Анатолий Марченко - За Россию - до конца
Все свои надежды Деникин возлагал на решительные, безостановочные действия. Только наступление, только вперёд, оборона должна быть предана полному забвению! Пассивная оборона — смерть для армии, численность которой меньше, чем у противника. Но разве можно только наступать и наступать? В ходе наступления растягиваются коммуникации, нарушаются связи, тылы неизбежно отстают. Тыл в таких обстоятельствах уже перестаёт быть надёжной опорой наступающих, «живёт» сам по себе, всё более превращаясь в самодовлеющую силу, которая зачастую направлена на мародёрство, взяточничество, а то и прямой разбой, порождая разгул самых низменных инстинктов.
Свежайший и нагляднейший тому пример — Мамонтов с его телеграммой, отправленной на Дон из тамбовского рейда:
«Посылаю привет. Везём родным и друзьям богатые подарки, донской казне 60 миллионов рублей, на украшение церквей — дорогие иконы и церковную утварь».
Лозунг войны за идею превращался такими, как Мамонтов, в лозунг «Грабь награбленное». И спрашивается, к кому после этих грабежей предпочтёт прислониться тот же тамбовский мужик — к белым или к красным?
С особым остервенением набрасывались на богатую добычу кубанцы. Они не спешили к линии фронта, а тем более не спешили ввязываться в боевые действия с красными: у них были цели куда более заманчивые и привлекательные! На попадавшихся им на пути станциях они спешно и судорожно, грызясь между собой, перегружали трофеи из эшелонов, идущих к центру, в эшелоны, направляемые на юг, на кубанскую землю. Не брезговали ничем: забирали коней, оружие, военное имущество — всё, что сгодится в родной станице. Не случайно председатель Терского Круга Губарев высказался с потрясающей прямотой:
— Конечно, посылать обмундирование кубанцам не стоит. Они десять раз уже переоделись. Возвращается казак с похода нагруженный так, что ни его, ни лошади не видать. А на другой день идёт в поход опять в одной рваной черкеске.
Мамонтов оправдывался: красные грабят ещё почище наших. На что возмущённый Деникин отвечал:
— Жалкие оправдания! Ведь мы, белые, вступали в борьбу именно против насилия и насильников!
...Уже много позже, в эмиграции, Антон Иванович размышлял со своими собеседниками на эти темы, был откровенен:
— За войсками шла контрразведка. Я не хотел бы обижать многих праведников, изнывающих морально в тяжёлой атмосфере контрразведывательных учреждений, но должен сказать, что эти органы, покрыв густой сетью территорию юга, были иногда очагами провокации и организованного грабежа. Особенно в этом прославились контрразведки Киева, Харькова, Одессы, Ростова-на-Дону.
Он перечислял те самые города, где до прихода белых с небывалой жестокостью, порой доходящей до зверств, действовали ЧК.
В своих мемуарах Антон Иванович был столь же самокритичен:
«История подведёт итоги нашим деяниям. В своём обвинительном акте она исследует причины стихийные, вытекающие из разорения, обнищания страны и общего упадка нравов, и укажет вины: правительства, не сумевшего обеспечить армию; командования, не справившегося с иными начальниками; начальников, не смогших (одни) или не хотевших (другие) обуздать войска; войск, не устоявших против соблазна; общества, не хотевшего жертвовать своим трудом и достоянием; ханжей и лицемеров, цинично смаковавших остроумие армейской фразы «от благодарного населения» и потом забросавших армию каменьями...
Поистине нужен был гром небесный, чтобы заставить всех оглянуться на себя и свои пути».
35
Из записок поручика Бекасова:
В смутные времена всегда необычайно сильно влечёт к чему-то сверхъестественному и таинственному, то есть к тому, что в обычные нормальные годы жизни кажется предрассудком и даже чудачеством, заслуживающим всеобщего осмеяния. В связи с этим я припоминаю, что в дни тяжёлых испытаний, выпавших нам в России, потянуло к хиромантии и астрологии.
Я вдруг заинтересовался фигурой Антона Ивановича Деникина именно в свете этих областей то ли знания, то ли невежества.
