Виктор Поротников - Владимир Храбрый. Герой Куликовской битвы
Владимир глянул в обеспокоенные лица своих бояр и сотников, стоявших гурьбой под могучим дубом. По их глазам можно было прочесть, что им не терпится выступить на подмогу к Большому полку. Владимир молча отвернулся, до боли стиснув пальцами рукоять своего меча. Сейчас спешить нельзя! Надо еще выждать!
Полк Андрея Ольгердовича на какое-то время выправил положение, поддержав расстроенный полк левой руки, которым командовал его брат Дмитрий Ольгердович.
— Жмут братья Ольгердовичи нехристей! — спустя полчаса радостно сообщил Фома. — Татары откатываются к оврагу. Стяги нехристей так и падают!
Владимир облегченно перевел дух. Вот и славно! Стало быть, Дмитрий и Боброк все верно рассчитали, поставив братьев Ольгердовичей на левом крыле нашего войска.
Между тем треск ломающихся копий и звон сталкивающихся мечей становились все ближе и ближе, топот копыт и вопли умирающих раздаются уже возле опушки леса, под сенью которого затаился Засадный полк. Крики сражающихся бойцов грозной несмолкаемой какофонией висят над полем Куликовым.
В голосе дозорного Фомы опять зазвучали тревожные нотки:
— Полки братьев Ольгердовичей отходят к Непрядве, туда же пятится Большой полк! Пал великокняжеский стяг!
Владимир, закусив губу, топчется на месте. Смятение нарастает в его душе. Однако ему нужно сохранять спокойствие! Теперь уже ясно, что худшее все-таки случилось: татары смяли левое крыло русской рати и теснят к Непрядве Большой полк. Исход битвы сейчас зависит от удара Засадного полка! И удар этот должен быть всесокрушающим и точным!
— Все кончено, князь! — выкрикнул Фома, торопливо спускаясь с дерева. — Давят ордынцы наших ратников на левом крыле, гонят их к Непрядве!
— А стоит ли Большой полк? — обратился к Фоме воевода Боброк, когда дозорный спрыгнул с нижней ветки на землю.
— Большой полк пока еще держится, но вся его середина прогнулась под натиском татар, — ответил Фома, надевая шлем на голову. — Того и гляди, распадется Большой полк надвое.
Боброк бросил взгляд на Владимира:
— Не пришло ли наше время, князь?
Владимир решительно переломил сухую веточку, которую нервно вертел в руках.
— Да, пора! — бросил он, кинувшись к своему коню.
Истомленные долгим бездействием дружинники без лишних понуканий вскакивали в седла, горя желанием окропить свои мечи кровью татар. По гулу и крикам, долетавшим с Куликова поля, было ясно, что татары далеко оттеснили русские полки от мест их изначального развертывания. Мимо дубравы проносились конные отряды ордынцев, спеша зайти в тыл Большому полку. Сражение откатывалось к лесистым берегам Непрядвы.
Вдруг поднявшийся сильный ветер стал раскачивать дубы, с которых дождем полетели сухие листья. Деревья заскрипели и застонали, словно желая заглушить топот копыт устремившегося в атаку Засадного полка.
— Час настал, братья! — крикнул Владимир своей дружине. — Притопчем нехристей!
Выхватив из ножен меч, Владимир первым вылетел из леса на своем огромном буланом коне. За ним, рассекая вихри крутящейся листвы, мчались сверкающие латами конники с красными щитами и наклоненными копьями.
Опьяненные предвкушением близкой победы татары, получив в спину мощный неожиданный удар русской засадной дружины, заметались из стороны в сторону, как волки, окруженные охотниками. Отборные Мамаевы батыры, теснившие поредевшие полки братьев Ольгердовичей, были смяты и изрублены меньше чем за полчаса. Этот краткий отрезок времени стал переломным моментом в ходе великой битвы.
Воспрянувшие духом ратники Большого полка начали наседать на татар, которые стали все больше подаваться назад. Перешли в наступление полки братьев Ольгердовичей и полк правой руки, повсеместно сминая ордынцев.
Владимир мелькал в самой гуще сражения, круша врагов своим мечом, проносясь насквозь через их расстроенные порядки подобно неуязвимому демону. Серпуховские дружинники следовали за своим князем по пятам, пронзая раз за разом плотную стену ордынцев, напиравшую на Большой полк. Очень скоро боевой строй Мамаевых отрядов, рассеченный во многих местах, утратил свою прочность и монолитность. Началось повальное бегство Мамаева войска.
Преследуя бегущих врагов, Владимир высматривал среди них Мамая, полагая, что тот, как и Бегич, делит опасности вместе со своими воинами. Сразив несколько татарских сотников, Владимир вдруг заметил знатного ордынца на длинноногой саврасой кобылице, укрытой золотисто-желтой попоной. Судя по блестящему дорогому панцирю и по золоченому шлему, этот ордынец явно был птицей высокого полета. «Уж не Мамай ли это?» — промелькнуло в голове у Владимира.
