Борис Финкельштейн - Гарольд Храбрый
— Не согласна, а счастлива.
Граф не удержался и осторожно коснулся губами её губ. Она отстранилась, погрозила ему пальчиком и мягко произнесла:
— Надо потерпеть, милый. Нельзя нарушать обычаи.
— Что ж, будем терпеть, — преувеличенно печально проронил Гарольд.
Возвращаясь в усадьбу, они увлечённо обсуждали планы их будущего. Было решено, что Гарольд переговорит с отцом, а потом приедет просить её руки.
* * *
На следующий день Гарольд встретился с отцом. Он весь горел нетерпением, спеша побыстрее отдать дань предписанным обычаями формальностям. Старый Годвин почувствовал, что сын хочет поговорить о чём-то важном. Они сели в кресла друг напротив друга. Годвин откинулся на спинку, а Гарольд, наоборот, подался вперёд, напряжённо сцепив пальцы.
— Так о чём ты хотел говорить, любезный сын мой? — спросил старик.
— Я хочу жениться, отец.
— Хорошее дело, — кивнул граф. — И невесту ты выбрал достойную... из славного старинного рода.
— Вы уже знаете? — вскинул брови Гарольд.
— Знаю, — кивнул граф.
— Значит, будем готовиться к обручению.
— Не торопись, сынок, — опустил глаза Годвин. — Всё не так просто.
— О чём вы?
— Ты знаешь, кто её отец?
— Знаю. И вы его знали. Он был хускерлом короля Этельреда.
— Э-хе-хе, — вздохнул старый граф. — Если б это было действительно так.
— Что значит если б? — нахмурился Гарольд. — Я вас не понимаю, отец. Говорите правду, что вы имеете в виду.
— Правду? — Старик нервно потёр руки. — Ты хочешь её знать?
— Конечно!
— Её отцом был... — Годвин замялся, но всё же решительно закончил: — Её отцом был наш родственник... Покойный Ингельред.
— Старый Ингельред?! — опешил Гарольд. — Этого не может быть!
— Может, сынок, может. В жизни всякое бывает.
Гарольд опустил голову и заиграл желваками.
— То-то её мать так странно смотрела на меня, — глухо произнёс он. — Что ж она молчала?
— А что она могла сказать? — развёл руками граф. — Похвастаться ей было нечем.
— А Эдита? — вскинул голову Гарольд. — Она тоже знает?
— Успокойся, — мягко произнёс отец. — Она-то ничего не знает. Но беда в том, что об этом знают другие.
— Ты полагаешь?
— А откуда об этом узнал я?
Гарольд сокрушённо уронил голову и после долгой паузы с болью спросил:
— И что теперь делать? Неужели из-за старых дедовских обычаев я должен похоронить своё счастье?
— Дело не в обычаях, хотя они не так уж и плохи, — осадил сына старик. — Чтоб вы могли жениться, требуется разрешение Папы.
— Испросим его! — встрепенулся Гарольд.
— Попытаться можно, — с сомнением произнёс Годвин. — Но не сейчас. Наша церковь в опале. А изгнание норманнов, чему мы были причиной, не облегчает задачу. Их герцог в почёте у Папы.
— Неужели нет никакой надежды? — Гарольд чувствовал, как почва уходит у него из-под ног.
— Надежда есть всегда, — поспешил приободрить его отец. — Надо подождать. Может, для тебя это лишь очередное увлечение...
— Это не увлечение! — перебил сын.
— Верю, ибо хорошо тебя знаю. И люблю больше, чем остальных твоих братьев, — ласково произнёс старик. — Тебя ждёт большое будущее, и это сейчас главное... Эдуард слаб и немощен. Я стар. Скоро, очень скоро ты заменишь нас на вершине власти. И тогда всё изменится... А пока надо потерпеть.
— И это всё, что вы мне можете сказать? — с горечью сказал Гарольд.
— Пока всё, — развёл руками старик.
Глава 4
КЛЯТВА
После беседы с отцом Гарольд долго не мог прийти в себя, уж очень внезапно рука судьбы развеяла его мечты. Надо было ехать к Эдите и всё ей сказать. Он несколько раз усаживался в седло, но, вспомнив её открытые, доверчивые глаза, слезал обратно. Прошло две недели, Гарольд бездействовал. Он пытался отвлечься в работе, но ничего не получалось, слишком сильна была боль. В конце концов, совершенно измучившись, он решился и поскакал к возлюбленной.
Эдита встретила его, ничем не показав, сколь сильно её ранило длительное отсутствие. Они, как обычно, отправились на прогулку по окрестностям. Гарольд был оживлён, пытался шутить, но девушка чувствовала, что-то не так.
