Наташа Боровская - Дворянская дочь
Я не могла без смущения вспоминать об этом. Доктор Боткин улыбался, поглаживая редеющую бороду.
— А теперь ступайте-ка к своим друзьям, Их Императорские Высочества с нетерпением ждут вас. Когда Алексей Николаевич проснется, мы вас позовем.
Какой добрый, открытый человек доктор Боткин, совсем не похож на придворного лекаря! Он больше напоминает чеховского героя, подумала я, в то время как скороход, одетый в живописную ливрею времен императрицы Елизаветы, вел меня в игральную.
Оба камина пылали в знакомой комнате с бордюром в желто-зеленых павлиньих узорах, с высокими окнами, выходившими в парк, где на замерзших озерах виднелись заснеженные островки. Анастасия, единственная из сестер все еще носившая матроску, играла на полу с бульдогом Татьяны — кокер-спаниель наследника не покидал его комнаты. Все четыре девушки встали и окружили меня. Похорошевшая Мария была все такой же скромной и тихой, а Анастасия буквально засыпала меня вопросами. Однако Ольга Николаевна сказала:
— Тебе и Мари пора вернуться к урокам. Мамочка отдыхает после бессонной ночи возле маленького, и я — за старшую. Allez-vous en! Ступайте! — и она сделала повелительный жест рукой.
— Vite![46] — в тон сестре добавила Татьяна Николаевна.
— А раз так, то мы больше не будем подписываться ОТМА. — Сестры придумали анаграмму из первых букв своих имен. — Теперь мы будем tout court[47] MA, — выпалила в ответ Анастасия, и, взявшись за руки, они с Марией выпорхнули из комнаты.
Переглянувшись, мы улыбнулись. Затем взгляд Ольги стал серьезным, в глазах Татьяны появилась задумчивость. Они усадили меня на кушетку возле камина.
После того как мы поведали друг другу обо всем, что нас так волновало, Ольга Николаевна произнесла:
— Это такое облегчение для нас, Тата, что ты приехала, теперь Алексей должен тут же поправиться. И, может быть, ему не нужно будет больше приходить.
Впервые Ольга Николаевна так открыто выразила свою неприязнь к другу матери, хотя я и ранее об этом догадывалась, судя по ее поведению.
— Отец Григорий во дворце? — я тоже впервые упомянула имя Распутина.
— Он приходил вчера помолиться вместе с мамочкой. Она верит. Она верит, что его молитвы спасли маленького! — сказала Ольга Николаевна.
— Они ли спасли или не они, но он хотя бы принес мамочке успокоение. — На лице Татьяны Николаевны появилось недовольное выражение, которое она неосознанно переняла от матери.
— Вы в самом деле видели его? — спросила я Ольгу Николаевну. Человек, чье имя было на устах у всей России, был для меня таинственной фигурой, и мне хотелось думать, что столь же таинственным он был и для моих подруг.
— Мы встретили его в дверях маминого будуара, когда он выходил. Он поклонился мне до земли, как мужик: с папой и мамой он просто груб, но передо мною — он понимает, что я его избегаю, — он заискивает. У него такие голубые, глубоко посаженные глаза, они как будто заглядывают тебе в душу. Он прямо околдовал мамочку.
— Он не может быть злым, если мамочка ему верит. — Лицо Татьяны Николаевны приняло еще более холодное и отчужденное выражение. — Мне бы не хотелось, чтобы ты так отзывалась о мамином друге.
— О, ты так слепо предана ей, что не видишь, какой вред она причиняет и себе, и папе! — не отступала Ольга.
— Мамочка так перенапрягается! — В голосе Татьяны Николаевны прозвучала горячая нежность. — В то время как папа в Ставке, она старается руководить правительством, превозмогая свои недуги. Это же выше всяких человеческих сил!
— Это он руководит правительством, — возразила ее прямолинейная сестра. — Просто невыносимо, не понимаю, почему папа не положит этому конец.
— Никто из нас этого не понимает, — робко прошептала я.
Мы молча переглянулись.
— Но что же нам делать? Разве мы можем что-нибудь сделать? — воскликнула Ольга.
— Мы должны изо дня в день по мере сил исполнять свой долг и стараться быть добрыми, — проговорила Татьяна Николаевна.
— Ты — пример для всех нас, — с подкупающей искренностью улыбнулась Ольга Николаевна.
Мы перешли на менее серьезные темы. Мне подумалось, что каждая из них, и Ольга Николаевна с ее решительностью и смелостью, и Татьяна с ее самообладанием и тактом, могла бы быть лучшим наследником престола, чем их болезненный и неуравновешенный брат. Этот нелепый дискриминационный закон, принятый в начале девятнадцатого века, преграждающий женщинам путь к трону, явился причиной возникновения феномена Распутина и упадка нашего двора.
