Сергей Смирнов - Царь Горы, Или Тайна Кира Великого
В маленьком городке Каркадаш, что стоит на левом берегу Тигра, слава Кратона вознеслась на высоту, недосягаемую для простых певчих птиц. В том городке было три тысячи жителей: поровну иудеев и ассирийцев. Один из иудейских торговцев узнал «посланника»:
— Да это же Кратон, друг Кира! Я видел его в Ионии!
Деревенские жители, провожавшие меня до города, повалились передо мной на колени, как перед самим царем. Самые ушлые маловеры сразу были посрамлены, ибо мое истинное достоинство перевесило все мои россказни. Слух о моем величии покатился по дороге с быстротой и мощью снежной лавины.
Сотня детей ходила вкруг меня хороводом. Весь город чествовал гостя, которого посчитал добрым знамением того, что скоро все избавятся от ненавистной власти и приобретут над собой власть желанную, и так чествовал, что едва не утопил его на радостях в одной из огромных ям, смазанных известью и глиной, в которых на Востоке держат вино.
Кировой мощи мне не хватило и потому выпить в несколько глотков десяток амфор не удалось. Хвала богам, меня спасли.
На другое утро пришла весть, что войско Кира приблизилось к Тигру еще на четыреста стадиев. Тогда было решено выслать навстречу Киру посольство от порабощенных народов Вавилонии и вручить ему в знак покорности и наилучших пожеланий священные дары: зерна, ягненка и щенка пастушьей собаки. Весь Вавилон уже знал историю о том, как Кира-младенца вскормила в горах собака. В этом я и сам уже почти не сомневался.
Теперь, став главой посольства, я думал, что Киру лучше всего было остаться в Эктабане со своим войском, а на завоевание Вавилонии отправить одного человека. Этот человек запросто собрал бы весь вавилонский народ и привел его к Киру. Нечестивый Набонид, оставшийся без подданных — воинов, слуг и рабов,— сам приплелся бы следом.
С такими славными замыслами, а также с десятком уважаемых людей Каркадаша и некоторых селений, расположенных ниже по течению Тигра, Кратон Милетский достиг устья реки Диялы.
По дороге мне много рассказывали об этой полноводной реке, по которой плавают большие суда. Вавилоняне спорили о том, где дешевле перевоз. Мелковатой показалась мне речка — коню по колено. Я даже подумал, не пора ли протрезветь как следует. Но вавилонские послы позади меня с великим изумлением обсуждали новое чудо: река внезапно, всего-то за день или два, поразительно обмелела. В самом деле, опустевшее русло казалось глубоким ущельем. Белесые округлые камни на его дне высохли совсем недавно. Две барки, по двадцать весел каждая, беспомощно лежали на них, повалившись на бок.
— А ведь царь персов стоит выше по течению! — услыхал я взволнованный шепот у себя за спиной.
— Да, он уже недалеко отсюда,— соглашался другой вавилонянин со страхом в голосе.
Уважаемые люди признавали величие Кира, но не настолько, чтобы, подобно сельским простакам, верить, будто он способен выпить целую реку. Теперь они были готовы поверить во что угодно. Мне и самому стало не по себе.
Посольство без труда перешло вброд ручеек, еще накануне именовавшийся рекой, перенесло дары и в робком молчании двинулось вверх по его течению.
В попадавшихся на нашем пути небольших селениях уже боялись говорить о Кире, хотя он никого не грабил и никого не истреблял. Знали только одно: Кир остановил реку, а как — неизвестно, потому что царь персов велел никого не подпускать к своему стану. Говорили, что персидский царь перевозил через Диялу табун священных белых коней, и один жеребец прыгнул в воду и утонул. За это Кир и решил наказать реку.
Послы совсем приуныли, и я стал подбадривать их.
Воины первого персидского разъезда, встретившего нас были молоды и не помнили никакого Кратона. Пришлось показать им перстень с царской печатью. Тогда нас учтиво проводили к персидскому стану. Вавилонские послы жались ко мне со всех сторон.
Стан Кира широко раскинулся по плодородной долине. Лазутчику не требовалось считать дымы костров: он бы и так легко увидел, что войско огромно. Окинув взглядом долину, я решил не убеждать Кира, что при завоевании Вавилона он мог бы и вовсе обойтись без войска: при такой великой мощи такие слова могли бы показаться царю оскорбительными.
Чуду с рекой сразу нашлось объяснение, впрочем поразившее послов не меньше, чем настоящее чудо. Поднявшись на холм, мы увидели десятки прямых, как стрела, каналов, прорытых перпендикулярно к реке с обоих берегов. Длина каждого из них превышала пятнадцать стадиев. С одной стороны каналы отводили воду в какую-то болотистую низменность, а с другой — к реке, протекавшей по долине несколько ниже русла Диалы. Тысячи воинов продолжали усердно выкапывать новые каналы.
