Николай Дмитриев - Казна императора
Надо сказать, что, едва Тешевич увидел диадему, его состояние резко переменилось. Но это была не прежняя апатия, а какое-то странное смятение. И хотя Алекс не мог понять, каким непостижимым образом Шурке Яницкому удалось вернуть их фамильную драгоценность, вместе с удивлением накатила волна воспоминаний. А возникший оттуда же, из прошлого, образ матери почему-то связался с никак не укладывающимся в голове сознанием того, что отныне владелицей столь значимой для него вещицы будет молодая, малознакомая женщина, его жена…
Сколько продолжалось это состояние, Тешевич не понял. Лишь заметив, что свет в спальне притушен, он встрепенулся, посмотрел на Хеленку, стоявшую в ночной сорочке у раскрытой постели, и тихо сказал:
— Ты ложись… Ложись… Я сейчас…
Но наваждение, отпустив на минутку, вновь охватило его, и поэтому, когда уже в кровати Хеленка осторожно прикоснулась к нему, Тешевич с трудом заставил себя произнести:
— Спи, дорогая, спи… Все хорошо…
С Яницким Алексу удалось поговорить только на другой день. Все это время Шуркой было заранее расписано, распланировано, и Тешевич даже не думал протестовать, хотя большой город его уже утомил, но он терпел, отлично понимая, что по возвращении ему еще предстоит заново налаживать быт.
Наверняка Хеленка ожидала к себе большего внимания, и такое поведение мужа несколько задевало ее, но Тешевич не придавал этому значения. Больше того, когда полковник Чеботарев предложил организовать автомобильную прогулку, Тешевич под благовидным предлогом отказался, и обиженная Хеленка решила ехать без него.
Полковник тут же вызвонил через капитана Вавера роскошный «линкольн» и, кажется, довольный таким стечением обстоятельств, отправился в качестве сопровождающего вместе с Хеленкой, решившей проехаться по варшавским магазинам.
Шурка, весьма удивленный отказом Тешевича, зашел к нему в комнату, остановился у окна и, проводив взглядом отъезжавший от дома «линкольн», спросил:
— Вы что, поссорились?
— Нет конечно, — Тешевич покачал головой. — Просто устал…
— Ясно… — Шурка недоверчиво прищурился.
— Ладно, не будем об этом, — Тешевич повернулся к Яницкому. — Откуда у тебя мамина диадема?
— А-а-а, вот что тебя мучает, — Шурка посерьезнел. — Я же в Москве был, Аля…
— А попала-то она к тебе как? — разволновался Тешевич.
— Случайно наткнулся… Среди тех, что взяли… — Угол рта у Яницкого непроизвольно дернулся. — Не у кого там узнавать, Аля… Не у кого… Одни мы с тобой остались… Понимаешь?…
— Понимаю… — Лицо Тешевича словно закаменело, и только после паузы он глухо спросил: — Почему раньше молчал?
— А ты что, не догадываешься? Тебе твоего нервного срыва мало? — Шурка говорил медленно, осторожно подбирая слова. — А тут я решил, если Хеленка рядом, выдержишь. Повезло тебе, она хорошая, и я ж вижу, как она на тебя смотрит…
— Понятно… — Тешевич напрягся и, явно спеша переменить тему, спросил: — А ты как к моему браку относишься?
— Как? — Шурка немного помолчал. — Ты небось удивлен, отчего я так к тебе с этой свадьбой кинулся? У меня ж, Аля, теперь только и есть, что Хеленка да ты…
— Так в чем дело, Шура? — Тешевич порывисто обнял брата. — Мы же выросли вместе, так что мой дом — твой дом…
Братья посмотрели друг на друга, и Шурка, чуть отстранившись, дружески ткнул Тешевича в бок.
— Договорились, Аля.
* * *Из Варшавы Тешевич вернулся с тяжелым сердцем. И как ни пробовала Хеленка подойти к нему то с той, то с другой стороны, Алекс, как и в Варшаве, оставался корректно-вежлив и от того еще более недоступен. Кончилось тем, что Хеленка прекратила прямые попытки, но от своего не отступилась.
Довольно скоро Тешевич заметил, что Пенжонек, как бы на правах родственника, все чаще сворачивал разговор на проделки маленького пана Алекса, время от времени наезжавшего сюда вместе с отцом. Тешевич сначала удивлялся, но потом понял, что старый хитрец пытается таким способом вызвать его на откровенность.
В конце концов, однажды, под настроение, Тешевич поймал Пенжонека и, убедившись, что никто их не слышит, доверительно сказал:
— Пан Вацлав, а я к вам с просьбой…
— Хоть сто просьб, пан Алекс, — старик расплылся в улыбке, — Я весь внимание.
— Хочу, чтоб вы объяснили Хеленке…
— Кому? Хеленке? — забеспокоился Пенжонек. — Вы что, поссорились?