После чаепития в будуаре Александры вместе с государем, детьми и незаменимой Аннушкой — Аней Вырубовой, — противно заискивающей передо мной, меня позвали в покои больного.
Алексей все еще находился в прострации, но тем не менее он узнал меня и крепко сжал мне руку. С моей живой натурой нелегко было часами неподвижно сидеть возле его постели. Мне помогла молитва, вслед за долгой концентрацией внимания наступили просветление и успокоение. Когда Нагорный пришел сменить меня, я крепко спала и проснулась освеженная и отдохнувшая.
На следующий день Алексей изъявил желание, чтобы я его покормила. Ему было мало просто держать меня за руку, я должна была еще рассказывать разные истории. Сюжеты для своих историй я черпала из Жюль Верна и Г.Уэллса, призвав на помощь и собственную фантазию.
Еще через день Алексей уже мог разговаривать, и, измерив температуру и взбив подушки, я спросила, как ему нравится у отца в Ставке.
— Да, мне там нравится, — ответил он. — Зубровка — его кошка — такая забавная. Но мне не понравилось посещение эвакуационного пункта: там так дурно пахло, раненые ужасно стонали, от этого мне по ночам стали сниться кошмары.
Я подумала, что со стороны государя было ошибкой подвергать нервного и впечатлительного одиннадцатилетнего мальчика такому душевному испытанию, особенно, если учесть, насколько изолирован был до сих пор Алексей Николаевич от реальной жизни.
— Папа говорит, что я должен быть сильным, — продолжал Алексей. — Я хочу быть таким же, как Петр Великий, но все вокруг так нянчатся со мной, и папа тоже. Я для них — «маленький» и «маленькое сокровище». Терпеть не могу, когда со мной обращаются как с маленьким ребенком. Сестры мои тоже. Только ты одна, Тата, этого не делаешь.
— Но ведь я не член семьи, я — сестра милосердия, а медицинские сестры никогда не нянчатся с больными.
— Ты не такая, как все. Алексей играл моей рукой. — Ты так мне нравишься, Тата. Я позвал за тобой, когда мне было очень плохо, и не позволю им отослать тебя обратно.
— Кто же отошлет меня? — спросила я, хотя и догадывалась.
— Ты знаешь… отец Григорий. Не хочу, чтобы он приходил ко мне, он такой неопрятный, он просто грязный мужик, — добавил он по-русски.
— Нет ничего плохого в том, чтобы быть мужиком. — Тут я вспомнила, что в его возрасте слово «грязь» у меня тоже ассоциировалось с низшими классами. — Если крестьяне не всегда имеют опрятный вид, то это только потому, что они не всегда имеют возможность помыться. А отцу Григорию и не нужно будет больше приходить, поскольку ты поправляешься.
— Надеюсь на это. Но отчего они такие униженные? — скачущая мысль Алексея была не в состоянии долго удерживаться на «друге» его матери. — Когда к папе явилась их депутация, они все пали на колени. Отчего папа им это позволяет? Все это ужасно меня смущает.
— Я уверена, что Его Величеству это не нужно, но он не желает нарушать старинный обычай.
Алексей перешел опять на английский с его идиоматическими выражениями.
— Ну, я бы скоро с этим покончил. Никаких «величеств», просто сэр или мадам, как у дяди Джорджа и королевы Марии. — «Дядей» мальчик называл кузена своего отца.
Я подумала о том, что моему отцу было бы приятно узнать, что наследник выбрал себе за образец английскую королевскую чету.
— Ты будешь современным монархом, — сказала я.
— Современный монарх. Хорошо звучит, повтори-ка еще раз.
Я повторила, скорчив при этом гримаску Его Императорскому Высочеству.
Алексей рассмеялся.
Помимо забот о том, чтобы он постоянно пребывал в спокойном состоянии, главной моей задачей было развеселить Алексея, заставить его смеяться. И когда в конце недели Нагорный ввел мальчика на чаепитие во внутренние покои матери, Ольга Николаевна решилась сказать:
— Маленький поправился благодаря тому, что Тате удавалось его рассмешить.
На следующий день Александра в присущей ей сухой манере поблагодарила меня за мои заботы об Алексее и милостиво разрешила мне вернуться к моим «более неотложным обязанностям».
Я пошла проститься с Алексеем.
Спускаясь вниз с детской половины, я повстречалась со скороходом, попросившим меня следовать за ним в рабочий кабинет государя. Я удивилась, так как детям никогда не дозволялось входить в рабочий кабинет отца, но тем не менее с некоторой робостью последовала за ним. Государь всегда обращался со мной очень тепло, почти как с дочерью.