— Да ведь таким способом персы могут истощить и весь Тигр! — воскликнул один из ассирийцев.
Мне показалось, что в его словах кроется истина: Пастырь персов скорее всего по совету Гистаспа или старого Гарпага решил заранее напугать вавилонского царя. На весь Тигр у него вряд ли хватило бы сил, но кто знал волю богов?
Сам Кир находился в этот час на другом холме, ближе к каналам. Окруженный «бессмертными» — сотней всадников в золотых одеяниях,— он, как и мы, наблюдал за тяжелой работой своих воинов. В его многочисленной свите я смог разглядеть только три знакомые фигуры, две худые и одну плотную: Камбиса, Аддуниба и Губару.
Один из моих ассирийцев совсем заробел и сказал, что приближаться к царю опасно, но я заверил его, что бояться нечего и Кир милостиво примет послов.
Мы двинулись дальше и у подножия «царского» холма спустились с лошадей.
«Бессмертные» персы-великаны расступились, и Кратон, возглавлявший посольство, предстал перед своим повелителем.
Мою душу вновь волновали надежды на будущее, и сердце билось часто.
Послы увидели грузного человека в высокой тиаре и небесно-голубом гиматии, расшитом золотыми орлами. Борода его вся так и сверкала серебром, лицо же отливало бронзой, то есть — почти золотом. Теперь послы могли подтвердить кому угодно все россказни и небылицы о персидском царе. Если у Кира и было позади второе лицо, то теперь он прикрывал его «крыльями» тиары: значит, не желал идти на Вавилон с оглядкой и все его помыслы были только в грядущем. На своем белом в яблоках коне Кир сидел неподвижно, и сам конь будто врос ногами в вавилонскую землю.
Я показал вавилонянам, как надо приветствовать великого царя, ожидая при этом, что царь прикажет мне подняться с колен раньше, чем прикоснусь лбом к чужой земле. Поэтому я старательно медлил, хотя моя неторопливость могла иметь значение особой торжественности. Но Кир остался безмолвен. Оглянувшись из-под руки на павших ниц послов, я поднялся первым.
Холодную надменность Камбиса и варварскую надменность Губару я стерпел без труда, но только не презрительную ухмылку Аддуниба. «Ты еще пожалеешь, звездочет!» — мысленно пообещал я этому вавилонскому выскочке, послав ему в лоб невидимую молнию.
— Кратон, сколько тебе теперь лет от роду? — с тем же бесстрастным, но отнюдь не надменным видом вопросил меня Кир.
Немного удивившись, я ответил:
— Пошел тридцать четвертый.
— Ты стареешь быстрее меня, раз делаешься таким медлительным. На этот раз ты явился на мой зов не так скоро как получалось у тебя раньше.
— Будь милостив ко мне, царь,— отвечал я, с досадой отмечая, что и сам Кир заметно постарел, и его характер стал изменяться не к лучшему,— В дороге не мог отказаться от доброй охоты. Добыча сама лезла в руки со всех сторон. Я привез ее тебе, царь.
И с этими словами указал послам выйти вперед с дарами. Ассирийцы приветствовали царя мудреными славословиями и поднесли ему дары как своему новому повелителю, посланному богами.
Киру особенно понравился щенок. Царь даже склонился с коня и сам протянул за ним руку. Пухлый звереныш растопырил лапы и потянулся носом к серебряной царской бороде.
Наконец-то Кир улыбнулся, как в былые времена, добродушно и чуть лукаво.
— Все мы когда-то были такими,— проговорил он, передавая щенка Губару, и вновь обратился ко мне, на этот раз уже с искренним добросердечием: — Значит, ты считаешь, что принес мне в корзине всю Ассирию и мне тут уже нечего делать?
— Плох тот воин, который не хочет стать сатрапом,— ответил я царю.
Ударил гром, будто Зевс и впрямь бросил молнию с ясного неба. Послы, не знавшие, каков смех персидского царя, способного выпить реку и обрушить на врагов лавину, снова попадали ниц. Худой жеребчик под Аддунибом дернулся в сторону, и жалкий умник повис на поводьях. Часть мести свершилась.
Я поднял послов на ноги и произнес скорее для их ушей, чем для ушей Кира:
— Так же, царь, ты сокрушишь стены Вавилона!
— Стены мне еще пригодятся,— вновь приняв хмурый вид, ответил Кир.
Вечером царь персов призвал меня в свой походный шатер, который теперь поддерживали двенадцать резных столбов из эктабанских кипарисов, украшенных капителями в виде бычьих голов.