Оказалось, что Деникин по знаку Зодиака был Стрельцом. И оказалось также, что весь его облик, характер, внутренняя суть во многом совпадали с тем, что было присуще людям, родившимся под этим знаком! Душа Стрельцов, по утверждению известного астролога, находилась под постоянным напряжением, они легко поддавались волнениям и переживаниям. Кроме того, утверждалось, что у Стрельцов сильно развито чувство собственного достоинства, что они обладают большой волей. Главные черты характера — откровенность, прямодушие, смелость и мужественность. Я читал обо всём этом в книге по астрологии и диву давался: всё это было будто бы списано с Антона Ивановича! Ещё больше поразило меня то, что Стрельцы любят устремляться в дальние походы, а каждый новый подвиг даёт толчок к их духовному росту. Всё это со стопроцентной точностью было присуще Деникину. Правда, утверждение о том, что Стрелец в гневе своём бывает страшен, явно расходилось с характером Антона Ивановича: в таком состоянии я никогда, даже в дни отчаяния, его не видел. Он оставался спокоен, невозмутим, не повышал голоса и не унижал своих подчинённых гневными и обидными словами. Такая невозмутимость, видимо, давалась нелегко: лицо его при этом становилось страдальческим. Надо отметить также, что он обладал редким чувством справедливости и, наверное, именно поэтому пользовался если уж не всеобщей любовью, то, во всяком случае, несомненным уважением со стороны солдат и офицеров.
Особо я отметил честность и порядочность Деникина. Могу подтвердить даже под присягой, что он был абсолютно честен, когда говорил:
— Я веду борьбу за Россию, а не за власть... Счастье Родины я ставлю на первый план. Форма правления — для меня вопрос второстепенный. Я считаю одинаково возможным служить России при монархии и при республике, лишь бы знать уверенно, что народ русский желает той или иной власти.
Такого рода мысль он высказывал не раз, фразы варьировались, но суть всегда оставалась неизменной. Я знал многих генералов, часто слушал их пламенные речи. Однако они не производили на меня впечатления той предельной искренности, которой были пронизаны речи Деникина. Он был человеком твёрдых убеждений даже тогда, тогда ошибался.
И разве не могут не вызвать восхищения такие, к примеру, его слова:
— Будьте вы правыми, будьте вы левыми, но любите нашу истерзанную Родину и помогите нам спасти её!
А уж фразу Антона Ивановича «Моя программа сводится к тому, чтобы вначале восстановить Россию, а уж потом сажать капусту», — повторяли в армии частенько, передавая из уст в уста.
Чем меня ещё привлекал Деникин, так это тем, что он был самым настоящим бессребреником. Он органически не выносил корыстолюбия и конечно же людей, заражённых этим пороком. Помню, весной девятнадцатого года, когда уже довольно сильно пригревало солнце, Антон Иванович продолжал ходить в черкеске. Я спросил, не жарко ли ему в таком одеянии, на что он ответил, немного смутившись:
— Брюки износились, вот и прикрываю их черкеской, чтобы перед офицерами не было стыдно.
Он не лицемерил. Оделся в новую форму лишь тогда, когда мы получили английское обмундирование.
Потом, уже в эмиграции, Ксения Васильевна показывала мне письмо мужа, которое он послал ей в июле 1919 года:
«Особое совещание определило мне 12 000 рублей в месяц. Вычеркнул себе и другим. Себе оставил половину. Надеюсь, ты не будешь меня бранить».
В период самой разнузданной инфляции деньги, о которых упоминал Деникин, иначе чем нищенскими не назовёшь. И многие офицеры и даже генералы упрекали Деникина в излишней скромности и нередко открыто высмеивали его бессребреничество. Более того, они утверждали, что низкие оклады будут толкать людей на грабежи и взятки.
Впрочем, грабежи, взятки, насилие и без того стали повседневной нормой жизни обездоленной армии. Как-то в порыве откровенности Антон Иванович признался мне:
— Самое страшное состоит в том, что совершенно нет душевного покоя. Становится невмоготу, когда ежедневно видишь убийственную картину грабежей и насилия. Народ пал так низко, что я не знаю, когда ему удастся выбраться из грязи.
— Видимо, следует применять более жестокие меры к мародёрам и насильникам, — не очень уверенно проговорил я.
Деникин взглянул на меня как на несмышлёныша:
— А вы думаете, Дима, что я проявляю мягкость и всепрощение? Надеюсь, читали мои приказы о расстрелах за мародёрство? Обещал и каторгу и повешение, а что толку? Не могу же я один ловить и вешать этих хищников! Вся беда в том, что многие в нашей армии смотрят на Гражданскую войну как на способ личного обогащения. Всё больше убеждаюсь в том, что надо рубить с голов, а мы часто бьём по хвостам. Да только боюсь, что если рубить головы, то их у нас и вовсе не останется!
