Андрей Колганов - Йот Эр. Том 1
В общем, новогодний бал оказался совсем не скучным.
А дальше… А дальше пошла рутина школьной жизни. Но Нина не забыла адресок, полученный во Вроцлаве, и отыскала Романа. Оказалось, что Средняя русская школа Министерства Национальной Обороны Польши на аллее Шуха (ставшей вскоре аллеей 1-ой Армии Войска Польского) и дельница (районное отделение) ZWM, куда Нина пришла по полученному от Романа адресу, располагаются в разных районах. Школа – на Средмесцье, а дельница относилась к району Мокотов. И в то же время они находились в десяти минутах ходьбы друг от друга: аллея Шуха после площади Унии Любельскей переходила в улицу Puławska, а у развилки этой улицы с улицей Warynskego как раз и стояло здание, где размещалась Моктовская дельница ZWM.
На дельнице ее приняли, по меньшей мере, с любопытством: хотя встретить теперь в Польше русских было не мудрено, но у них девчонка из страны Советов появилась впервые. Хотя нет, вру: была среди зедвуэмовцов Мокотова еще одна девушка, угнанная немцами во время войны с Украины на работы в Польшу, да так и осевшая там. Но уж, во всяком случае, дочери генерала у них еще точно не было!
Свое решение вступить в ZWM Нина принимала отнюдь не спонтанно. Якуб Речницкий попросил одного из своих друзей, работавших в Варшаве, полковника Владислава Андруевича, заместителя Главного военного прокурора Войска Польского, присмотреть за своей дочкой. У Нины с ним тоже сложились дружеские отношения, и именно к нему она пришла посоветоваться.
– Хотя мы знакомы с тобой, Янка, не очень давно, но характер твой я уже почувствовал, – улыбнулся полковник. – Если шлея под хвост попала – всемером не удержишь. Вечно тебя на приключения тянет. Это ведь не шуточки – за зедвуэмовский галстук ведь и убить могут!
– Так ты что, пугать меня решил? Если против – так и скажи! – девочка уже была готова вскипеть.
– Постой, постой! – шутливо поднял руки вверх Андруевич. – Я еще ни слова, ни против, ни за не сказал. А вот что я тебе точно присоветую – переговори-ка ты с отцом.
Генерал Речницкий довольно часто бывал в Варшаве наездами, и разговор с ним вскоре состоялся. Поначалу Якуб был настроен более чем скептически:
– Ни к чему это, – заявил он. – Тебе учиться надо. Да и нашим делам это может помешать.
– Ага! Значит, запереться в интернате и никуда нос не высовывать? – съязвила Нина. – Сам же говорил, что мне среди поляков надо осваиваться. А как я освоюсь, если в интернате одни наши?
Отец задумался.
– Ладно, – проговорил он после долгой паузы, – не будем рубить сплеча. Давай-ка я для начала с этим Романом побеседую.
Вернувшись в гостиницу Министерства национальной обороны после беседы с глазу на глаз с Ромкой, генерал бригады свое мнение переменил:
– А этот твой жиденыш оказался крепким парнем…
– Все никак свои антисемитские замашки не бросишь? – сердито отреагировала Нина. – У самого полно друзей-евреев, а все дурью маешься. Может ты и сам из них, только признаваться не хочешь? – саркастически заметила она.
– Я бело’ус! – в гневе воскликнул генерал. С момента поступления в Войско Польское он начал открещиваться от своего польского происхождения – вероятно, вся его судьба заставляла не слишком радоваться факту родства с польской шляхтой и он при случае предпочитал выпятить свои белорусские корни. А вот когда он сильно волновался, то начинал немилосердно картавить.
– Вот-вот, а я о чем? – продолжала издеваться дочка. – Ну, как же? Якуб Речницкий – вполне подходяще.
– Я тебя выпо’ю! – закричал Якуб.
– Чем? ’емнем? – передразнила его произношение Нина. И тут же, чтобы уберечься от нешуточного генеральского гнева, выскочила из комнаты.
Речницкого, конечно, можно было вывести из себя, однако и самообладанию у него тоже можно было поучиться:
– Вернись! – спокойным командирским голосом произнес он вслед убегающей дочке.
Почувствовав изменение тона, она остановилась и с некоторой опаской повернула обратно.
– Придержи язык и слушай. Твоего Романа я проверил по нашим каналам. Ты в курсе, что он родственник известного польского революционера Феликса Кона?
Нина помотала головой.
