Садриддин Айни - Рабы
— Ничего! — надменно засмеялся главный конюх. — Если Хаджи Латиф один не справится, к нему можно припрячь еще и казия.
— Нет, амлакдара в пристяжную лучше — у него шея толще, — сострил еще один из конюхов под общий хохот.
Один из конюхов спросил возчика:
— А зачем это рельсы перевозят из туменя в тумень?
— Откуда я знаю? Я спрашивал у анджинара[110], когда он сюда в гости приезжал. Он говорит, будто его высочество хотят провести в тумене железную дорогу.
— Его высочество одну дорогу знает — из мечети на женский двор, а в дорогах он не разбирается. Ничего тут не проведут! — решил главный конюх.
Остатки остывшего плова, принесенного от гостей, нарушили разгоравшуюся беседу.
Вымыв руки, все принялись за еду.
В конюшне все примолкли.
Молчание нарушали лишь стоны узников:
— Ой, смерть моя!
— Ой, сил нет!
В большой приемной комнате Палван-Араба сидели в ряд четверо владык Шафриканского туменя — казий, раис, амлакдар и миршаб. Около них сидели муфтий туменя и другие самые значительные муллы Шафрикана, а с другой стороны смуглый, еще не старый человек с высоко приподнятыми бровями. Его чалма была намотана так, что спускалась ему на шею.
Судья поминутно наклонялся к нему, выказывая уважение и что-то шепча на ухо.
Возле них сидело двое людей в чалмах, повязанных по-бухарски, репой, как тогда повязывали чалмы военные чины эмира. Но ни их атласные халаты, обшитые широкой шелковой тесьмой, ни их манера сидеть, ни движения не напоминали ни эмирских военных, ни вообще бухарцев. Сидя рядом с казием, они вытянули ноги и облокотились на пуховые подушки, плотно запахнув халаты до самой шеи.
С другой стороны комнаты на мягких тюфячках сидели Хаит-амин, Бозор-амин, Нор-Палван и другие богачи, купцы и землевладельцы туменя. Чуть в стороне сбычился смуглый чернобородый человек с толстой шеей и тяжелым животом. Его широкие брови срослись на переносице, ресницы были длинны, а глаза черны и велики, как сливы. По черной бороде уже струилась тонкими ниточками седина. Поверх ярко-белой рубахи, видневшейся под бородой, на нем надето было два стеганых сатиновых цветных халата, а поверх стеганых — еще синий суконный халат, сшитый свободно и по краю обшитый широкой шелковой тесьмой. Под суконным халатом виднелся дорогой афганский кушак, опоясавший нижние халаты, а голову обвивала белая шерстяная чалма.
Ее конец не был подоткнут, как это делали военные, муллы или купцы в Бухаре, а свободно свешивался с левого плеча на грудь.
Он сидел на колене, сложив на животе руки, и, не отрываясь, смотрел на четырех владык туменя.
Облик этого человека напоминал арабов, оседло живших в Бухаре, а полнота напоминала дородство баев бухарского туменя, откормленных колбасами, мясом молодых барашков, молоком и простоквашей.
Это был владелец дома Палван-Араб.
Хотя на дворе мороз крепчал, а в комнате не было печи, здесь стояла жара, как в печке, — посредине комнаты, едва убрали скатерть, в ряд поставили три жаровни и к потолку подвесили три керосиновые сорокалинейные лампы-молнии.
Небольшую прихожую битком набили крестьяне и пастухи, одетые в рваные ветхие халаты.
Крестьяне сидели тут при свете тусклой лампы и, наваливаясь друг на друга, вытягивая шеи, опуская головы до полу, заглядывали в комнату через щель, светившуюся между порогом и дверью.
Когда слуги, убиравшие остатки еды и скатерть, выходили, сидевший, как надлежит хозяину, возле двери Палван-Араб сказал им:
— Несите чай!
Понесли чайники, распространявшие аромат зеленого чая, и подносы с пиалами.
Все это поставили перед юношей лет семнадцати, сидевшим рядом с хозяином, и он хотел разливать чай, но казий попросил:
— Подай прямо в чайниках. Мы сами будем себе наливать. Юноша перед каждым из двух гостей поставил по одному чайнику и по одной пиале.
