Анатолий Аргунов - Студенты. Книга 2
Савва Николаевич снял очки, задумчиво посмотрел на внука.
— Правда, вот чего больше всего боится любая власть — и та и эта…
— А чего ее бояться, она рано или поздно все равно себя проявит…
— Проявит, проявит, Дениска, но людям свойственно казаться хорошими именно сейчас, когда на них смотрят, когда они стоят у руля власти.
— Почему? Разве им безразлично, что о них подумают потомки?
— Вот-вот, Дениска! Это самый больной вопрос, на котором они спотыкаются, и тогда они начинают переписывать историю и собственную жизнь, чтобы предстать перед потомками в роли ангелов небесных. Запомни, Денис, нет ничего подлее, чем вранье самому себе. Наврал себе, наврал всем. Именно тогда кончается твоя настоящая жизнь и возникает миф… Он может длиться десятки, сотни, тысячи лет, но все равно, рано или поздно, он развеется!
— Значит, врать всегда плохо?
— Нет, почему же! Врать, в смысле говорить неправду, можно, но лишь с тем, чтобы помочь человеку.
— Как это?
— А вот, например, я не могу безнадежному больному сказать, что он завтра умрет. Я начинаю придумывать что-то, чтобы вселить в него оптимизм и веру, что еще не все потеряно.
— Зачем?
— Видишь ли, Денис, иногда один день в жизни человека значит больше, чем вся предыдущая его жизнь… И потом, продление жизни человеку всегда оправданно…
— Получается оправданная ложь?
— Нет, Дениска, не совсем так. Одно дело — ложь во имя спасения, а другое, когда вранье становится нормой жизни. Один небезызвестный персонаж истории даже теорию придумал: «Чем чудовищнее ложь, тем больше в нее верят…»
— Кто же такой? — удивленно спросил Денис, привстав на диване.
— Да был такой доктор Геббельс в фашистской Германии. Теперь новые вруны появились, но действуют они все по тому же принципу. Разбомбили Ирак под предлогом, что у Саддама Хусейна изготовлена атомная бомба и ракета, чтобы эту бомбу запустить на Америку. И вот уже десять лет страна лежит в развалинах. Каждый день гибнут люди, ради чего? Никто не даст ответа. Раньше наша страна могла дать ответ, а теперь не может.
— Ну ты даешь, дед! Саддам Хусейн убийца, я фильм о нем смотрел, жесть! Он там каких-то шиитов истреблял…
— Знаешь, Дениска, внутренние распри есть в любой стране. Стоит кому-либо вмешаться извне в их решение, полыхнет гражданская война. Так было, так есть и сейчас. Вот пример, наш Кавказ. Кто-то из-за рубежа поддерживает экстремистов на Кавказе: дает деньги, оружие, снабжает новейшими средствами связи и обеспечивает политическую поддержку. Пусть нелегально, но делает же. Кто они, ты не задумывался?
— Наверное, из мусульманских стран.
— Нет, Дениска, не так все просто. Мусульмане сами по себе и ислам как религиозное учение не агрессивнее христианства. Мне много приходилось работать с мусульманами. Они нормальные люди, многие из них искренне любят Россию и огорчаются по поводу развала когда-то общей страны. В исламе есть и агрессивные течения, ваххабиты, например. Они, конечно, участвуют в джихаде и относятся к русским как к неверным. Но не они главные в тайной войне на Кавказе.
— И кто же, по-твоему?
— Наши так называемые друзья из цивилизованных стран, прежде всего из Англии, Америки, ну и еще из бывших соцстран.
— Почему, деда? Они же сейчас с нами как бы дружат.
— Они не дружат, они создают видимость. Вот это и называется политикой двойных стандартов. Когда-то владычица морей в совершенстве владела этим даром, думаю, что не разучилась и сейчас.
— Это Англия, что ли?
— Туманный Альбион большой любитель подгадить нам. Так уж исторически сложилось, что интересы ее величества и России все время пересекались. Но что удивительно, Англия официально ни разу с нами не воевала, хотя Европа так или иначе посылала войска на нас. Ее величество всегда находило такой вариант, что за нее отдувались другие страны. Понятно, что мы их всех разбивали рано или поздно, но факты упрямая вещь. От них никуда не денешься. Вот и сейчас она тихой сапой поддерживает напряженность на Кавказе, иначе зачем ей прятать у себя всяких беглых олигархов или так называемых политических беженцев из Чечни? Так что, как говорил наш русский император Александр: у России только два союзника: армия и флот. Все остальные — попутчики. Врут они, Дениска, изощренно врут, так сказать, с умом. И Россию все время кормят завтраками. В Америке три президента сменились. У нас уже третий появился, а вопрос о приеме в ВТО все в подвешенном состоянии. Китай приняли без всяких условий. Потому что сильное государство, и его промышленный потенциал сегодня сравним со всеми развитыми странами. Какие вопросы? Никаких! Уважают силу, или нужно быть лизоблюдом, тогда, может, что-то перепадет. А так — приходите завтра, вы сегодня еще не готовы… Свобода и права человека у вас не очень соблюдаются: корреспондентов убивают и Курильские острова не отдаете. Да мало ли условий можно найти.
