Леон Юрис - Суд королевской скамьи
Их внимание было отвлечено появлением коллегии присяжных. Восемь мужчин, четыре женщины. Совершенно обыкновенные, ничем не отличающиеся от других, люди. Типичные англичане, которых, особенно женщин, легко можно было встретить на любой улице.
Представители сторон в последний раз обменялись торопливым шепотком, сменившимся шорохом перелистываемых бумаг.
— Внимание!
Все встали, когда его честь, судья Энтони Гилрой, появился из двери, расположенной за Королевской скамьей. Состав суда склонил перед ним головы, когда он усаживался в глубокое кожаное кресло с высокой спинкой.
Поднявшись, сэр Роберт Хайсмит непринужденно обратился к судье с предположением, что процесс, вероятно, будет длинным.
Встал и Томас Баннистер. Среднего роста, типичный англичанин с виду, он излучал силу и уверенность. Его спокойный голос казался даже несколько монотонным, когда, начиная речь, он искал соответствующий ритм. Он согласился с предположением, что процесс может иметь длительный характер.
Гилрой повернулся в сторону присяжных и в своем напутствии посоветовал им отнестись к доказательствам с предельным вниманием. Его выслушали в молчании.
— Я должен задать вам вопрос, — продолжил он, — потерял ли кто-нибудь из вас родственников в концентрационном лагере?
Тут же поднялись Баннистер и О'Коннор. Баннистер, повернувшись, бросил из-за плеча взгляд на своего помощника.
— Если ваша честь предполагает поставить такое условие перед членами коллегии присяжных, тогда и мы должны выдвинуть соответствующее условие — не испытывает ли кто-либо особых симпатий к врачам, лицам, имеющим рыцарский титул, бывшим польским националистам... и провести поименный опрос.
— Я исходил из самых благих намерений, — ответил судья. — Мне бы не хотелось, чтобы кто-то из присяжных, потерявший родственника в концлагере, испытывал страдания из-за необходимости участия в этом процессе.
— В таком случае у меня нет возражений против данного условия.
Вопрос остался без ответа со стороны самих присяжных, и они были приведены к присяге.
На стене слева от сэра Роберта Хайсмита громко тикали старинные часы, висящие в проеме между книжными полками; сэр Роберт разложил на столе свои бумаги и записи и откинулся на спинку стула, упершись руками в бедра. Несколько длинных минут он изучал сидящих перед ним членов коллегии. В английском суде барристер вынужден стоять за перилами, ограждающими его рабочее место, что лишает его возможности воздействовать на аудиторию, прохаживаясь перед ней и жестикулируя. Не имея права разгуливать по залу суда, он должен мгновенно соображать, обращаясь к присяжным и судье, стараясь при помощи красноречия и жестов сразу же доносить до слушателей свои мысли.
— Ваша честь, члены суда присяжных, — поднявшись, начал Хайсмит, — нам предстоит рассмотреть дело о возмещении убытков за клеветническое обвинение. Клевета в английском суде подлежит осуждению. И перед нами стоит необходимость расстаться с уютным Лондоном 1967 года и углубиться во тьму ночных кошмаров нацистского концентрационного лагеря, существовавшего чуть более двадцати лет назад, который представлял собой самое ужасное подобие ада, когда-либо созданного человеком на земле.
Он взял экземпляр книги «Холокауст», с подчеркнутой неторопливостью открыл ее на 167 странице и помедлил, внимательно вглядываясь по отдельности в каждого члена коллегии присяжных, в мужчин и женщин. Затем он зачитал текст, подчеркнуто выделяя каждое слово:
— «Из всех концентрационных лагерей самой мрачной славой пользовалась Ядвига. Именно там эсэсовский врач полковник Адольф Восс основал исследовательский центр с целью разработки методики массовой стерилизации, когда людей использовали как подопытных морских свинок; здесь же полковник СС доктор Отто Фленсберг и его ассистенты ставили ужасающие эксперименты на людях. В небезызвестном пятом бараке проводились хирургические операции, и на счету доктора Кельно не менее пятнадцати тысяч таких операций, которые он делал без наркоза». Леди и джентльмены, члены суда, разрешите мне повторить эту фразу: «...не менее пятнадцати тысяч таких операций, которые он делал без наркоза».
Резко захлопнув книгу, Хайсмит с грохотом бросил ее на стол и поднял глаза к потолку.
