Михаил Каратеев - Карач-Мурза
– Да, оглан. Это все заметили, а не только я.
– Я вот что думаю, атай: настают плохие времена, и кто знает, что еще может случиться? О праве и справедливости в Орде забыли, и все теперь решает сила. А потому нам следует как можно скорее собрать второй тумен.
Твоими устами говорит мудрость, оглан. Из одного волоса не совьешь аркана.
– Ты будешь командовать этим туменом.
– Да вознаградит тебя Аллах за эту новую милость, благородный оглан! Я так же верно буду служить тебе темником, как служил десятником, сотником и тысячником.
– Хватит у нас людей и лошадей?
– Лошадей хватит, а людей будет маловато.
– Найдем! Сейчас в Сарае и в степях, вокруг него, есть много хороших воинов, которые не хотят служить новому хану и пойдут к нам. Надо только послать туда надежного и ловкого человека, чтобы вербовать их и направлять сюда.
– Это будет сделано, оглан. Пошлю Рагима.
– Пошли немедля, атай. В помощь себе пусть возьмет десятка два людей по своему выбору. И Рагиму скажи, что если он быстро и хорошо справится с этим делом,– будет сотником в новом тумене.
– Это для него большая честь, пресветлый оглан.
– Он ее достоин.
– А сколько людей он должен собрать, оглан?
– Чем больше, тем лучше. Если будет очень много, составим и третий тумен. Ведь они почти все придут на своих лошадях и с оружием. А пастбищ и запасов у нас хватит.
– Будут ли еще какие-нибудь приказания, оглан?
– Нет, атай, это все. Прикажи ставить мой шатер рядом с шатром хатуни.
* * *
– Я ждала тебя, оглан, и твой приезд принес мне большую радость,– говорила Тулюбек-ханум, когда вечером того же дня, приведя себя в порядок после дальней дороги, Карач-мурза явился приветствовать свою высокую гостью.– Мне нужно о многом поговорить с тобой.
– Я слушаю тебя, благороднейшая ханум.
– Нет, не сегодня. Это будет важный и долгий разговор. Ты пока отдохни и осмотрись… Тогда ты и сам поймешь многое. А сейчас только скажи мне: я не причинила тебе неудовольствия своим приездом?
Ты им осчастливила, ханум, своего верного слугу, недостойного такой высокой чести!
– И ты не оставишь без помощи и защиты бедную вдову? – спросила хатунь, томно прикрывая глаза пушистыми ресницами.
– Приказывай, ханум, и располагай мною. Я сделаю все, что в моих силах для того, чтобы угодить тебе и оградить твою безопасность, если кто-нибудь осмелится на нее посягнуть.
– Но ты, оказывая мне покровительство, можешь навлечь на себя гнев нового повелителя Золотой Орды.
– Я никогда не признаю своим повелителем этого подлого шакала и не боюсь его гнева,– с достоинством ответил Карач-мурза.
– Кому же ты будешь теперь служить?
Никому, пока не увижу на престоле великих ханов достойного человека.
– А если достойному человеку нужна будет помощь, чтобы взойти на этот престол?
– Ты говоришь о хане Айбеке, хатунь? – без обиняков спросил Карач-мурза, которому показалось, что он понял, куда клонит Тулюбек-ханум. Но она звонко расхохоталась, вся заискрившись при этом нежной, всепобеждающей прелестью шаловливой девочки.
– Чему ты смеешься, ханум? – с удивлением спросил Карач-мурза, смутно чувствуя, что эта женщина ведет какую-то свою, до конца продуманную линию и вместе с тем почти сознательно, с возрастающей легкостью поддаваясь ее обаянию.
– Как же мне не смеяться, оглан! Это Айбек-то достойный хан?!
– Я назвал его имя, ханум, потому что думал…
– Я знаю, что ты думал и что думают и говорят другие. Но я тебе,– пока только одному тебе,– скажу: я никогда не буду женою Айбек-хана.
– А он это знает, ханум?
– Он надеется на мое согласие. Я ему ничего не обещала, о пока не сказала и «нет». Для того чтобы сказать такому человеку «нет», надо иметь уверенность в том, что он не сможет увезти меня силон. А у меня такой уверенности до сих пор не было.
– А теперь, ханум?
– Теперь она появляется, благородный оглан,– с завораживающей улыбкой ответила Тулюбек-ханум.
***
Карач– мурза хорошо знал Айбек-хана, ибо не раз встречался с ним в Сарае, в то время когда оба они служили у великого хана Азиза-ходжи. Последний, умудренный горьким опытом многих своих предшественников, младшему брату не доверял и, не приближая к себе, держал его на должности обыкновенного темника, так что по положению они с Карач-мурзой были равны. Между ними не существовало дружбы или какой-либо близости, но не было и вражды.