— Ни в коем случае, пан Вацлав, ни в коем случае. Она — прелесть. Тут дело во мне, пан Вацлав. Признаюсь, никак не привыкну к своему женатому положению…
— Понимаю… — снова заулыбался Пенжонек. — Я, к примеру, так и не решился. Всю жизнь старый холостяк.
— Так я о Хеленке, — Тешевич немного помялся. — Я же вижу, она старается… Ну, может, ей хочется что-то по-своему сделать…
— Пан Алекс, да вы ей сами скажите, она только рада будет, — взмахнул руками Пенжонек.
— Да нет, пан Вацлав. Она ж подумает, что это я хочу этого… Знаете, пускай только в кабинете все останется по-прежнему, а все остальное пусть переделывает как угодно.
— Ах, вот вы почему… — наконец-то уразумел Пенжонек и тут же хитро прищурился: — Пан Алекс, а как теперь с гостями быть? Ну там соседи, или еще кто… Они ждут ведь. Конечно, пока вы один были, это одно, а тут вроде как принять надо…
— Соседи?… — Тешевич несколько растерялся.
Вообще-то менять устоявшийся быт большого желания у Алекса не было, и признаться, вопрос Пенжонека смутил его. Тешевич представил себе толпу гостей, застолье с орущим граммофоном и внутренне передернулся. Но «воленс-ноленс», какие-то перемены в доме должны были произойти, и немного подумав, Алекс решился.
— Да, да, пан Вацлав. Гости конечно же пусть будут, а то что тут у нас, дыра…
— Ну уж и дыра! — притворно обиделся Пенжонек и тут же заговорил о деле: — Я вот насчет переделок… Как быть…
Но Алекс даже не стал слушать и, спеша закончить тяготивший его разговор, махнул рукой.
— Да как угодно, пан Вацлав, я на все согласен…
Результат этой доверительной беседы начал сказываться чуть ли не на другой день. Сначала Тешевич заметил перестановки, а потом и гости тоже понемногу начали появляться в их доме. Тогда и пан Алекс взял себе за правило обязательно выходить к визитерам и изображать радушного хозяина. Но тут его здорово выручал Пенжонек, сразу бравший на себя весь труд общения. В общем же все было организовано так, чтобы никоим образом не докучать хозяину.
Однако, несмотря ни на что, тяжесть, с которой Тешевич вернулся из Варшавы, не проходила. Да, что случилось, то случилось, и каждый раз, приходя к такому заключению, поручик погружался в себя, и уже ничто не могло повлиять на его настроение. Правда, порой, понимая безысходность своего положения, Тешевич пробовал переломить себя, чтобы принять мир таким, как он есть…
Именно в один из таких моментов Тешевич заставил себя выйти из кабинета, прошел к каретному сараю и, выкатив во двор застоявшийся «аэро», принялся сосредоточенно вытирать с него пыль. После каждого движения руки из-под тусклого покрова словно вырывался красочный блеск, и Тешевич, все больше увлекаясь, тер и тер тряпкой машину, не пропуская ни моторных жалюзей, ни колесных спиц.
Увлеченный работой, Тешевич не сразу заметил, что Хеленка, остановившись поодаль, внимательно за ним наблюдает. Тряпка заходила медленней, и Алекс, в свою очередь, нет-нет да и начал поглядывать из-под руки на жену. Она явно не решалась подойти ближе, и, почувствовав что-то вроде угрызений совести, Тешевич выпрямился.
— Покататься хочешь?
— Конечно, хочу, — с готовностью откликнулась Хеленка и нарочито медленно, словно приглашая полюбоваться собой, подошла к машине.
— Садись…
Алекс отшвырнул тряпку, забрался в кабину и несколько раз подряд дернул ручку стартера. Мотор нехотя фыркнул раз, другой и наконец, прочихавшись, заработал ровно.
— Куда поедем? — Тешевич положил руки на руль и в первый раз улыбнулся.
— Куда угодно, — радостно вспыхнула Хеленка и, усевшись вполоборота, аккуратно захлопнула дверцу.
Старательно пыхтящий «аэро» тихонько выехал со двора усадьбы и не спеша запылил проселком. Привычно следя за дорогой, Тешевич то и дело косил глазом, каждый раз встречаясь с взглядом Хеленки. Размеренная езда дарила спокойствие, и Алекс впервые как бы посмотрел на себя со стороны.
Картинка получалась в общем-то благостная. Не слишком богатый, отслуживший свое и вроде вышедший в отставку помещик выехал с молодой женой на традиционную прогулку, чтоб заодно по-хозяйски осмотреть поля и угодья…
Все как прежде. Вот только в отставку он не вышел, его вышибли со службы, а заодно из страны. И именье так, слезы, чудом уцелевший осколок былой собственности. И вместо шикарного выезда с холуями на облучке и запятках, какая-то самоходная керосинка, только молодая жена, если, конечно, сделать скидку на современную моду, вполне соответствовала представленному образу…
