Исай Калашников - Последнее отступление
Дамба думал о другом. Зачем пришел Доржитаров? Что он может потребовать? Не для того же явился, чтобы угостить детишек конфетами! Нет, он зря ничего не делает. И это не Цыдып, в него туесок с простоквашей не запустишь.
— Ну, чего молчишь? С перепугу в себя прийти не можешь? — засмеялся Доржитаров. — Я тоже тогда перепугался. Думаю, убили моего бедного Дамбу. А ты живой. Да, а что же ты не зашел ко мне в городе?
Этот вопрос Доржитаров задал как бы между прочим, но он-то и был для него главным. Важно было узнать, убежал тогда Дамба или его отпустили. С большевиками это случается. Они благоговеют перед теми, у кого на ладонях мозоли. Если Дамба им все рассказал, его могли освободить. Ну, а если он не побывал у большевиков, его нельзя выпускать из своих рук. Дорог каждый человек, тем более такой, как Дамба. Бедняк, представитель народа… Будет больше таких, большевики не посмеют сказать, что против них выступает верхушка бурятской знати и богачей. Такой козырь следует беречь.
— Я тебя ждал-ждал тогда, — продолжал Доржитаров, — хотел уж в Совет идти, выручать. А потом подумал: «Дамба не из таких, которые попадают в руки врагов, как куропатки в петли. Дамба, — думаю, — везде выкрутится». Расскажи, как ты сумел удрать.
— Рассказывать что? Нечего рассказывать. Убежал, и все. Коней бросил, оружие бросил…
— Жалко, конечно, и оружие, и коней, особенно оружие. Коней у Еши много, а вот винтовок у нас теперь нет. Эх, глупые мы с тобой, пошли, как бараны по болоту, и увязли. Тропиночку надо было поискать сначала. Ну, да это уж моя вина.
— Мне коней жалко… Добрые были кони. Теперь за них Еши три шкуры сдерет.
— И не пикнет. Ты не бойся. Я уже обо всем договорился. А чуть что — скажи мне…
— Большое спасибо.
— Не стоит… Судьба нас крепко связала. Несчастье для одного — несчастье для другого. Пойдем к Еши, совет держать будем.
— К Еши я не пойду, — покачал головой Дамба. — И ничего делать вместе с вами не буду.
Доржитаров улыбнулся своей широкой улыбкой.
— Я понимаю тебя, Дамба. То, что мы делаем, — опасное дело. Но работать нужно.
— Вы работайте, я не буду… Никуда не пойду, — упрямо повторил Дамба.
— Пойдешь. Придется идти.
— Хватит с меня.
Доржитаров снова улыбнулся.
— Не хочешь, значит. Ну, ну… Дело твое. Но подумай о будущем. Просидишь в юрте неделю, две. А дальше? Кто-нибудь возьмет и донесет большевикам, чем ты занимался в городе. Я этого не скажу. А Цыдып, а Еши? Их молчать не заставишь. Попадешь в тюрьму, вернешься домой калекой, а тут Еши за лошадей плату станет требовать. Я тогда, пожалуй, заступаться не стану. Я тебя не запугиваю, но сам подумай… Образумишься — приходи к Еши. В полдень будем тебя ждать. — Доржитаров поднялся и вышел.
Дамба смотрел ему вслед. В его взгляде были и растерянность, и боль, и страх. Он набивал трубку махоркой, крошки табака сыпались на пол. Прикурив, жадно глотнул горький махорочный дым, закашлялся. Он знал: идти к Еши придется.
В доме абагая, кроме Цыдыпа и Доржитарова, было еще несколько человек. Они сидели вокруг низенького столика, пили густой горячий чай. Дамба остановился у порога, поздоровался. Гости Еши едва ответили на его приветствие, а сам хозяин лишь скосил на него узкие злые глаза.
Доржитаров встал с войлока, взял Дамбу за руку.
— Ты хороший человек, Дамба. Я знал, что ты придешь. Садись рядом со мной.
Дамба сел. Он пил чай вместе со всеми и слушал разговор.
— Умная лошадь и по камням пройдет, глупая — и на равнине споткнется, — говорил Доржитаров. — Осторожность еще никому не вредила… Вы должны одобрять и поддерживать Советы. И не только на словах… Придется даже принести в жертву Советской власти часть скота. Большевики словам не поверят…
— Кукиш им с маслом… Я не дам даже двухмесячного баранчика! — запротестовал Еши. — Мои стада и так поубавились за эти годы. Скоро стану не богаче Дамбы.
— Сначала нужно послушать, абагай, а потом говорить. Недавно был съезд в Верхнеудинске. Русские мужики и бурятские пастухи постановили реквизировать, а попросту говоря, отобрать у богатых излишки хлеба. Советчики доберутся и до скота. Так уж лучше сегодня отдать самому то, что завтра у тебя отберут силой.
— Ох-хо! Не жалеют нас боги, не видят наших несчастий, — бубнил Еши. — Опять убавятся мои стада и отары. Ох-хо-хо…
— Что поделаешь, — пожал плечами Доржитаров, — мне кажется, все-таки лучше дать остричь ногти, чем ждать, когда отрежут руки. Выбирать не приходится. — Вдруг он полоснул собеседников лезвием узких глаз, резко бросил: — Однако осторожность зайца и осторожность охотника неодинаковы. Вы обещали создать дружины. Где они? Кто пойдет воевать, когда пробьет решающий час?
