Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 1
— Фландрскими, знамо дело.
— А Фландрия у нас чья? То-то и оно. — Никита прошелся по горнице. — Мало что Англия с Испанией на морях соперничает, они еще и тут зачнут драться. Английские купцы в Белое море дорогу уж проложили.
— Да, когда Ченслор[1] в Москву приезжал осенью той, помнишь небось.
— Да уж как забыть, коли вы тем годом подрядились народ из Москвы вывозить — ухмыльнулся Судаков.
— Так вот, встречался тогда царь Иван с Ченслором, и Федор с ним тоже говорил. Звал государь Федора послом к королеве Марии поехать, да он отказался, Осипа Непею отправили.
— Отказался? — зорко взглянул на дочь Судаков. — Муж твой редкого ума человек, таких на Москве и не встретишь ноне.
— Одного бы его отправили, — она подняла на отца усталые серые глаза. — Государь бы меня с Марфой не отпустил, в заложниках бы оставил.
Никита погладил дочь по голове, как в детстве.
— Когда война начнется, от старого Новгорода мало что останется. И так наши вольности упразднили, а если в Ливонии заместо купцов войска стоять будут, много не наторгуешь.
Царь Иван горазд чужих в страну впускать, а чтобы своих выпускать — так это не по евонному. Надо тебе с Марфой в Колывань собираться. Я у всех на виду, мне не с руки тайными делами заниматься, а что баба с девкой едет, так кто на вас взглянет?
— А что сделать надо?
— Это я тебе расскажу, — присел к столу Никита.
Колывань, лето 1557 года
Мартин Клюге цепко взглянул на женщину, что стояла перед ним. Была она высокого роста, худощавая, с аккуратно убранными под белый чепец льняными косами. Из украшений — простые серебряные серьги да скромное венчальное кольцо. Платье опрятное, но бедноватое. И не подумаешь, что это дочь богатейшего купца Судакова и жена ближнего боярина царя Ивана. Федосья поняла его взгляд и рассмеялась.
— Не с руки мне алмазами обвешиваться, герр Мартин, меньше взглядов, оно и лучше.
— И то верно, — одобрительно кивнул Клюге. — Как там сродственник мой, Иоганн? Жена его родила?
— Еще за неделю до отъезда нашего. Хороший мальчик, крупный, здоровый, — улыбнулась Федосья.
— Ну и слава Богу, — Клюге кивнул на письмо. — То дело, о коем отец ваш мне написал, фрау Теодосия.
— Зовите меня Тео.
— Так вот, фрау Тео, за один день это не делается. Мне надо кой с кем посоветоваться, да не здесь, а подалее. Так что придется вам пару месяцев тут пробыть, не меньше — пока я грамоты нужным людям отправлю, пока ответы получу…
Федосья замялась.
— Неловко мне у вас останавливаться, негоже женщине у вдового человека жить. Нет ли у вас какой старушки на примете, чтоб комнату взять?
— Да вот хоть фрау Катарина, у которой Стефан жил, еще до того как в море ушел, — чего еще искать? — пожал плечами Клюге.
— Стефан? — ахнула Феодосия.
— Ну да, Стефан, что из Московии бежал. Одноглазый такой, он сейчас капитан «Клариссы».
Знаком он вам?
— Племянник это мой, по мужу. А Петя, брат его меньший тоже здесь?
— Петер? — Клюге посмотрел на большие часы нюрнбергской работы. — Он в училище городском, вот-вот придет. Ужели вам батюшка ничего не сказал?
Феодосия отрицательно покачала головой.
— Узнаю Никиту, — усмехнулся Мартин Клюге. — На что я скрытный, так он меня скрытнее.
Фрау Тео, вы говорили, что он передал для меня шкатулку какую-то. Давайте я ее заберу, а потом к фрау Катарине сходим, тут рядом.
Марфа сидела на подножке возка и скучала. Пусто было на дворе, ни луж, ни пыли — одни чисто подметенные камни и подстриженные деревца. Мать ушла с Клюге в дом, за массивную, всю увешанную засовами деревянную дверь и уже долго не возвращалась.
И город маленький — не то что Москва иль Новгород. Матушка, правда, показав на шпиль церковки, сказала, что это самое высокое здание в христианском мире, но девочка сомневалась — кому придет охота строить такую красоту в эдаком захолустье?
Из-за угла вышел большой черный кот и по-хозяйски разлегся на нагретых солнцем камнях.
— У-у, какой ты толстый, — присвистнула Марфа. — А погладить тебя можно?
Кот приоткрыл один глаз и помахал хвостом. Девочка пощекотала его шею, пальцы нашарили ошейник с бубенчиком.
— Черныш? Черныш, это ты?
Кот урчал и ластился.
— Эй, — раздался из ворот звонкий и сердитый мальчишеский голос, — не трожь моего кота!
