Давид Малкин - Жизнеописание малых королей
Иерусалимцы ходили злые, то тут, то там вспыхивали драки, городская тюрьма была переполнена. В месяце Тамузе прошёл затяжной хамсин[45], ещё усугубивший нервозность людей.
Но с приходом каждого вечера в Иерусалим возвращалась прохлада, воздух становился прозрачным и сладким, город взлетал и плыл над Иудейскими горами. Тогда все жители, кто способен был передвигаться, высыпали из домов на улицы или хотя бы поднимались на крыши домов. Горожане прогуливались и обсуждали итоги последних боёв.
Цидкияу тоже покидал вечером дом и, чаще всего, гулял по королевскому саду. Иногда он выходил в город. Его сопровождали неизменные телохранители: Яхин и Боаз. Двум этим огромным парням не даром дали имена столбов у входа в Храм. Было странно видеть у них ещё какое-либо оружие: удара такого кулака, казалось, было достаточно, чтобы вогнать в землю осла.
Однажды Цидкияу в задумчивости шёл по саду и вдруг услышал смех.
Приглядевшись, он увидел пожилого человека – тот что-то рассказывал обступившим его поварятам. Цидкияу подозвал незнакомца и спросил, что смешного он рассказал мальчикам.
– Я сегодня всех обманул! – захохотал человек.– И Навуходоносора, и самого Бога – всех!
Он наклонился к уху короля и проговорил:
– Я прожил ещё один день!
Цидкияу отшатнулся, только теперь поняв, что перед ним – сумасшедший. Вечером он попросил Ирмияу:
– Благослови Иудею, пророк! Помнишь, как благословил иврим Билам, враг наш: "Как хороши шатры твои..."!
– Нет!– прервал его Ирмияу.– И не зови меня больше из "Ямы". Для тебя всё теперь кончено.
После его ухода Цидкияу долго сидел один, глядя на огонь в жаровне.
Подумал: наверное, вот так же отказался пророк Шмуэль помочь королю Шаулу.
В этот день он проснулся задолго до рассвета, умылся, помолился и, не разбудив слуг, прошёл на женскую половину дома поглядеть на свою малышку-дочь. К его удивлению, Рахель не спала, лежала и улыбалась ему. Цидкияу взял ребёнка на руки, умыл, надел на неё рубашку, дал кусок лепёшки, какой нашёл, и вышел в сад. Они обогнули стену расположенного рядом Храма и поднялись на холм. Голова девочки раскачивалась возле лица Цидкияу, он целовал ароматную щёку Рахели и, счастливый, зажмуривал глаза.
Поднявшись на холм, они увидели стену Храма Шломо, её камни нагревались уже пробудившимся солнцем. Рассвет очертил бронзовые ворота в крепостной стене: Долинные, Рыбные, ворота Эфраима. От башен, где находилась иудейская охрана, на ворота падали тени, похожие на тёмные шкуры. На заштукатуренный пролом в стене, сделанный ещё в дни короля Амации, выползла большая ящерица, уставилась на солнце и водила головой влево и вправо, будто не советовала светилу входить в Иерусалим.
Рахель звонко рассмеялась, ящерица взглянула на людей и вернулась к своему занятию – покачиванию головой.
Они спустились к Храму. Цидкияу поставил дочку на землю, кивнул охране, прошёл в ворота и стал обходить двор. Дверь Хейхала – помещения, где стояли священные сосуды,– была открыта, и они увидели, как один из священнослужителей Первой череды приблизился к семисвечнику-Меноре, встал на вторую ступень камня у её подножья и начал очищать бронзу, заливать в семисвечник масло и вкладывать фитили, которые, по традиции, изготавливались из старой одежды коэнов. Менора будет гореть целый день, а вечером священник опять поднимется по камню, но зажжёт уже только одну свечу – нер-а-маарави, то есть западную, наиболее близкую к Святая Святых. Она будет гореть всю ночь.
Малышка доела лепёшку, перемазалась и заныла. Цидкияу умыл её и напоил из источника возле храмовых ворот. Повернули к дому. Он шёл медленно, блаженно вдыхая запах от крошечной головки Рахель.
Люди в королевском доме уже проснулись. Цидкияу поцеловал девочку и передал её нянькам. Малышка заплакала, он погладил её, успокоил, но сам ушёл к себе в совершенном смятении, хотя обычно такое светлое утро давало ему покой на целый день.
Цидкияу ещё не закончил еду, когда от крепостной стены прибежал вестник с сообщением, что вавилонским осадным машинам удалось проделать пролом вблизи Рыбных ворот.
<...> В одиннадцатый год правления Цидкияу, в четвёртый месяц, в девятый день месяца Ав была проломлена городская стена.