– Но дело даже не в этом. Парень битый, с боевым опытом, и, главное, голова у него соображает хорошо. Поэтому потереться рядом с ним тебе будет небесполезно, да и дополнительный канал информации пригодится. При случае же их боевку можно использовать как прикрытие. Поэтому, черт с тобой, – вступай! – смилостивился Якуб. – Но учти: я всегда должен знать, где ты находишься. Когда меня нет – ставь в известность Владислава Леонардовича. И по первому моему сигналу ты должна оказаться в моем распоряжении. Уяснила?
– Tak jest! – обрадовано откозыряла Нина двумя пальцами на польский манер.
– Вот чудо мне досталось! – уже беззлобно высказался генерал. – Сколько раз тебе говорить: к пустой голове руку не прикладывают! – и тихо добавил: – Эх, была бы ты парнем…
8. Интернат
Русская школа-интернат располагалась в районе, который не слишком пострадал от военных действий, а посему там находилось немало совершенно целых зданий. Вот и в школе в некоторых окнах даже сохранились старые беленькие оконные рамы со ставнями-жалюзи из темного дерева. В остальных же оконных проемах красовались свежие рамы, так же выкрашенные белой краской – но уже без всяких жалюзи. Сама школа представляла собой типичное здание конца девятнадцатого – первой четверти двадцатого века: каждый этаж разделяли декоративные карнизы, стены были отделаны рустом, окна имели небольшое закругление в верхней части, а под окнами вторых и третьих этажей виднелись небольшие прямоугольные ниши. Обширный двор школы был засажен деревьями и кустарниками, а кое-где на стенах здания со стороны двора уцелели плети дикого винограда.
В интернате Нина перезнакомилась с массой школьников. Оказалось, что там учатся не только дети офицеров, переведенных на службу в Войско Польское, но и дети некоторых офицеров, служивших в Восточной Германии, и даже нашелся один мальчишка, – назовем его Вилькой, – у которого отец был начальником политуправления в одном из наших, граничивших с Польшей, военных округов. С этим школьником, на год младше Нины, у нее сразу установились неприязненные отношения. Девочка не раз замечала за ним попытки унижать и избивать тех, кто помладше и послабее. Такого Нина никому не спускала, поэтому Вильке от нее не раз изрядно перепадало по шее. Не любили его и другие ребята – за то, что он постоянно пытался прикрывать свои похождения враньем и жалобами учителям.
Ее близкими подругами стали две девчонки немного старше ее – Люся Хвалей и Томка Купша. Их отцы служили в Войске Польском. Полковник Станислав Купша совсем недавно стал командиром 2-й дивизии пехоты и был довольно хорошо знаком с генералом Речницким.
Судьбы этих двух девочек были схожи. Во время войны обе они оказались на оккупированной территории и попали в немецкие бордели. Нине врезалось в память тело Люси Хвалей в шрамах от колотых и резаных ран и ожогах от сигарет, которые тушили о девочку «клиенты», – в офицерском борделе, куда она попала, зверствовали гораздо больше, чем в солдатском, где очутилась Тамара Купша. А Люся позднее, в 50-е годы, умерла от последствий сифилиса, вылеченного, но уже успевшего нанести непоправимый вред организму.
– В солдатском хорошего тоже было мало, – рассказывала Томка, – относились по-хамски, но, по крайней мере, специально не изуверствовали, не измывались, как господа офицеры над Люськой.
Как-то раз эти девчонки демонстрировали своим подружкам в интернате кое-что из приобретенных в борделе умений – а именно танцы на столе в одних чулках. Чуткое ухо Нины, да к тому же натренированное угрозой попасть под холодный душ на краткосрочных курсах, уловило за дверью подозрительный шорох. Когда она резко рванула дверь на себя, в комнату чуть не упал мальчишка, приникший к замочной скважине.
– Вилька?! Это опять ты, зараза! Ну, ты сейчас получишь!
Слова у нее не расходились с делом, и Вилька огреб по полной программе.
– Во, ребята, наша Нинка дает! – восхищенно присвистнул кто-то из мальчишек, появившихся в коридоре.
– Да уж, – поддержал другой. – Нина у нас прямо атомная бомба. Только тронь – взорвется и всех снесет!
С тех пор и прилепилась к ней в школе кличка «Нина – атомная бомба».
Вскоре после стычки с Вилькой в интернате появился его отец. Несмотря на его грозно нахмуренные мохнатые брови и погоны, где было на одну звездочку больше, чем у ее отца, Нина в ответ на предъявленные претензии тут же перешла в наступление:
– А вам известно, чем тут ваш сын развлекается? Лучше бы с ним провели воспитательную работу, а мне мораль читать не надо! Отлупила я его за дело, и надо будет – еще отлуплю.
И она доходчиво рассказала важному генералу обо всех подвигах его сыночка.