— Он и мой кот, забыл что ли? — выпрямилась Марфа. — Здравствуй, Петька!
Мальчик — невысокий, ладный, темноволосый, — от неожиданности выронил на камни книжки из рук и вытаращил глаза: «Марфуша?!».
— Смотри, — он выудил из-за ворота маленький, изукрашенный изумрудами золотой крестик на тонкой цепочке.
Марфа достала крест побольше — тоже золотой, с алмазами.
— Я его так и не снимала. — Она вскинула глаза на Петю — Соскучилась я по тебе, Петька.
— Пойдем, — Мальчик поднял книги. — Я тебе все-все покажу, и комнату мою, и где я учусь, и море.
— Море! — ахнула Марфа.
— А то! — довольно сказал Петя. — Вон Степа со дня на день должен прийти, он нас, может, на шлюпке покатает. Степа нынче капитан, у него своя «Кларисса», вот оно как, дурында московская! — Петя высунул язык и тут же ойкнул, получив чувствительный тычок.
— Будешь задаваться, получишь пребольно!
— Как не расставались, — покачала головой Феодосия, глядя на брата с сестрой.
— Вот, смотри, — наставлял Степан Марфу. — Этот узел называется фламандским.
Восьмерку тебя Джеймс уже научил вязать, теперь попробуй этот, если надо соединить два троса, лучше его нет.
Девочка ловко завязала узел и победно оглянулась на Петю. Тот под присмотром нового капитана «Клариссы», шотландца Джеймса Маккея пыхтел над простым булинем.
Феодосия стояла на палубе и смотрела на Колывань. «Кларисса» была пришвартована на рейде и перед ней, как на ладони, лежал весь город — с серым замком на холме, башнями, шпилями, черепичными красными крышами. Где-то там была ратуша и рядом аптека.
Мартин Клюге договорился с хозяином, что Феодосия будет учиться у него составлять лекарские снадобья.
— Вы не простудитесь, миссис Тео? А то ветер поднялся. — Джеймс принес из каюты большую темно-синюю в черную клетку шаль с диковинным, невиданным узором.
— Какая теплая. — Женщина поплотней закуталась в мягкую шерстяную ткань.
— Матушка мне с собой дала, когда я из дома уходил, подростком еще. — Глаза капитана были такие же, как у нее, — серо-зеленые. — С тех пор вот и вожу с собой. Это цвета моего клана.
— Спасибо. — Она бросила взгляд на детей. — Возитесь вы с ними, что вы, что Степан, наверное, у вас дела и поважнее есть.
— Стивен брата раз в год видит, что может быть важней? Я вот уже пятнадцать лет не был в Шотландии, даже не знаю, что с моей семьей.
— Если герр Мартин сейчас в Лондон переберется, может, они чаще встречаться будут, Степан с Петей?
— Навряд ли. — Маккей указал на горизонт. — Хороший день будет завтра, видите, закат какой багровый.
— Почему навряд ли? Вроде Степан говорил, что он будет сейчас под английским флагом ходить?
— Английский флаг, миссис Тео, разный бывает, — неохотно сказал Маккей. — Оттуда, где Стивен ходить будет, до Лондона далеко.
— Где же это?
— Про то у него самого спросите. — Маккей обернулся к детям. — Эй, детвора, не пора ли на берег?
— Пусть еще поиграют, — просительно улыбнулась Феодосия.
— Это корабль, миссис Тео, — мягко, но непреклонно сказал капитан. — Хоть мы и торговая шхуна, но правила для всех одни. Слыхали, как в колокол ударили? Все, гости с палубы долой.
— Строгий вы. — Она вдохнула чуть пахнущий солью, слабый ветер.
— Вовсе нет, — Джеймс рассмеялся, и Феодосия увидела вдруг, что он на самом деле еще очень молод. — Племянник ваш, вот он строгий пока еще, а я его старше, помягче буду.
— Придете завтра на обед к Клюге?
— Посмотрим, как погрузка пойдет.
— Петя, Марфа, собирайтесь. — Феодосия сняла шаль и протянула ее Джеймсу.
— Оставьте себе пока. Хоть и лето, а вечера холодные здесь, все же море.
Степан Воронцов проследил, как дети устроились в шлюпке, и сам сел на весла.
— Федосья Никитична, — сказал он, когда Петя и Марфа побежали наперегонки к дому Клюге. — Разговор у меня до вас есть.
— Так сейчас давай и поговорим, Степа, — Феодосия поражалась переменам, произошедшим с племянником. Перед ней стоял взрослый, много повидавший человек.
Впрочем, так оно и было.
— Нет. — Воронцов помолчал. — Завтра. А то я сейчас, боюсь, еще не то скажу.
Он резко оттолкнул шлюпку от берега, а Феодосия все смотрела ему вслед — пока закат не заполонил все небо.
Никита Судаков подвел черту в большой, в половину стола, книге и записал под ней баланс.
