Виктор Поротников - Владимир Храбрый. Герой Куликовской битвы
— Из Твери хотя бы две тыщи воинов пришло, — заметил Владимир, — а вот городецкий князь Борис Константинович ни одного ратника не прислал и сам не появился.
— От Бориски иного и ожидать не приходится! — криво усмехнулся Дмитрий. — Он же с тестя моего пример берет, который ему вместо отца. Дмитрий Константинович снова решил в стороне отсидеться, как и в пору Бегичева набега. А куда лошадь, туда и сани!
— Олег Рязанский тоже никого не прислал, — продолжил Владимир. — Мало того, он к тому же пошел на союз с Мамаем.
— С этим гордецом тоже все ясно! — Дмитрий махнул рукой. — Выбрал Олег кривую дорожку, вот и пусть идет по ней.
— Не верит Олег, что сила русская сломит Мамая, — вздохнул Владимир. И негромко добавил, взглянув на Дмитрия: — Ты-то в это веришь, брат?
Дмитрий расправил широкие плечи, укрытые красным плащом и, сняв с головы шапку, подставил свое загорелое лицо порыву налетевшего вольного ветра. Он ответил уверенно и твердо:
— Я уверен в нашей победе, брат. Старцу Сергию было знамение, предвещавшее гибель Мамаю и его полчищам.
С западного порубежья приходили тревожные вести. Ягайло ведет литовское войско на юг, уже перешел Днепр возле Дорогобужа и вышел к верховьям реки Угры, впадавшей в Оку.
Произведя смотр всех собравшихся полков, Дмитрий Иванович, его воеводы и союзные князья собрались в коломенском Архангельском соборе на торжественную службу, которую провел местный епископ Герасим.
В конце августа многочисленная общерусская рать снялась с лагеря под Коломной и подошла к бродам на Оке возле Лопасни. Перейдя через Оку, полки задержались у Лопасни еще на два дня, поскольку постоянно подходили отставшие отряды ратников. Сюда же примчались всадники из дальних дозоров, сообщившие Дмитрию Ивановичу и его воеводам о том, что Мамаева орда продвинулась от реки Воронеж дальше к северу, расположившись на реке Красивая Меча. «Мамай двигается неспешно, — сказал один из разведчиков, — ибо его орда обременена множеством стад и обозов».
Дмитрий Иванович уже знал, что Мамай намерен соединиться с войском Ягайлы и ратью Олега где-то в верховьях Дона. Пройдя по землям Рязанского княжества, полки московского князя в три перехода вышли к Дону. Дмитрий Иванович решил действовать быстро, чтобы сначала разбить Мамая, а потом Ягайлу. Войско Олега стояло возле Пронска, но когда невдалеке по степному шляху прошли на юг длинные колонны пешцев и конников под стягами Москвы и союзных ей княжеств, рязанцы вернулись к своему стольному граду. Олег намеренно выжидал, какая из сторон возьмет верх, не желая ввязываться в эту распрю.
При подходе к Дону на пути у русского войска оказались послы Мамая, которые очень удивились, увидев такое несметное скопище русских ратников, готовых противостоять Орде. Дмитрий Иванович не стал разговаривать с ордынскими послами, велев Тимофею Вельяминову передать им, что время для переговоров упущено. Провожая Мамаевых посланцев в обратный путь, Тимофей Вельяминов спросил у них, жив ли Захарий Тютчев, отправленный еще в середине лета великим князем в ставку Мамая. Ордынцы ответили, мол, посол великого князя жив, но сидит в колодках за дерзкие речи перед Мамаем.
Глава двенадцатая. Захарий Тютчев
В начале сентября русская рать сделала остановку близ устья речки Непрядвы, впадавшей в Дон. Отсюда в дальний дозор отправились конники во главе с воеводой Семеном Меликом, которому было велено разведать, далеко ли Мамаева орда. Отряд Семена Мелика наткнулся на татар в двух переходах от Непрядвы, в местности под названием Кузьмина Гать. Во время скрытного наблюдения за татарскими становищами русские дозорные обнаружили Захария Тютчева, отпущенного Мамаем на все четыре стороны. Семен Мелик дал Тютчеву двоих провожатых, которые помогли ему добраться до русского стана возле устья Непрядвы.
Представ перед великим князем, Захарий Тютчев передал ему условия, на каких Мамай был готов пойти на мирное соглашение с ним. Мамай требовал от московского князя выплатить дань за девять последних лет, в течение которых весь «ордынский выход» оседал в Москве. Кроме этого, со следующего года «ордынский выход» должен увеличиться втрое, каким он был во времена хана Узбека.
— Это все? — безразличным голосом спросил Дмитрий. — Больше никаких условий нет?