— Можно ли представить себе, — воскликнул он, — более ужасное, более оскорбительное и подлое обвинение! — Он стоял, покачиваясь на носках и переминаясь с ноги на ногу, словно боксер перед боем; «р» раскатисто звучало в его речи. — Можно ли представить себе более грязное обвинение в адрес врача, известность которого выходит далеко за пределы его клиники! Я мог бы зачитать бесчисленные благодарственные послания в его адрес, но они будут представлены вам.
— У вас есть какие-то возражения, мистер Баннистер? — спросил судья.
— Я бы хотел узнать, что мой уважаемый противник собирается предъявить суду присяжных.
— Ходатайства, — ответил Хайсмит, — внушительную пачку ходатайств.
Томас Баннистер взял их стопку и протянул О'Коннору, который, быстро просмотрев их, шепнул несколько слов.
— Мы согласны — но с одной оговоркой. У нас есть право рассмотреть их и дополнить, в ходе чего могут быть представлены существенные уточнения.
Каждому из членов коллегии была вручена пачка бумаг. Мистер Гилрой попросил их не углубляться тотчас же в чтение. Это был первый шаг в их юридическом образовании, которое доставило им много хлопот.
— В делах по обвинению в клевете ответчику должны быть предъявлены три обвинения. Первое опубликовал ли ответчик данный текст? Он не собирается это отрицать. Второе — имеет ли этот текст отношение к моему клиенту? Ибо слова могут и не его иметь в виду. И, наконец, носит ли утверждение оскорбительный характер? Мы собираемся доказать все вышесказанное, учитывая, что ответчик отказывается признать свои обвинения ложными. Формально данное дело представляется совершенно ясным, и я готов приступить к обоснованию своей точки зрения. Но первым делом я хотел бы пригласить на свидетельское место сэра Адама Кельно, чтобы вы могли составить себе представление об этом человеке и оценить клевету, жертвой которой он стал.
Хайсмит позволил себе некоторую иронию:
— О, конечно, защита скажет, что цифра пятнадцать тысяч может быть и неточна, а мы тем не менее утверждаем, что доктор Кельно не проводил операций без анестезии. Ну, разве что, скажут они, было несколько сот или несколько дюжин случаев. Они, видите ли, на самом деле ничего толком не знают. Но вам надо принять во внимание, что сэр Адам Кельно не был ни немцем, ни нацистом, а всего лишь польским заключенным. Нашим союзником, который в полной мере испытал обрушившийся на его голову ужас и спасся лишь потому, что был опытным врачом и весь свой опыт, все знания направил на спасение себе подобных. Он был нашим союзником, чье мужество спасло сотни тысяч людей... Да, я совершенно сознательно говорю о тысячах. О тысячах тех, кого он спас от смерти и неизлечимых болезней. Да, в самом деле, сэр Адам Кельно провел или ассистировал при нескольких тысячах операций, но это были продуманные и сознательные оперативные вмешательства, и, более того, он постоянно рисковал своей жизнью, как член подполья.
Сэр Роберт Хайсмит перешел к повествованию о том, как Кельно добирался до Англии, как он получил рыцарское звание, как самоотверженно работал.
— Этот человек предстал перед вами, чтобы очистить свое имя от клеветы. Те, кто выпустил эту книгу, — он поднял ее вверх, — понимали, что творят, и им предстоит принести свои извинения на открытом судебном заседании, на что мы рассчитываем, предполагая, что Абрахам Кэди и Дэвид Шоукросс не заставят нас проделать скорбный путь по дороге воспоминаний. Вы представляете собой британский суд присяжных, и в ваши обязанности входит оценить серьезность нанесенного оскорбления, когда был оклеветан невинный человек.
2
— Сэр Адам Кельно.
Встав со своего места у стола адвоката, он улыбнулся Анджеле и Терри, после чего подошел к трибуне для свидетелей, которая размещалась слева от Королевской скамьи, как раз напротив до предела заполненных мест для прессы.
— На какой Библии вы предпочитаете принести присягу?
— Я католик.
— Дуэйскую Библию, пожалуйста.
Судья повернулся к Кельно.
— Предполагаю, что вам придется пробыть на свидетельском месте довольно длительное время. Пусть служитель принесет вам стул.
— Благодарю вас, милорд.
Сэр Роберт Хайсмит заставил Кельно рассказать историю всей его жизни, начиная со времен окончания обучения: участие в войне, работа в подполье, арест гестапо, жестокие допросы и заключение в Ядвигский концентрационный лагерь летом 1940 года.
— Нас зарегистрировали, провели в душ, побрили с головы до ног и выдали полосатую форму.
