Садриддин Айни - Рабы
— Уже готово!
Он снова вышел, прошел через прихожую и открыл дверь в другую комнату, где одиноко горела сорокалинейная лампа. Минуты через две после того, как бай вышел, оба незнакомца, вместе с человеком, конец чалмы которого спустился на плечо, поднялись.
Вслед за хозяином в прихожую вышли оба странных гостя и человек со спущенной чалмой.
Казий тоже выскочил было за ними, протягивая им руку, как для прощания.
— Э, куда же вы уходите?
Оба гостя с усмешкой ответили ему рукопожатием, один из них добавил:
— Сейчас вернемся. Только скажем два слова диванбеги. Казий вернулся и сел на свое место.
Бай, прижав руку к сердцу, указал на комнату с одинокой лампой.
— Пожалуйте вот сюда!
Едва они вошли и закрыли за собой дверь, один из гостей сказал недовольным голосом:
— Вот что, господин диванбеги Хаджи Латиф, незачем позволять босякам-крестьянам сидеть возле таких собраний. Среди них легко могут укрываться лазутчики большевиков.
— Полагаю, что это все свои люди, иначе бай не пустил бы их к себе во двор. Во всяком случае, он выгнал их из прихожей, — сказал диванбеги извиняющимся тоном.
— Я в прихожей заметил еще двух подозрительных людей, — сказал незнакомец.
Диванбеги Хаджи Латиф приоткрыл дверь и подозвал стоявшего за дверью хозяина, плотно заперев за ним двери, и пробормотал:
— Я ведь сказал, чтобы из прихожей выгнали посторонних людей, а там еще сидят двое подозрительных.
— Я всех выгнал. Это у нас работники. Они остались, чтобы присмотреть за чаем, исполнять поручения. — И прибавил: — Не только у меня в доме, а и во всей деревне, да, думаю, и во всем тумене подозрительных людей не осталось. Если кто покажется, его сразу хватают. Все четверо наших владык бдительны и неусыпны. Как раз сегодня ночью схватили несколько человек. Они сейчас у меня заперты на конюшне.
— Завтра утром отошлем их в Бухару! — одобрительно кивнул Хаджи Латиф и вернулся в комнату.
Второй незнакомец, до тех пор молчавший, нетерпеливо сказал:
— Ну, хорошо! Поговорим о другом.
— Слушаю-с! — ответил первый, а взглянув на Хаджи Лати-фа, спросил:
— Кто начнет говорить?
— Думаю, что после того, как я передам народу привет его высочества эмира нашего и представлю собравшимся вас, сами все и скажете. У нас говорят: «Дорого слово из уст Лукмана».[111]
— Ну хорошо! — согласился второй гость. Диванбеги сказал:
— Я забыл ваше имя, простите меня! Второй незнакомец улыбнулся:
— Николай Петрович.
— О, очень хорошее у вас имя, Николай Петрович, — тезка его величества государя императора. Но у вас было другое имя, покороче?
— Петров, — ответил гость и подмигнул своему спутнику. Шепотом Хаджи Латиф повторил:
— Петров… Петров… и это хорошее имя. Короткое! Это нам легче запомнить.
Второй гость, хотя его и не спрашивал диванбеги, сказала.
— Мое имя — Александр Александрович Котов. — И прибавил — По-мусульмански: Александр — Искандер. Так нам объяснял наш учитель господин Остроумов в Ташкентской семинарии.
— И у вас отличное имя. Вполне мусульманское имя! Его никак нельзя забыть. Вы тезка Александра Двурогого,[112] а ваш товарищ — тезка императора. Это хорошая примета.
— Так. А теперь вернемся в гостиную, — решил Петров и, не дожидаясь ответа, пошел в большую комнату.
Когда они входили, все почтительно встали со своих мест, а казий опять протянул им руку для рукопожатия, и Петров снова, насмешливо улыбнувшись, пожал ее, а Котов сделал вид, что не заметил жеста казия, и сел на свое прежнее место.
* * *Диванбеги, пошептавшись с судьей, встал.
Сделав знак присутствующим, чтобы все сели, он начал:
— Уважаемые благородные жители туменя Шафрикан! Я передаю вам августейший привет его высочества, милостивого к верным подданным…
В комнате раздались возгласы:
— Да будет его высочество непобедим! Да поможет ему аллах! Да перепояшет его святой лев божий[113] и отвращающий несчастья Бахауддин!
Сафар-Гулам, сидя в углу прихожей, услышал слова Хаджи Латифа и спросил Эргаша:
— А мы с вами тоже подданные эмира?
