Анатолий Марченко - За Россию - до конца
— Видимо, следует применять более жестокие меры к мародёрам и насильникам, — не очень уверенно проговорил я.
Деникин взглянул на меня как на несмышлёныша:
— А вы думаете, Дима, что я проявляю мягкость и всепрощение? Надеюсь, читали мои приказы о расстрелах за мародёрство? Обещал и каторгу и повешение, а что толку? Не могу же я один ловить и вешать этих хищников! Вся беда в том, что многие в нашей армии смотрят на Гражданскую войну как на способ личного обогащения. Всё больше убеждаюсь в том, что надо рубить с голов, а мы часто бьём по хвостам. Да только боюсь, что если рубить головы, то их у нас и вовсе не останется!
* * *
Ох, как я его понимал!
Утверждают, что о призвании человека можно судить по первому впечатлению. Я не очень-то доверял такому мнению и поэтому пристально всматривался в Антона Ивановича, стараясь анализировать и оценивать каждый его поступок и даже каждую его фразу. Я всё больше приходил к убеждению, что вижу в нём не нового Наполеона, не героя или вождя, но простого, честного, стойкого и мужественного человека. И я искренне верил в то, что именно такие люди, как Деникин, способны вывести Россию из хаоса Гражданской войны.
«Такому мудрому человеку, как Антон Иванович, быть бы главой государства», — не раз мелькала у меня в сознании эта мысль.
Когда я поделился этим с Любой, она подумала и добавила:
— Да, но чтобы при нём состоял премьер-министром какой-нибудь сукин сын, но умный сукин сын.
— Отчего же именно сукин сын? — удивился я.
— А оттого, что без сукиных сынов нет и России. Я так и не понял, говорит ли она это серьёзно или шутит.
36
Прижатая к морю белая армия агонизировала. И именно в такой трагический момент генерал Врангель счёл возможным нанести Деникину самый тяжкий удар.
Вот фрагменты его письма Деникину:
«...Английский адмирал Сеймур передал мне от имени начальника Английской миссии при Вооружённых Силах Юга России генерала Хольмана, что вы сделали ему, генералу Хольману, заявление о Вашем требовании оставления мною пределов России, причём Вы обусловили это заявление тем, что вокруг имени моего якобы объединяются все те, кто недоволен Вами.
Адмирал Сеймур предложил мне воспользоваться для отъезда за границу английским судном...
...Моя армия освободила Северный Кавказ...
...На совещании в Минеральных Водах 6 января 1919 года я предложил Вам перебросить её на Царицынское направление, чтобы подать помощь адмиралу Колчаку, победоносно подходившему к Волге...
...Предоставленный самому себе, адмирал Колчак был раздавлен и начал отход на восток. Тщетно Кавказская армия пыталась подать помощь его войскам. Истомлённая походом по безводной степи, обескровленная и слабо пополненная, она к тому же ослаблялась выделением всё новых и новых частей для переброски на фронт Добровольческой армии...
...Кавказская армия под ударами 10-й, 2-й, 11-й и 4-й армий красных была отброшена к югу... Противник стал спешно сосредоточивать силы для прикрытия Москвы и, перейдя в наступление против армии генерала Май-Маевского, растянувшейся на огромном фронте, лишённой резервов и плохо организованной, легко заставил её начать отход...
...Вы стали искать кругом крамолу и мятеж...
...В ответе на рапорт мой последовала телеграмма всех командующим армиями с указанием на то, что «некоторые начальники позволяют себе делать мне заявления в недопустимой форме» и требованием «беспрекословного повиновения». (Действительно, Деникин требовал этого в ответ на рапорт Врангеля о необходимости немедленно начать эвакуацию Ростова и Новочеркасска и принять срочные меры по укреплению плацдарма на правом берегу Дона).
...20 декабря Добровольческая армия была расформирована, и я получил от Вас задачу отправиться на Кавказ для формирования кубанской и терской конницы.
По приезде в Екатеринодар я узнал, что несколькими днями раньше прибыл на Кубань генерал Шкуро, получивший от Вас ту же задачу, хотя Вы это впоследствии и пытались отрицать, намекая, что генерал Шкуро действовал самозвано...
...В Новороссийске за мной велась Вашим штабом самая недостойная слежка: в официальных донесениях новороссийских органов контрразведывательного отделения Вашего штаба аккуратно сообщалось, кто и когда меня посетил, а генерал-квартирмейстер Вашего штаба позволял себе громогласно, в присутствии посторонних офицеров, говорить о каком-то «внутреннем фронте в Новороссийске во главе с генералом Врангелем»...
