
Кой взял тужурку и выпрыгнул на причал. Танжер присоединилась к нему. Как всегда, сумка висела у нее на плече.
— Какая погода будет сегодня ночью? — спросила она.
— Хорошая. Сильного ветра не будет. Может, немного покачает, когда обогнем мыс Европа.
Он удивился, когда заметил гримаску неудовольствия при слове «покачает». Вот смешно-то будет, если ее укачает. До этой минуты ему в голову не могло прийти, что она будет лежать, словно оглушенный тунец, или бессильно цепляться за борт.
— У тебя биодрамин есть?.. Наверное, надо бы тебе принять что-нибудь от морской болезни до того, как мы выйдем в море.
— Это не твое дело.
— Ошибаешься. Если ты страдаешь морской болезнью, ты будешь бесполезным грузом на борту.
А это меня касается непосредственно.
Ответа не последовало, и Кой пожал плечами. До своего «рено», припаркованного на набережной, они шли вдоль пристаней. Лучи склонявшегося к горизонту солнца сквозили через облака, висевшие над островом Альхесирас, и окрашивали в красноватые тона отвесную стену Пеньон, высвечивая старые доты, некогда отрытые для артиллерийских орудий.
Две дряхлые, давно вышедшие в отставку контрабандистские барки, выкрашенные черной и синей, давно уже вспузырившейся краской, догнивали среди ржавых моторов и пустых канистр. Чем ближе они подходили к стоянке, тем слышнее становились шумы города. В будке скучающий таможенник смотрел телевизор. К пограничному пункту для переезда на испанскую территорию выстроилась длинная очередь автомобилей.
На сей раз за руль села она. Положив сумку на колени, она аккуратно, уверенно и без спешки вела машину к ротонде на Трафальгарском кладбище по улице, шедшей позади бастионов над заливом. За все это время она не произнесла ни слова. Остановила машину, поставила на тормоз, посмотрела на часы и выключила мотор.
— Какой у нас план действий? — спросил Кой.
Нет никакого плана, ответила она. Они поднимутся на смотровую площадку и выслушают то, что скажет им Нино Палермо. Именно так и никак иначе, потом оставят машину на стоянке, отдадут ключи на хранение в прокатную фирму и отправятся в море, как и предполагали.
— А если выйдут осложнения?
Кой думал об Орасио Кискоросе и арабе. Палермо не таков, чтобы сделать какое-то предложение, услышать в ответ «там видно будет» и удовлетвориться этим. Эта мысль посетила Коя перед тем, как они сошли с «Карпанты», и он взял хорошо наточенный морской нож «Вичард» с острыми зазубринами у основания лезвия, которым Пилото в случае необходимости перерезал снасти. Сидя в машине, он чувствовал, как нож, лежавший в заднем кармане, вдавливается в правую ягодицу. Конечно, не бог весть какое оружие, но все-таки лучше, чем ходить на такого рода светские рауты с голыми руками.
— Думаю, никаких осложнений не будет, — ответила она.
Она взглянула на закрытые ворота кладбища.
Днем, после обеда, они немного поездили по городу и зашли на кладбище; Танжер довольно долго стояла перед надгробным камнем капитана морской пехоты Томаса Нормана, который скончался 6 декабря 1805 года от ран, полученных на борту «Марса» во время Трафальгарской битвы. Потом они поднялись на смотровую площадку, чтобы осмотреть место, где вечером должны были встретиться с Нино Палермо.
Кой продолжал наблюдать за ней, когда они шли мимо полуразрушенных бетонных догов, где прежде стояли пушки. Танжер очень внимательно осматривала все — шоссе, по которому они подъедут на встречу и которое дальше поднималось к туннелям Великой осады, где были установлены первые в истории орудия, которые стреляли вниз, военные бараки, побеленные и пустые, британский флаг над Кастильо-Моро, перешеек с аэропортом, просторный пляж Атунара, уходивший на северо-восток, на испанскую территорию. Она изучала местность, как командир перед боем, и Кой заметил, что и сам оценивает возможные преимущества и опасности, будто изучает карты и лоции перед ночной высадкой на берег.
— Ты не вмешиваешься, что бы ни происходило, — сказала Танжер.