На этот раз иудеи не смогли заложить пролом. Атаки вавилонян не утихали даже к ночи. В жестоких рукопашных боях у пролома несли потери последние резервы Цидкияу – отряды левитов внешней охраны Храма.
Ишмаэль бен-Натания пришёл к королю с ежедневным рассказом о состоянии защитников города – теперь он возглавлял оборону Иерусалима. Оружие кончалось, людей не хватало, на крепостной стене рядом с отцами сражались подростки, только недавно справившие бар-мицву. Цидкияу слушал, опустив глаза, и думал, что это плохо, но выхода он не знает. Вдруг Ишмаэль приблизил к нему пылающие глаза и хриплым голосом зашептал, что если сегодня же ночью он не исполнит плана командиров, то они покинут город без него.
План был такой. Король в темноте через большую пещеру[46] под стеной покинет столицу и в пустыне Арава встретится с посланником фараона – эту встречу брался устроить Ишмаэль бен-Натания. Цидкияу должен убедить египтянина, что судьба не только Иудеи, но и всей фараоновой империи зависит от помощи, которую получит Иерусалим.
– Только ты можешь убедить фараона,– говорил Ишмаэль.– Вспомни, как ты уговорил иерусалимцев отпустить на волю рабов.
Весь месяц Тамуз Цидкияу отказывался бежать из Иерусалима, но сегодня он ответил:
– Амен.
Иудеи не знали, что Навуходоносор велел в эту ночь свежему отряду касдимов, прибывшему из Южного Двуречья, разбить лагерь вблизи проломленной иерусалимской стены. Наутро намечался решительный штурм города, и касдимы, упорные и дерзкие воины, с косицами под затылком и с узкими – только для еды, но не для смеха – ртами, должны были первыми прорваться через пролом в Иерусалим.
Яхин подставил ладонь, как птенца, перенёс Цидкияу через вавилонское заграждение и передал Боазу, за спиной которого король сразу исчез из виду.
– Сюда!– послышался голос Ишмаэля, двигавшегося первым. – Не выходи на свет!
Но луна в ту ночь была безжалостно яркой, а от великанов-телохранителей падали на песок такие широкие тени, что спрятать беглецов не могли никакие кусты. Внезапно закричал и повалился на землю шедший последним Яхин. Остальные бросились к нему, но со всех сторон в них полетели стрелы с наконечниками, смоченными ядом скорпиона, и затрещали боевые касдимские барабаны. Попавшие в засаду иудеи, едва различая против света нападающих врагов, всё-таки попытались прорвать их кольцо, но удалось это только Ишмаэлю бен-Натании. Размахивая мечом, он пробился сквозь толпу касдимов и исчез в ночи. Цидкияу ринулся было за ним, но был свален на землю упавшим Боазом, в которого попал отравленный дротик. Толпа врагов накинулась на Цидкияу и его людей, и вскоре живые и мёртвые иудеи лежали связанные в охранной палатке внутри касдимского стана.
На рассвете по вавилонскому лагерю прошла весть: король иудеев в плену, Иерусалим сдался, Царь Царей отдал город на разграбление армии.
"В пятый день месяца Тевет пришёл ко мне беглец из Иерусалима, чтобы сказать: "Поражён город!", – записал пророк Ехезкель, вздохнул и вслух заключил: "Горе нам всем!"
Ненависть Навуходоносора к упрямому и непокорному городу была такова, что после победы он назначил губернатором Иерусалима своего придворного палача Невузарадана. Пьяный от непрерывного победного пира, тот бродил по притихшим в ужасе улицам и, заметив среди развалин ещё сохранившуюся стену, приказывал кинуть за неё факел и не выпускать из огня никого. В первые же дни оккупации отряд поджигателей, находившихся при Невузадаране, сжёг Храм, королевский дом и все прилегающие к нему постройки.
Старший палач разрушил стены вокруг Иерусалима. И оставшихся иудеев <...> Невузарадан, старший палач, изгнал из страны. <...> И взял старший палач Сераю-первосвященника, и Цфанью-второго священ ника, и трёх стражей входа в Храм, а из города взял он одного начальника воинов и пятерых из Предстоявших Лицу Короля, остававшихся в городе, и военного писца, вербовавшего народ, и ещё шестьдесят человек из города, и взял их Невузарадан - старший палач и отвёл их к царю Бавеля в Ривлу. И перебил их всех царь Бавеля, и умертвил их в Ривле, в стране Хамат.
И ушли иудеи в изгнание из страны своей <...>
Потом, уже в вавилонском плену, среди иудеев ходил рассказ, будто командующий отряда из племени халдеев по личному приказу Навуходоносора поспешил в "Яму", вывел оттуда пророка Ирмияу, велел его накормить, одарить богатой одеждой и рабами и с почётом отправить в Вавилон. Но пророк отказался от подарков. Он брёл по городу и рыдал. Верный Барух записал:
