Булат Жандарбеков - Подвиг Ширака
Подняв Персию против Мидии и победив ее, Кир придал своей власти характер личной унии с мидянами, принял официальные титулы мидийских царей, выдвигал индийских вельмож на самые высшие посты (например, Гарпага). После объединения Мидии и Персии персы заимствовали не только систему государственного управления, но и более развитую мидийскую культуру, а потому евреи, вавилоняне, египтяне, греки, саки и другие народы именовали и персов более им известным именем мидян, а царей Персии чаще всего царями Мидии. В создании великой империи Ахеменидов мидяне сыграли огромную роль, так как более многочисленные, чем персы, они составляли большую часть основного ядра персо-мидийского войска. Более тридцати лет беспрерывных войн сделали свое дело, и воины, будь то персы или мидяне, научились хорошо делать только одно дело — воевать. Оторванные от своей земли, от родины, они считали царя своим кормильцем, а поэтому в тревожную пору всеобщего возмущения сохранили верность царской власти и этим сохранили власть Дария. И как сарбазы-персы добросовестно сражались против своего земляка и народного радетеля Вахъяздата, так и воины-мидяне со знанием дела воевали против своих земляков, сражавшихся под знаменем Фравартиша.
Из всего сказанного ясно, какое значение придавали цари великой Персии Мидии, и поэтому становится понятным стремление Дария присвоить себе лавры победителя и этим косвенно доказать, что деяния великого Кира вполне доступны и по силам Дарию.
* * *
Как судьба бывает слепа! Не Нидинту-Бэлу, не Арпаку, не Фраде, не Вахъяздату, а Фравартишу она предоставила возможность сыграть выдающуюся роль и вписать свое имя в историю. Именно Фравартишу! Находясь в самой середине Ахеменидской империи, он мог объединить все движения против персидского владычества, и тогда народы, попавшие под иго, обретали свободу. Вместо этого он не внял Вахъяздату и Фраде, сам не пошел на союз с ними и им не дал соединиться для совместной борьбы, что было бы в интересах и самой Мидии, за которую он так ратовал. Фравартиш оттолкнул даже своих сподвижников из Парфии, Гиркании и Сагартии, вставших под его знамена, своим высокомерием, грубостью и эгоизмом. И вместо побед обрек себя на поражение.
Небольшая отсрочка кончилась с прибытием в Мидию Дария. Под крепостью Кундуруш, что находится в Мидии, Фравартиш дал свое последнее сражение. Это произошло в 25-й день месяца адуканиш. Как и следовало ожидать, Фравартиш потерпел поражение и с немногими уцелевшими всадниками бежал в направлении города Раги, но был перехвачен и доставлен к Дарию в столицу Мидии Экбатаны.
Дарий краток в своем изложении: "Фравартиш был схвачен и приведен ко мне. Я отрезал ему нос, уши и язык и выколол ему глаз. Его держали в оковах у дворцовых ворот, и весь народ его видел. Затем в Экбатанах я посадил его на кол, а людей его, которые были его приверженцами, я распял".
* * *
Дополним отчет Дария.
Когда Фравартиша подвели к Дарию, он вскричал:
— Ты должен исполнить мое последнее желание, как обреченного на смерть. Я знаю, ты откажешься, потому что дрожишь за свою жизнь и потому что ты трус, а поэтому пусть вступит со мной в поединок любой перс из твоего окружения. Не побоюсь и двоих. А потом делай со мной что хочешь, но одного перса я унесу с собой!
— Легко ты хочешь отделаться, Фравартиш. Неужели ты думаешь, что мы глупее тебя?
И Дарий взмахнул рукой. Палач стал умело делать свое дело. Одним круговым движением вырезал нос. Затем ловко обрубил уши. А Фравартиш истерично кричал:
— Ты мозгляк, торгаш несчастный! Дерьмо вонючее! Слава богу — Персия выдыхается! После Кира — псих Камбиз, после психа Камбиза — недоумок Бардия, ну а теперь ты — трус, слизняк! Слушай ты, выродок, сын Гистаспа, недолго осталось тебе царствовать. Скоро моя Мидия вновь возродится и будет попирать обломки Персии, а ты и твоя свора будут лизать зад любому мидянину!
Фравартишу выкололи глаз и посадили на кол. Торжествующий Дарий подошел поближе к своему врагу, чтобы полностью насладиться его невыносимыми муками. Фравартиш, словно почувствовав это, приоткрыл свой единственный глаз и, увидя сквозь пелену персидского царя, зашевелил свой испеченный болью рот, чтобы набрав слюны, плюнуть в лицо Дарию, а выкатившийся из орбиты глаз источал такую ненависть, что персидского царя передернуло как от озноба. Чего-чего, а мужества у этого человека по имени Фравартиш отнять было нельзя.
Дарий гневно приказал выколоть Фравартишу и второй глаз.