Она не снимала руки с руля и все еще смотрела на ворота кладбища. Легко сказать, подумал Кой. Но вслух ничего не сказал. Он было даже подумал попросить Пилото поехать вместе с ними. Все-таки трое лучше, чем двое. Чем он и она. Но ему не хотелось слишком усложнять жизнь другу. Во всяком случае, пока.
Танжер опять взглянула на часы. Потом открыла сумку и достала пачку «Плейере». После Мадрида он ни разу не видел, чтобы она курила, и, наверное, это была та же пачка, потому что в ней оставалось всего четыре штуки. Она прикурила от автомобильной зажигалки и медленно затягивалась, надолго задерживая дым в легких.
— Ты уверена, что поступаешь правильно?
Она молча кивнула. На часах, которые она носила на правом запястье, минутная стрелка переползла с восьми сорока пяти на восемь пятьдесят. Огонек сигареты вплотную приблизился к ее коротким ногтям. Она опустила стекло и выбросила окурок.
— Пошли.
Совсем как в вестернах, которые она обожала: черно-белый Генри Фонда курит на рассвете, опершись о забор, перед тем как двинуться в путь. И все-таки ее поведение было простым и естественным — и жест, которым она снова завела мотор, и то, как вела машину вверх по шоссе, мимо отеля «Рок», как переключала скорость на спусках, — одним словом, никакой искусственности в ней не чувствовалось. Все было настоящим, она отнюдь не играла для него какую-то роль. И не стремилась произвести впечатление. Она была сама собой, когда вела машину, стараясь держаться подальше от обочины, за которой открывались опасные пропасти, хладнокровно вписываясь в опасные повороты, держа одну руку на руле, а другую на рычаге коробки скоростей; иногда внимательно поглядывала на вершину горы. И когда они наконец взобрались на самый верх, на маленькой эспланаде, окружавшей смотровую площадку, она сразу развернулась, поставив машину так, чтобы можно было без задержек выехать на шоссе. Полная готовность к отступлению, встревоженно подумал Кой, когда она, в своем завязанном на поясе свитере, открыла дверцу и вышла из машины с сумкой в руках.
Рядом, под стеной старинного бастиона, стоял «ровер». Это первое, что увидел Кой, выйдя из машины, — «ровер» и шофер-араб, который стоял, небрежно опершись на капот. Потом взгляд Коя прошел по дуге налево, охватив дорогу к старинным туннелям, отвесный склон вершины горы Пеньон, покинутые казематы, галерею над летным полем аэродрома, перешеек, а дальше — Испанию, мрачные горы, море, серое на западе и черное на востоке, и цепочку огней, зажигавшихся в сумерках там внизу, где виднелась Линеа-де-ла-Консепсьон. Неудачное место для разговора, сказал он себе. И только тогда посмотрел на балюстраду смотровой площадки, где ждал их Нино Палермо.
Танжер уже была там. Он пошел следом, вдыхая воздух, в котором смешались ароматы Средиземноморья — соленой воды, тимьяна, сосновой смолы; их нес с собой легкий ветерок, чуть-чуть шевеливший ветки кустов и деревьев. Кой снова огляделся, но никаких признаков присутствия Кискороса не обнаружил. Палермо стоял, опираясь спиной на балюстраду и засунув руки в карманы легкой ветровки без воротника. В этой куртке он выглядел еще более массивным, чем был на самом деле.
— Добрый вечер, — сказал он.
Кой машинально буркнул в ответ «добрый вечер», а Танжер промолчала. Она просто стояла и смотрела на Палермо.
— Что у вас за предложение? — спросила она.
Словно не замечая ее, Палермо обратился к Кою:
— Женщины всегда переходят прямо к делу, верно?
Кой не ответил, отказываясь принять тон сообщничества, который ему предлагал охотник за сокровищами. Он держался чуть позади, на некотором расстоянии, но внимательно ловил каждое слово.
Боссом тут была она, и сегодня вечером он исполнял роль телохранителя и не более того. Он ощущал тяжесть ножа в заднем кармане и думал, что араб, пожалуй, не стоит тех денег, которые ему платит Палермо: он обыскивал Коя, когда искать было нечего, а теперь, когда он хоть как-то да вооружен, его не обыскали. Хотя, возможно, так приказал Палермо, который хотел обставить эту встречу, как дипломатические переговоры.