— А где оружие? — скромно спросил Еши. — Вы, кажется, тоже что-то обещали нам?
Доржитаров ответил абагаю спокойно, хотя ему и не понравилась ехидная скромность Еши:
— Оружие будет. Я слов на ветер не бросаю. А вы создайте отряды. По первому сигналу ваши люди должны сесть на коней. Не пренебрегайте и семейскими. У них тоже есть люди, недовольные Советской властью. Они нам помогут. Абагай, ты, кажется, хорошо знаком с купцом Федотом Андронычем?
— Федот Андроныч — мой друг, — важно сказал Еши.
— Это хорошо… Сколько голов скота дать Совету, решайте сами. Но не жадничайте…
В тот же день Доржитаров послал Дамбу, Еши и Цыдыпа к пастуху Дугару Нимаеву сказать, что богатые скотоводы рады помочь новой власти.
От улуса тронулись прямиком через степь. Дамба придерживал свою лошадь. Он хотел ехать рядом со спутниками. За улусом степь была ровная, дальше поднялись невысокие сопки. На крутых взлобках, прогретых солнцем, зеленела щетина травы, покачивались колокольчики отцветающего ургуя.
Дамба склонился с седла, сорвал цветок, поднес к сухим, запекшимся губам. Цветок весны, цветок радости, живая песня мужества. У неба ясного взял ты краски для своих лепестков, у гибких верб — серебристый пушок, а где взял, ургуй, свою гордую стойкость? Нежный, прозрачный, хрупкий и беззащитный на вид, ты встаешь над землей в студеную пору весны. В низинах еще лежат проволглые снега, а ты уже голубеешь на склонах. Ночами мороз покрывает лужицы корочкой льда, а ты, ургуй, цветешь. Нет-нет и завьет над сопками белые кудри вьюга, а ты ургуй, отряхнув с лепестков снежинки, тянешься к солнцу. Где берешь свою стойкость, гордую стойкость, ургуй? Не земля ли дает ее вместе с первым своим теплом, вместе с первыми соками?
Лошади бежали неторопливой рысью. Из-под копыт взвивалась легкая пыль и оседала на зеленой траве. Цыдып помахивал плетью, смеялся:
— Дамба теперь большой человек. Богатый человек Дамба. Если бы ты, Еши-абагай, потерял таких коней, ты бы с печали стал на целый пуд легче. Дамбе-богачу все нипочем. Что коней потерять, что пуговицу от штанов — ему все равно. Беда богатый человек Дамба!
Шея у Еши вздувалась, багровела, он сердито фыркал, оглядываясь на Дамбу.
А Дамба молчал, и горечь копилась в его сердце. Это — его друзья? Где голова у тебя, Дамба? Где у тебя сила и смелость? Или ты стал подобен беззубой шабаганце? Будь ты мужчина, Дамба, ты бы всыпал им так, чтобы недели две сесть не могли. Всыпь, Дамба, и скачи дальше отсюда. Скачи, пока не упадет конь… Но семья, что будет с семьей, кто станет кормить детишек? Молчи, Дамба, стисни зубы и молчи.
Дугар не обрадовался гостям. С Дамбой поздоровался сухо, отчужденно. Точно и не было между ними дружбы, точно и не курили они никогда из одной трубки.
Еши, увидев Норжиму, приосанился, подтянул спустившийся кушак, сладенько заулыбался. Девушка отвернулась и вышла на улицу.
— Разговор большой у нас есть, без чая горло пересохнет, — намекнул Еши.
— Норжима сварит. — Дугар вышел во двор, велел Норжиме поставить чай.
Из степи донеслась песня. Послышался стук копыт, а потом и голос Базара:
— Ого! У нас, кажется, гости, сестренка!
Девушка что-то негромко ответила и засмеялась.
— Ну, я их живо выпровожу! — сказал Базар.
Дамба почувствовал неловкость. С сыном Дугара лучше бы не встречаться. Но Базар уже вошел в юрту. Увидел Дамбу, тихо присвистнул. Еши между тем говорил:
— Я к тебе жаловаться приехал, Дугар. Ты теперь Советская власть, почему допускаешь, чтобы коней воровали?
— Когда украли?
— Позавчера.
— Вчера у Очира тоже увели… — вздохнул Дугар.
— Слава богу, хоть не у меня одного воруют, — обрадовался Еши.
— Караулить надо, — посоветовал Дугар.
— Кто раньше караулил? Никто. Что же я, по-твоему, должен всю ночь сидеть на пастбище с ружьем? Вы власть, вот и ловите воров.
— Совет тоже не будет сидеть около твоих коней. Потом, почему ты приехал ко мне? Цыдып тоже член Совета, пусть он разбирается.
— Я сам знаю, с кем мне разговаривать. Ну, где твоя Норжима? Чайку хочется. — Еши вдруг многозначительно подмигнул Дугару и кивнул головой Цыдыпу. Тот вышел и принес бутылку самогона.