Однако сегодня, когда, выйдя от Тулюбек-ханум, Карач-мурза отправился в шатер к Айбеку, встреча их оказалась довольно натянутой, Айбек, как брат великого хана, считал себя выше Карач-мурзы, но в то же время сознавал, что последний является здесь хозяином, а сам он – незваным гостем. Кроме того, смутно чувствуя, что Тулюбек-ханум не без каких-то своих причин пожелала остановиться в этом улусе и дождаться приезда Карач-мурзы,– он уже начинал ревновать ее.
После разговора с хатунью Карач-мурза, со своей стороны, понимал, что в будущем ему едва ли удастся избежать столкновения с Айбек-ханом, и уже был настроен, по отношению к нему, неприязненно. Но долг гостеприимства обязывал это скрывать, а потому, войдя в шатер, он сказал:
– Да будет к тебе милостив Аллах, благородный хан! Был ли благополучен твой путь сюда и не испытываешь ли ты сам или твои люди каких-либо неудобств или лишений на моей земле?
– Благодарю тебя, почтенный оглан, да не обойдет и тебя Аллах своими милостями! Путь мой был вполне благополучен, и я бы давно находился в своем улусе, если бы не заболела Тулюбек-ханум. Я оказался у тебя непрошеным гостем не по своей охоте.
– Ты оказал мне большую честь, и не будем больше говорить об этом. Надеюсь, что твоим воинам тут отведены удобные места для стоянки, а твоим лошадям хорошие пастбища?
– Эмир Кинбай о нас позаботился, оглан, и мы ни в чем не испытываем нужды. Я надеюсь, что нам не придется долго злоупотреблять твоим гостеприимством: как только выздоровеет хатунь, мы немедленно тронемся в путь.
– И ты, и Тулюбек-ханум мои гости. Каждый из вас может оставаться здесь, доколе захочет, и никто не уедет отсю -да раньше, чем сам того пожелает.
– Что ты хочешь этим сказать, оглан? – подозрительно спросил Айбек, не вполне понявший фразу Карач-мурзы, о почувствовавший в ней какой-то скрытый смысл.
– Я хочу сказать, хан, что законы гостеприимства для меня священны и я в нем никому не откажу, как и удерживать никого не стану против воли.
Айбек– хан, не отличавшийся гибким умом, и теперь не уловил сущности сказанного, но, поглядев на Карач-мурзу и увидев на его лице благодушную улыбку, он успокоился и примирительно сказал:
– Я понимаю тебя, оглан. И если бы не нужно было спешить, я бы и сам с охотою погостил у тебя подольше. Нас гонит отсюда не наша воля, а приближающаяся зима. А потому как только Тулюбек-ханум скажет, что она может ехать,– мы поедем.
– Я рад, что мы поняли друг друга, благородный хан,– с неуловимой для Айбека насмешкой в голосе ответил Карач-мурза.– Я именно это и хотел сказать.
Глава 38
Недели две прошли тихо, хотя под этой внешней оболочкой спокойствия вызревали и крепли страсти, готовые каждую минуту перерасти в события.
Тулюбек– ханум, находившаяся в постоянном общении с Карач-мурзой, все прочнее опутывала его сетями своих тонко рассчитанных чар и по мере того, как он поддавался им,-открывала ему те карты своей игры, которые можно было открыть. Наконец ему стало совершенно ясно, что она думает о захвате ханского престола в Сарае-Берке и нуждается для этого в его помощи.
Исходя из этого открытия, он, как человек умный и умеющий мыслить последовательно, прежде всего заключил, что Тулюбек-ханум, решительно отвергающая все домогательства Айбека, не согласится выйти замуж и за него самого,– несмотря на явно оказываемое ему предпочтение и ее очевидную благосклонность, пусть даже вполне искреннюю: она хотела царствовать и повелевать сама, а при наличии мужа это становилось невозможным.
Желая проверить – так ли это, он при первом же удобном случае довольно открыто дал ей почувствовать, что рад был назвать ее своей женой. Она предпочла не понять этого намека и тотчас перевела разговор на другое, из чего стало ясно, что он в своих предположениях не ошибся.
Понял он также и то, почему она в этом деле решила опереться на его помощь, а не на помощь хана Айбека: захватив Сарай, Айбек, конечно, сел бы на ханский престол сам тогда как Карач-мурза, как сын русского князя и чингисид только по материнской линии, в силу свято соблюдавшегося в Орде обычая, на это не имел права.
Вначале затея Тулюбек-ханум показалась ему простым ребячеством, неосуществимым капризом легкомысленной и избалованной женщины. Но с каждым новым разговором, неизменно обнаруживая в ее рассуждениях много ума и здравого смысла, а одновременно все сильнее подпадая под власть ее обаяния,– он начал изменять свое первоначальное мнение и расценивать ее планы как нечто разумно обоснованное и практически осуществимое.