— Есть еще одно условие, княже, — слегка закашлявшись, ответил Тютчев. — Мамай требует срыть каменные стены Москвы.
Дмитрий небрежно усмехнулся, переглянувшись с воеводой Бренком. Верно расценив усмешку великого князя, Бренк тоже позволил себе кривую ухмылку, негромко обронив: «Не ведает осина, что топор близко!»
— Ты никак застудился, Захарий Андреич? — участливо обратился к боярину великий князь.
— Мерзкие слуги Мамаевы держали меня в колодках днем и ночью, да все под открытым небом, — хрипловатым голосом посетовал Тютчев. — Росы по утрам холодные, а я же на траве спал, вот и промерз насквозь.
— Иди отдыхай, друже, — сказал Дмитрий. — Лекарь мой позаботится о тебе. Награжу тебя сполна за верную службу, как разобьем Мамая.
Вскоре вернулся из дозора Семен Мелик, а за ним следом стали прибывать один за другим его конники, извещая, что татары идут прямиком к Непрядве, не догадываясь о русской рати у себя на пути. Семен Мелик дал подробное словесное описание местности, лежащей на другом берегу Дона, куда неминуемо через день-другой должны были выйти татары. Семен Мелик полагал, что Куликово поле, окруженное с трех сторон речками и оврагами, лучше всего подходит для битвы с Мамаевой ордой.
Выслушав Семена Мелика, Дмитрий Иванович созвал военный совет.
Князья и воеводы собрались в самой большой избе села Черново, расположенного на берегу Дона среди дубовых и кленовых рощ. В этом селе жили вольные рязанские смерды, укрывшиеся здесь от княжеских и боярских притеснений. Тридцать князей и воевод кое-как разместились в довольно низком полутемном помещении, куда солнечный свет проникал лишь в два оконца, затянутых бычьим пузырем, и в небольшое отверстие в стене для выхода дыма. Глиняная печь в этой курной избе не имела трубы, поэтому топилась по-черному. Стены внутри избы были покрыты толстым слоем копоти. Богатые плащи и охабни многих воевод оказались испачканными сажей, когда они невольно прислонялись к стенам кто спиной, кто плечом.
Дмитрий Иванович спросил собравшихся о главном, ради чего была собрана рать со всей Руси. Где давать сражение Мамаю? Оставаться здесь или переходить на другой берег Дона?
Между князьями и воеводами разгорелись горячие споры. Большинство не рвалось переправляться через Дон, поскольку в случае поражения русского войска будут отрезаны пути отхода с Куликова поля. Сражаться на своем берегу всегда спокойней, а для татар Дон станет дополнительной преградой на пути.
Те немногие из воевод, кто настаивал на переправе, были возмущены разговорами и мыслями об отступлении перед татарами.
Их настроение выразил в своей речи Владимир Андреевич, двоюродный брат великого князя.
— Братья, — сказал он, воинственно сверкая глазами, — коль здесь останемся, то слабо будет воинство русское. Не на свое оружие, не на свою храбрость станут уповать наши воины, но на речной поток, разделяющий их с татарами. Если же перейдем за Дон, тогда будем мужественно стоять, зная, что отступать некуда. Всякий, кто одолеет в себе страх смертный, тот и врага одолеет.
После сказанного Владимиром Андреевичем военачальников, согласных на переправу через Дон, стало больше на несколько человек. Однако несогласных по-прежнему было большинство.
Решающее слово осталось за великим князем.
— Други мои! — сказал Дмитрий Иванович. — Честная смерть в сече лучше бесславной и униженной жизни. Лучше было бы нам не выходить против безбожных татар, нежели, пройдя в такую даль и не сотворив ничего доблестного, повернуть вспять.
В этот же день русские ратники взялись за топоры и начали наводить мосты через Дон.
Было 7 сентября 1380 года.
Глава тринадцатая. Куликовская битва
Пять мостов были возведены к полудню. Весь остаток дня русское войско переправлялось через Дон. Перетянуты были на другой берег и обозы. Когда последняя обозная телега, преодолев переправу, оказалась на правом донском берегу, плотники принялись разбирать мосты по бревнышку. Таково было распоряжение великого князя.
Пробираясь через дубравы к полю Куликову, русские ратники слышали позади себя перестук топоров и грохот раскатываемых бревен; каждому воину было ясно, что путей для бегства нет.
Дмитрий и Владимир переправились через Дон в числе первых. Понукая коней, они въехали на косогор. Перед ними открылся широкий вид на просторное поле, по которому гулял ветер, пригибая высокие густые травы. Вечернее низкое солнце озаряло эту холмистую равнину золотистым слепящим светом. Вдалеке, по краям Куликова поля, плотной зеленой стеной стоял лес.