Араха
Что делает человек, когда спасается! Он ищет или глухомань, где можно затаиться, или же наоборот — многолюдье, где можно затеряться. Араха, растеряв всех своих спутников, выбрал второе и вместе с небольшой группой паломников, которых, кстати сказать, с каждым годом становилось все меньше и меньше, проник в этот кишащий людской муравейник, именуемый Вавилоном. Кроме инстинкта самосохранения в решении укрыться именно в этом городе не последнюю роль сыграли и приятные воспоминания, так как Араха, человек молодой, жизнерадостный и горячий, к тому же бывший далеко не бедным, несколько лет тому назад сумел осуществить желание многих мужчин и женщин побывать в самом злачном месте всего Востока, в знаменитом Вавилоне. На этот раз Араха своим острым взглядом приметил, что ослепляющая прежде мишура изрядно потускнела и город мечты многих прожигателей жизни уже далеко не тот, что прежде. Конечно, по-прежнему шумели многочисленные и многолюдные базары, по-прежнему поражали своей роскошью дворцы, и своими размерами грандиозная Эсагила, и своей высотой башня Этеменанки, своей красотой и каким-то изяществом — храмы и святилища, по-прежнему город изобиловал притонами, лупанариями, трактирами, кабаками, харчевнями и по-прежнему в них обирали любителей острых ощущений. Но исчезли какой-то шик и блеск города, утеряна какая-то величавость бывшей Столицы Мира.
* * *
Толкаясь в торговых рядах, настороженный Араха вдруг приметил, что возле него все время отирается какой-то субъект. "Неужели лазутчик из "око и уши" царя?" — холодея от ужаса, подумал Араха и в это же время почувствовал, что у него срезают кошель, подвешенный к широкому поясу. Араха крепко перехватил руку. Пойманный попытался вырвать руку, но сразу же почувствовал мертвую хватку человека недюжинной силы и сник. Араха глянул на свою добычу, и у него отлегло от сердца. На него ясным невинным взглядом смотрел тщедушный юноша, мало похожий на лазутчика из тайной службы царя. Если бы Араха не поймал этого воришку с поличным, то, наверное, отпустил бы сразу, потому что этот мальчишка был олицетворением чистоты и невинности, а его ясный взгляд мог ввести в заблуждение самого недоверчивого человека. Поняв, что крепко пойман, юноша расплакался и, глядя ясными, полными слез глазами прямо в глаза Арахи и проникая своим взглядом прямо в душу, стал рассказывать, как изнывая от голода, так как у него уже три дня не было и крошки во рту, он... и тут воришка стал всхлипывать. Юноша чем-то очень понравился Арахе, и он, крепко держа пойманную добычу, поволок его в первую же харчевню. Заказал похлебку из бараньих потрохов, хлеба и две кружки сикеры. Усадив рядом юношу, Араха, многозначительно вынув из ножен широкий нож, положил на стол рядом с собой, а затем уселся сам, широко расставив крепкие ноги.
— Ешь и рассказывай, — приказал Араха и добавил: — Только правду!
— Меня зовут Гаммила, — сказал звонким голосом юноша и благодарно, лаская своего нового хозяина ясным взглядом, стал рассказывать, набив хлебом рот.
— Я поступил на учение к Набу-уцалли и уплатил ему два сикля серебра, которые мне достались от покойных родителей. Но после обучения я срезался на первом же клиенте, когда попытался незаметно отстегнуть сумку от пояса у Табия, жреца прорицаний и толкователя сновидений из Эсагилы, и попался! Меня наказали палками и отпустили, пожалев...
— Еще бы, я сам чуть было... гм... — пробурчал Араха и приказал: — Продолжай!
— Я был избит, у меня не было ничего за душой, я все отдал Набу-уцалли, свое последнее серебро. И тогда я показал наш контракт с учителем другим учителям по этому ремеслу. Они обсудили, немного поспорили, а потом приговорили, чтобы Набу-уцалли уплатил мне по 1/2 суту ячменя за каждый день моего ученичества и 1/2 сикля за понесенное по его вине наказание палками.
— У кого ты воровал, когда попался? — заинтересованно спросил Араха.
— У Табия, мой господин, у Табия. Он такой злой! Ведь как только после смерти Хасба, Урма, жрец помазания и казначей храма, стал верховным жрецом бога Бэла-Мардука, Табия, как третий по положению жрец Эсагилы, считал, что освободившееся место жреца помазаний и казначея храма по праву должен занять он, но Урма решил иначе и передал Набу, как говорят, — своему незаконнорожденному сыну, а сан Набу — жреца омовения и ритуала другому незаконнорожденному сыночку — Хапу. И теперь Табия, окруженный семейством Урмы, боится, что у него отнимут сан для какого-нибудь еще незаконнорожденного сыночка Урмы. Урма — здоровенный мужчина и детей у него много.