Усиленно распространённые Вашим штабом слухи о намерении моём «произвести переворот» достигли заграницы...
Я подал в отставку и выехал в Крым, «на покой»...
...Мой приезд в Севастополь совпал с выступлениями капитана Орлова. Выступление это, глупое и вредное, но выбросившее лозунгом «борьбу с разрухой в тылу и укрепление фронта», вызвало бурю страстей... Во мне увидели человека, способного дать то, чего жаждали все. Капитан Орлов объявил, что подчинится лишь вше...
...8 февраля Вы отдали приказ, осуждающий выступление капитана Орлова, руководимое лицами, «затеявшими подлую политическую игру», и предложили генералу Шиллингу арестовать виновных, невзирая на их «высокий чин или положение». Одновременным приказом были уволены в отставку я и бывший начальник Штаба моей армии генерал Шатилов, а равно и ходатайствовавшие о моём назначении в Крым генерал Лукомский и адмирал Ненюков...
...Теперь Вы предлагаете мне покинуть Россию...
...Со времени увольнения меня в отставку я считаю себя от всяких обязательств по отношению Вас свободным и предложение Ваше для меня совершенно не обязательным. Средств заставить меня его выполнять у Вас нет, и тем не менее я решаюсь оставить Россию, заглушив горесть в сердце моём...
...Если моё пребывание на Родине может хоть сколько-нибудь повредить Вам защитить её и спасти тех, кто Вам доверился, я, ни минуты не колеблясь, оставляю Россию. Барон Пётр Врангель».
Деникина это письмо глубоко задело. Он тут же ответил Врангелю:
«Милостивый государь Пётр Николаевич!
Ваше письмо пришло как раз вовремя — в наиболее тяжкий момент, когда мне приходится напрягать все духовные силы, чтобы предотвратить падение фронта. Вы должны быть вполне удовлетворены.
Если у меня и было маленькое сомнение в Вашей роли в борьбе за власть, то письмо Ваше рассеяло его окончательно. В нём нет ни слова правды. Вы это знаете. В нём приведены чудовищные обвинения, в которые Вы сами не верите. Приведены, очевидно, для той же цели, для которой множились и распространялись предыдущие рапорты-памфлеты.
Для подрыва власти и развала Вы делаете всё, что можете.
Когда-то, во время тяжкой болезни, постигшей Вас, Вы говорили Юзефовичу, что Бог покарает Вас за непомерное честолюбие...
Пусть Он и теперь простит Вас за сделанное Вами русскому делу зло...»
Прочитав это ответное послание, Врангель взбесился:
— Генерал Деникин, видимо, перестал владеть собой!
Однако позже, в эмиграции, работая над своими мемуарами, Врангель признал, что его письмо Деникину было продиктовано гневом, грешило резкостью и содержало в себе несправедливые выпады. Он как бы раскаивался в том, что поддался влиянию эмоций и незаслуженно «ударил лежащего». Но из песни слова не выкинешь...
В феврале 1920 года Врангель уехал в Константинополь, но уже в апреле вернулся, чтобы принять пост главнокомандующего вооружёнными силами Юга России у Антона Ивановича Деникина.
Этому событию предшествовал приказ Деникина, подписанный им в Феодосии 22 марта 1920 года:
«Параграф 1. Генерал-лейтенант барон Врангель назначается Главнокомандующим Вооружёнными Силами Юга России.
Параграф 2. Всем, честно шедшим со мной в тяжёлой борьбе, низкий поклон. Господи, дай победу армии, спаси Россию.
Генерал-лейтенант Деникин».
Это был, пожалуй, самый короткий приказ Деникина за всё время войны...
* * *
Ночь перед прибытием в Россию, в Севастополь, Врангель провёл на крейсере «Генерал Корнилов». Его мучила бессонница. Звенели цепи, на борта крейсера накатывались тяжёлые волны, в уши врывался тяжёлый топот матросов на палубе. Отчаявшись заснуть, Врангель встал, оделся и сел к столу.
«Приказом от 22 марта за № 2899 я назначен генералом Деникиным его преемником.
В глубоком сознании ответственности перед родиной я становлюсь во главе Вооружённых Сил на Юге России.
Я сделаю всё, чтобы вывести армию и флот с честью из создавшегося тяжёлого положения.
Призываю верных сынов России напрячь все силы, помогая мне выполнить мой долг. Зная доблестные войска и флот, с которыми я делил победы и часы невзгод, я уверен, что армия грудью своей защитит подступы к Крыму, а флот надёжно обеспечит побережье.