— В какой бы стране ты ни жил, ты будешь считаться подданным ее властителя.
— Если так, то в чем же выразилась милость эмира к нам?
— Это ты спроси у старшин! — засмеялся Эргаш. А Хаджи Латиф продолжал:
— Его святейшество эмир изволил сказать: «Да будет ведомо нашим верным рабам и самоотверженным подданным, возвеличившимся по милости нашей, что в государстве нашем истинная вера живет и процветает, а в это время мусульмане Туркестана плачутся: «Увы, вера! Увы, шариат!» Мы, уповая на чудо божие, надеясь на его милость и с помощью наших верных подданных, в ближайшее время снова обратим в мусульманское государство весь Туркестан».
— Да будет жизнь наша жертвой! — зашумели собравшиеся.
— Считаясь знатными и почтенными, вы живете здесь спокойно под покровом и защитой государства его высочества, живете как хозяева своего имущества и своей чести. А мусульмане Туркестана, лишившись всего, что у них было, погибают от рук большевиков. Господин Петров и господин Искандер, бывшие крупными чиновниками великого императора, теперь, бежав от большевиков, поступили на службу его высочества. Они расскажут вам то, что видели сами своими глазами.
Петров встал и, поклонившись собранию, стал говорить:
— Господа! Вы — старейшины, знать, богословы и самые порядочные люди этой области. Вы живете припеваючи по милости его высочества эмира бухарского. Не то у нас в России. Там появились сыновья шайтана, называемые большевиками. Они разорили всех баев, всех богословов, всех почтеннейших людей и рассовали их имущество беднякам, голытьбе. В России они забрали все земли, принадлежавшие богачам, сельскохозяйственные орудия, рабочий скот — все пошло мужикам. И притом батракам, голытьбе, никогда не имевшим ни своей земли, ни пары волов…
— Ох, — сказал Сафар-Гулам, — смекаешь? То-то! Эх, да поскорей бы и нам такое же! Пару бы волов да землю, мы и были бы сыты. Вот была бы жизнь!
— Проси у бога. Неужели ты хочешь у кого-нибудь отнять имущество?
— А ты когда-нибудь видел хоть одного из крестьян, кому бог бросал бы волов с неба, да еще целую пару?
— Ладно, молчи, послушаем.
— Да-с… — говорил Петров. — Не дай бог, и сюда ступит нога большевиков. Куда ж нам тогда еще податься? То есть я подразумеваю не только нас, но и вас. Для того и говорю. Спокойствие и для нас, и для вас тогда кончится…
— Упаси бог!
— Помилуй бог!
— Не приведи господи! — прервали участники собрания Петрова.
— Да-с… — поймал Петров прерванную нить своих мыслей, — не приведи господи! Это верно. Но, надеясь на бога, нам надо кое-что предпринять самим.
— Кто такие большевики? Откуда они взялись? — спросил один из участников собрания.
Хаджи Латиф поспешил объяснить:
— Русские мужики.
— Не все мужики! — поправил Петров. — Большая часть большевиков из рабочих. И там разный народ — русские, армяне, евреи. Но настоящий «русский» никогда не станет большевиком, только некоторые босяки, продавшись евреям, сделались ими.
— А их много? — спросил Палван-Араб, снова перебивая Петрова.
— А в том-то и дело, что много. И число их увеличивается!
— Откуда ж они берутся, если увеличиваются? — спросил казий.
— Господа! Своими вопросами, так сказать, вы сбиваете меня с нити мыслей. Если будете слушать меня молча, на все ваши вопросы получите ответ. Откуда? Не с неба, а с земли. Со всей страны. Каждый мятежник, каждый неблагонадежный, каждый, кому не нравилось жить, как порядочному человеку, все они и собрались! И каждый может стать большевиком, независимо от национальности, от религии, от возраста. Например, разве в вашей области не найдется людей, у которых нет ни земли, ни воды, ни одежды, ни обуви? Есть такие? А они, по своему невежеству, хотят иметь и землю, и скот, и обувь, и все остальное! Вы понимаете? Разве эта… так сказать, часть населения благонадежна? Нет. Они могут стать большевиками, потому что большевики помогут им это получить. А за чей счет? За ваш, достопочтенные, многоуважаемые господа! Очень возможно, что джадиды лезут в их задушевные друзья. Надо, как сказал господин Хаджи Латиф, верой и правдой служить его высочеству эмиру, обучать молодежь военному делу, скупать оружие, все время наблюдать за беднотой. Следить, чтобы бедняки не встретились с каким-нибудь большевиком, не сделались большевиками. Шпионов, смутьянов, мятежников ловить, передавать властям на расправу.