— Что случилось, милый? — спросила она, ласково заглядывая ему в глаза.
— Ничего, сердце моё, — ответил Гарольд, отводя взор. — Я просто устал.
— Это правда? Дело только в усталости?
— Да, милая, — кивнул Гарольд, проклиная себя за нерешительность.
Эдита сделала вид, что поверила. Они немного погуляли и вернулись в поместье. За обедом Гарольд старался показать хороший аппетит и вопреки обыкновению пил более обычного. Несколько раз он ловил на себе напряжённые взгляды матери Эдиты, но тут же отводил глаза, слишком тягостно было для него само её присутствие. Наконец, почувствовав, что душевные силы покидают его, он поспешил откланяться, сославшись на неотложные дела.
Эдита вышла с ним во двор и с затаённой болью следила за тем, как он усаживается в седло.
— Ты скоро приедешь? — спросила она, едва сдерживая слёзы.
— Скоро, милая, — кивнул Гарольд. Он с трудом выдавил из себя улыбку, разобрал поводья и, стегнув коня плетью, поскакал прочь.
— Прощайте, миледи! — воскликнул Рагнар, устремляясь вслед за ним.
* * *
Прошла неделя, затем ещё две. Гарольд жил в каком-то кошмаре, его душа стремилась к возлюбленной, но он не ехал к ней, ибо мысль о том, что во время откровенного разговора он причинит боль, повергала его в отчаяние. Гарольд потемнел и осунулся. Рагнар впервые видел его в таком состоянии. Оруженосец как мог пытался развлечь своего господина, но все его усилия были тщетны.
В канун Рождества от Эдиты прибыл нарочный. Взяв в руки послание, граф затворился в своём покое и с замиранием сердца развернул пергамент. Там было всего несколько строчек. «Я всё знаю, милый. Господь да поможет нам. Жду. Люблю. Эдита».
Будто огромная тяжесть свалилась с плеч Гарольда. Несколько раз перечитав послание, он бросился на конюшню, наспех оседлал жеребца и как был, в одной тунике, покинул замок. Рагнар, с трудом нагнав его, набросил на плечи хозяина тёплый плащ, и они помчались дальше.
Всю дорогу до усадьбы Гарольд молчал. Покрытый пеной жеребец скакал из последних сил, но граф продолжал нахлёстывать его, слишком велико было желание поскорее увидеть возлюбленную.
Завидев его, она расплакалась, он с трудом сдержал слёзы. Успокоившись, Эдита гладила его большую ладонь своей маленькой ручкой и шептала ободряющие слова:
— Всё будет хорошо, милый. Вот увидишь, всё будет хорошо.
— Да, да, любимая, — перебирал её волосы Гарольд. — Всё будет хорошо.
С этого дня он стал бывать в усадьбе чаще, чем прежде. Непреодолимое препятствие лишь подстегнуло чувства влюблённых. Когда они были вместе, тревоги отступали, но стоило разлучиться, и они начинали ощущать страшную пустоту.
* * *
А время продолжало свой бег. Кончилась слякотно туманная зима, отзвенела весёлой капелью весна, яркое летнее солнце взошло над островом. И тут произошло крайне неприятное для дома Годвина событие. Старший брат Гарольда — Свен был уличён в неблаговидном поступке. Уитенагемот присудил его к изгнанию. Свен покорился, не зная, что в изгнании его ждёт гибель.
Престиж рода пошатнулся, чем не преминули воспользоваться враги. Они повели атаку на короля. Старый граф находился в глубоком унынии и временно устранился от государственных дел. И это дало свои плоды, Эдуард стал охладевать к фаворитам. Годвин, почувствовав неладное, собрался было принять меры, но тут в его судьбу неожиданно вторгся рок.
Случилось вот что. Дабы сплотить своих вассалов, король решил устроить пир. Помимо саксов, он пригласил на него норманнских вельмож и знатных англов. По его повелению во дворец прибыли северные графы — Сивард Нортумбрийский и Леофрик Мерсийский, а также сын Леофрика — эрл[8] Альфгар.
Зал, в котором проходило пиршество, представлял собой просторное помещение, освещённое факелами, масляными светильниками и огромным камином, в котором готовилась пища. Своды и потолок покрывал густой слой копоти, а пол утопал в сухих травах. В центре зала на возвышении стоял длинный стол, окружённый резными, отделанными слоновой костью креслами. Он предназначался для короля и знатных вельмож. Чуть ниже находились столы для хускерлов и прочего служивого люда.