Владимир гнался за убегающим ордынским вельможей, не выпуская из виду его позолоченный шлем. Саврасая кобылица мчалась быстрее ветра, погоняемая плетью своего седока. Буланый жеребец под Владимиром храпел и высоко вскидывал передние ноги, на всем скаку перелетая через груды изрубленных тел, лежащие повсюду на примятой окровавленной траве. Рядом с телами сраженных воинов лежали туши убитых лошадей.
Внезапно саврасая кобылица споткнулась и едва не перевернулась через голову. Сидящий на ней наездник от неожиданности вылетел из седла. Испуганная кобылица умчалась прочь.
Остановив разгоряченного коня, Владимир спрыгнул с седла. Помахивая окровавленным мечом, он двинулся к ордынцу в золотом шлеме, который приподнялся на локте, собираясь встать. Видимо, падение с лошади его слегка оглушило.
— Вставай, чего разлегся! — Владимир пнул ордынца сапогом в бок.
Тот поднял руку, заслоняя глаза от слепящих лучей солнца.
— А, старый знакомый! — насмешливо обронил Владимир, опустив меч.
Перед ним был эмир Сары-Ходжа, когда-то гостивший у Дмитрия в Москве.
— Не убивай меня, князь, — пролепетал Сары-Ходжа, тоже узнавший Владимира. — Я ведь не сделал тебе никакого зла. А сюда я пришел не по своей воле, но по приказу Мамая.
— Где Мамай? — спросил Владимир.
Поднявшись на ноги, Сары-Ходжа указал рукой на холм, высившийся в полуверсте к югу от Куликова поля. На широкой вершине холма виднелись татарские шатры с круглым верхом. Шатры были разноцветные, поэтому были далеко заметны на фоне зеленой травы.
— Ставка Мамая там, — сказал Сары-Ходжа.
Велев двум своим гридням доставить Сары-Ходжу в русский стан, Владимир вскочил на коня и повел свою дружину к Мамаевой ставке.
Хотя степняков было еще очень много, однако, утратив дисциплину и растеряв свой боевой пыл, они уже не представляли собой войска. Не помышляя о битве, татары гнали коней в степную даль, бросая свои кибитки, табуны и отары. Русская конница преследовала разбитого врага по пятам.
Добравшись до Мамаевой ставки на Красном холме, Владимир обнаружил там лишь пустые юрты со следами поспешного бегства. Мамай и его слуги успели вскочить на коней и уйти в степь.
Как ни увлекала Владимира мысль настичь в степи Мамая, но тревога за Дмитрия заставила его вложить меч в ножны и повернуть коня к месту побоища.
Русские трубы победно гудели, скликая всех уцелевших в сече ратников. Поле битвы, усеянное множеством убитых и раненых, уже скрадывали тени близившихся сумерек.
Владимир торопил дружинников и воевод, веля им до темноты вынести с Куликова поля всех покалеченных воинов и поскорее отыскать великого князя, живого или мертвого. Поиски Дмитрия Ивановича затруднялись тем, что он перед битвой отдал свои княжеские доспехи и шлем боярину Бренку, а сам облачился в одежду простого воина. Бренка нашли мертвым в том месте, где Сторожевой полк встретил первый натиск ордынцев. Великого князя долго не могли отыскать, хотя его поисками были заняты многие сотни людей.
Когда все раненые были собраны, а великого князя среди них не оказалось, то Владимир стал умолять ратников, знатных и незнатных, еще раз обыскать поле битвы, невзирая на опустившийся вечер. Всякому, кто найдет великого князя живым или бездыханным, Владимир обещал вручить щедрую награду.
Наконец в дубраве близ того места, где сражался полк правой руки, два коломенских ратника наткнулись на бесчувственное тело Дмитрия Ивановича. Он лежал под свежесрубленной молодой березкой, укрытый ее пожелтевшей листвой. Видимо, кто-то помог израненному великому князю выбраться из кровавой сечи, уложил его в роще, подрубив над ним тонкую березку.
Владимир не смог сдержать слез радости, увидев Дмитрия в иссеченных доспехах, но живого. Воины привели великого князя в чувство и, уложив его на носилки, понесли к шатрам русского стана.
— Победа, брат! Слышишь меня? — молвил Владимир, шагая рядом с носилками и держа Дмитрия за руку. — Мамай разбит!
— Свершилось-таки возмездие Мамаю! — негромко проговорил Дмитрий, разлепив сухие запекшиеся губы. Он вдруг прислушался и спросил: — А кого это дружинники и воевода Боброк храбрым величают? Не тебя ли, брат?