— Деда, откуда у тебя такие черные мысли?
В это время в комнату вошла жена Саввы Николаевича, Людмила:
— Дениска, представляешь, начитается в своей газете «Завтра» небылиц, потом уснуть не может, всю ночь ходит по квартире, переживает. Лучше расскажи внуку, как тебя в партию загоняли коммунисты, а потом выгоняли ни за что ни про что. Ты, Савва, быстро забываешь плохое. Столько раз тебя унижала та власть, а ты — нет, все было хорошо. Не слушай его, Дениска, ничего хорошего не было. Работали, как проклятые, за копейки. Я, беременная на девятом месяце, ездила анализы делать по скорой, больше некому. Как вспомню: день рождения у детей, а на стол торт не поставить, купить негде. Сама научилась печь, а то хоть караул кричи…
Савва Николаевич решительно прервал жену:
— Людмила, ты сейчас не то говоришь. Трудности со снабжением были, кто спорит. Мы сейчас говорим об авторитете страны, о том, как нас все уважали.
— Уважали? Не смеши, Савва! Ты помнишь, как мы приехали в Болгарию, и на пляже немецкие парни смеялись над нашими девчонками за то, что на них были не купальники, а бог знает что?
— Любишь ты почему-то вспомнить бытовуху какую-то. Ну и что! Купили они потом себе купальники, загорели, и те же немецкие парни за ними табунами бегали.
Дениска понял, что разногласия между дедом и бабушкой в оценке прошлого могут зайти слишком далеко, поэтому решил перевести разговор.
— Послушай, деда. А ты что, действительно в партии состоял? Расскажи, никогда не слышал об этом от тебя…
— Что тут рассказывать, в то время это было обычным делом… — нехотя сказал Савва Николаевич.
— Нет, ты расскажи внуку как есть, пусть он узнает всю правду.
— Слушай, дорогая женушка, не надо вмешиваться в наш мужской разговор. Ты, понятное дело, смотришь на все со своей колокольни, а мы разговор ведем в мировом масштабе.
Людмила хотела ответить мужу насчет его понимания мировой политики, но зазвонил телефон. Она стремительно вышла в прихожую:
— Алло! Да я, мама…
— Ну вот, это теща. Теперь надолго, так что давай продолжим разговор.
— Деда, вот если все так было хорошо, как ты говоришь, чего страна развалилась? Кто это сделал?
— Мы, и только мы!
— Кто это мы? — не понял внук.
— Ну, я, бабушка, твои родители, соседи — все взрослые, кто жил в то время…
— Почему? Что вас заставило это сделать?
— Что заставило? Свинство! Народ захотел некой мифической свободы и сытой жизни, как на Западе, и клюнул на их удочку. Главное, начать, а там все пойдет само собой. Ты спросил меня, был ли я в партии, имеешь в виду коммунистическую? Отвечу, да был. Не потому, что сильно верил в коммунистический рай. Напротив, скорее критически ко всему относился. Но тот земной рай, на который нацеливали советские идеологи, почему-то сильно напоминал загробный мир, где все ходят по садику парами, ни о чем не беспокоятся, все в их жизни решается кем-то. Они лишь только живут, дышат, получают удовольствие, за них работают машины и они чуть-чуть что-то делают, так сказать, для души. Насколько же скучен этот и земной, и неземной рай. Меня всегда тошнило от некого изобилия всего: еды, машин, квартир, наверное, и женщин. Лично я не хотел бы жить в таком раю. Человек нормальный, сильный не может жить только наслаждением, он должен страдать, переживать, бороться. Без боли живое не рождается. Я вот вступил в партию почти в тридцать лет. Сопротивлялся на каждом уровне: в институте не предлагали, а в армии можно было, но не хотелось терять как минимум свободу. Тогда как: партия прикажет, будешь служить до конца жизни. А мне хотелось нормальной, человеческой жизни, у нас с бабушкой родился первый ребенок, сын, твой отец. Я не военный, а гражданский врач, зачем мне армия. Если бы хотел, то пошел бы учиться в военную академию. Но я не хотел быть военным. После армии пошел работать в район, обычным врачом. Но меня тут же вычислили и поставили на учет, с перспективой роста, так сказать, в должности, как мне объяснили, в облздраве. Тогда это называлось — работа с кадрами. Вещь, я скажу, нужная. Нельзя все бросать на самотек, тем более кадровые вопросы. Случайные люди или подобранные по родству и знакомству никогда не будут хорошо работать. У них цель другая — урвать как можно больше. Да-да, Дениска, не удивляйся, — видя вытянутое и явно несогласное лицо внука, сказал Савва Николаевич.