То же поставил он и перед двумя незнакомцами.
Человек со спускающейся на шею чалмой, сидевший рядом с ним, шепнул юноше:
— Принеси для них еще одну пиалу.
Юноша принес пиалы и поставил перед каждым из незнакомцев.
Батраки бая, увидев из прихожей, как оба незнакомца взяли по пиале, были удивлены, что у каждого отдельная пиала.
Не отрывая взгляда от этих двоих гостей, один шепнул другому:
— Может, один из них болен нехорошей хворью, что они не пьют из одной пиалы?
— А ты не видишь, что ль? Не видишь, как необычно они себя ведут! В присутствии четырех владык вытянули ноги так, будто сидят на руках у матери.
Один из этих гостей, приподнявшись, шепнул что-то соседу — тому, у которого чалма опускалась на шею, тот шепнул казию, и казий, обернувшись к этим гостям, улыбаясь, кивнул им в знак согласия.
Тогда гость, отвернув ворот халата, достал из бокового кармана портсигар и коробку спичек. Оба взяли по папиросе и закурили.
Батраки еще более удивились.
— Эргаш-ака, видите? — сказал один из них.
— Вижу, — ответил другой.
— Ого, они курят в присутствии казия!
— А ты не заметил более необычного? — Чего?
— Когда он распахнул халат, ты разве не заметил, как он одет?
— Черный камзол и белая повязка на шее?
— Да.
— Я заметил, — заколебался второй батрак и добавил: — Наверное, они джадиды. О джадидах говорят, что они носят камзолы и курят папиросы.
— Как же могут джадиды сидеть здесь, да еще при казий курить, когда эмир избивает джадидов? — возразил ему первый.
— Так кто ж они такие, если не джадиды?
— Наверное, индусы, принявшие мусульманство. Говорят, что в Бухаре после бегства джадидов неверные стали принимать мусульманство. По тому, как они носят халаты, и по чалме видно, что они недавно в мусульманах. А бороды у них сбриты, как у индусов.
— Нет. У индусов лица смуглы, брови и глаза черны, а у этих лица белы, брови тонки и редки, а глаза серые.
Один из этих гостей, наклонившись к жаровне, чтобы бросить окурок, взглянул на дверь и под дверью увидел внимательные глаза бедняков.
Лицо гостя омрачилось.
Он поднял голову и, притянув к себе человека со спустившейся на шею чалмой, что-то шепнул ему. Тот прервал свой рассказ про одну из лошадей эмира, подозвал хозяина, выражая на лице полное одобрение.
Бай, резко вскочив со своего места, подбежал к нему и подставил свое волосатое ухо к его круглым губам. Затем бай выбежал в прихожую и строго крикнул батракам:
— Что вы здесь делаете? Как только соберутся гости, вы слетаетесь сюда, как вороны на падаль. Вам давно пора спать у себя дома.
Бедняки, толкаясь у двери, пошли во двор. Один из батраков сказал:
— Если бай сравнил нас с воронами, то гостей своих он уподобил падали!
Другой добавил:
— Если гости его — падаль, то сам хозяин — стервятник!
— А может быть, и наоборот: бай — падаль, а его гости — стервятники.
Слуги хотели было остаться в прихожей, но хозяин выпроводил и слуг.
— Идите и вы. Пойдите лучше задайте корму скотине. А если дела нет, ложитесь спать. Завтра надо раньше подняться, возить навоз на поля. Да ворота не забудьте запереть на замок. А чай подавать и так, на всякий случай, пускай здесь останутся Сафар-Гулам и Эргаш.
Все вышли из прихожей, лишь Сафар-Гулам остался сидеть на полу, опершись о стену, а Эргаш устало смотрел в комнату через его плечо. Они сидели в темном углу так, чтобы свет из комнаты не падал на них, стараясь не попасть в глаза.
Когда хозяин вернулся, его снова подозвал гость. Хозяин опять услужливо выслушал высокого гостя и закивал неповоротливой головой:
